Отголоски будущего

      В полутьме и при негромком монотонном шуме двигателей космического челнока Юргенсена клонило в сон. Хотя в его часовом поясе день уже был в разгаре, и улетал он вроде бы вполне себе проснувшимся. И загруженным обычными домашними проблемами. Близнецы регулярно давали родителям жару. Особенно маме. Как выяснилось, безопасные дверцы-неоткрывайки, установленные на кухонную мебель, открываются шаловливыми детскими ручками ровно за три минуты. Ну не кодовые же замки монтировать на все кухонные и прочие шкафы! В прошлый раз за те пару минут, пока Агнес бегала к калитке получить от курьера бандероль и расписаться за нее, расторопные детишки успели придвинуть к кухонной рабочей линии стул, влезть, высыпать в готовящееся тесто целую коробку разрыхлителя, уронить на пол посудину с десятком яиц и благополучно упасть со стула прямо попой в разбившиеся яйца. Прихватив по пути пакет сахарного песку.       В этот раз банда втихаря умыкнула и употребила на троих полукилограммовую упаковку изюма. Причем львиную долю этого продукта слопал Пондер, нисколько не заморачиваясь тем, что сушеный виноград — неподходящий корм для собаки. И главная проблема была даже не в том, что изюм — слишком калорийная еда, а Пондер и так цветом, формой и содержанием жиров напоминал брусок маргарина на ножках. Обожравшийся ретривер потом расслабленно раскинулся на ковре, а оба соучастника кражи стояли возле него на корточках, приложив ухо к его раздутому животу. Выражение лиц близнецов было убийственно серьезным и предельно озабоченным. Как у профессора на консилиуме, который без сканера пытается разобраться в тонкостях перистальтики пациента.       — Пап, у него там кто-то есть. — Сэмми поднял голову от собачьего брюха и таинственным шепотом продолжил: — Они там шепчутся и разговаривают на чужом языке! — Селлин, испуганная, с округлившимися глазами, спросила, не переставая вслушиваться:  — Это Чужие, да, пап?! Они съедят Пончика (Пондер для неё был Пончиком), а потом вылезут у него из животика и будут нас ловить?!       В голосе ее слышались панические нотки, и она готова была расплакаться. В это время сеанс чревовещания прервался долгим свистящим звуком, исходящим откуда-то из района собачьего хвоста. Все трое (включая Пондера, который удивленно поднял голову) повернулись на этот звук и прислушались. Изюм, энергично протестовавший в недрах Пондерова живота, наконец-то обнаружил путь эвакуации.       Андерс непроизвольно расплылся в улыбке. Специфика детских проблем состоит в том, что эти проблемы вызывают улыбку. Во всяком случае, пока. Злиться на близнецов было невозможно, хотя некоторые их выходки реально доставали. Например та, в ходе которой они покрасили собаку акриловой краской в ядовито-зеленый цвет, а уж собака потом покрасила ковровое покрытие, кусок стены и накидку на кресло (и само кресло). Собаку отмыли, но вот все остальное пришлось менять. Быстро и необратимо высыхающий акрилат оказался въедливее масляных красок, те хотя бы растворителями оттереть удалось.       — Мы уже на месте, шеф, — обернувшийся назад пилот вернул Юргенсена к действительности. Пора, в самом деле, домашние заботы отложить в сторону и переключаться на работу.

***

      На часах космической спасательной станции было шесть утра — время пересменки. Переходы еще были освещены в ночном режиме, приглушенным светом. На станции стояла тишина и уютно пахло кофе. Дежурство прошлой смены выдалось спокойным, и Юргенсен надеялся, что и их смена пройдет тихо и спокойно. Не потому, что им не хотелось работать, а потому, что любой вызов означал страдания и возможную гибель людей. Спасатели, увы, не всесильны, несмотря на высокую квалификацию и искреннее желание помочь.       Он обменялся приветствием со своим сменщиком и заместителем Томашем Брезинским, молчаливым добродушным гигантом, чем-то напоминающим зубра из беловежской пущи. Тот передал ему отчет за смену, посетовал на бездарность нового тренера «Вирианских волков», из-за которого, по его мнению, «волки» продули вчерашний четвертьфинал по футболу, и неторопливо утопал на посадку на ожидающий смену шаттл. На минутку заскочила диспетчер, Бианка Корнелли — с просьбой перекинуть ее следущее дежурство на другой день. Потом появился техник и уточнил заявки на комплектующие оборудования. Обычная утренняя рабочая рутина. До завтрака, в восемь часов утра по расписанию, не предвиделось ничего особенного, и Андерс решил еще раз пробежаться по наброскам лекции. Курс психологии местного медицинского колледжа включал и тему посттравматического синдрома, и Юргенсен дал согласие провести небольшой цикл лекций для студентов. С примерами из собственной практики.       Неделя вообще выдалась тихая, почти без происшествий. Что, с одной стороны, не могло не радовать, с другой — будило нехорошие предчувствия надвигающегося звездеца. Вопреки распространенному мнению, работники МЧС отнюдь не все рабочее время проводили в спасательных операциях, на бегу одеваясь и на скаку заглатывая кофе с конской дозой кофеина. Иногда и несколько суток подряд проходило в бездеятельном ожидании, чтоб потом смениться авралом. Вот тогда станцию лихорадило, люди валились с ног, и приходилось вне очереди вызывать смену, находящуюся внизу на отдыхе. Люди никак не желали убиваться равномерно и по расписанию, чтоб оптимизировать работу спасателей. Нет, крупные аварии и катастрофы случались чаще всего именно тогда, когда весь личный состав станции уже разлетелся по вызовам. По закону подлости.       В первой половине дня не случилось никакого форс-мажора, станция послала по вызовам две дежурные наземные бригады, обе, можно сказать, по мелочам. Но сразу после обеда озабоченная Бианка Корнелли снова заглянула в кабинет-каюту Юргенсена.       — Тут такое дело, шеф, — на симпатичном смуглом личике лежала тень сомнения. — Во время вчерашней смены галаполиция посылала запрос насчет одного корабля. В смысле, не терпел ли бедствие или не пропадал ли в нашем секторе. Никаких сигналов бедствия от него мы не регистрировали, и никто о пропаже не заявлял. Ну мы, в смысле сменщица, Вера Юрьевна, ответила на запрос, что данными о крушении или пропаже корабля не располагаем. На тот момент.       — А на этот? — Юргенсен закрыл файлы уже практически готовых лекций и ободряюще взглянул на молоденькую практикантку-диспетчера.       — А сейчас, вот только что, нам передали сообщение от экспедиции ученых, что тот корабль к ним должен был прилететь еще дней десять назад, но почему-то не прилетел. Сообщение передал курьерский катер, который у них там побывал, сами ученые сидят без прямой связи и сообщить об этом не могли.       — Ну, значит, посылаете в галаполицию дополнение к ответу на запрос, мол так и так, по поступившим сегодня данным, искомый корабль ожидался тогда-то и там-то, но в предполагаемое время в точке ожидания не появился. В чем проблема-то? Вылет спасательно-розыскной команды объявить, форма один-два, желтый сигнал.       Диспетчер замялась.       — Дополнение к запросу я послала. А насчет спасательной команды… сигнала бедствия же не было… Может тоже, как в тот раз, помните? Когда одни мошенники просто взяли товар и обещали доставить, но к заказчику не доставили, а вместо этого с товаром исчезли. Вот и тут… Я подумала, раз галактическая полиция интересовалась, может это тоже жулики какие-нибудь? И название корабля такое странное…       — Какое-такое странное? — Юргенсен удивленно поднял брови.       — «Космический мозгоед» какой-то. Ну разве нормальные люди так корабль назовут. — Бианка пожала плечами и виновато добавила, глядя на меняющееся лицо шефа: — Я помню, вы говорили, что лучше слетать напрасно, чем оставить людей без помощи. Но я решила уточнить…       — Нет, эти люди — точно не мошенники. И если они не долетели… — Юргенсен помедлил, не докончил, лишь болезненно поморщился и уже обычным рабочим тоном приказал: — Вызов бригады на вылет, немедленно. Желтый сигнал, готовность пятнадцать минут.       Корнелли торопливо уцокала каблучками в диспетчерскую рубку, а он, не дожидаясь сигнала, начал собирать «тревожную» сумку. Собственно, и собирать ее не надо было, только бросить пару мелочей со стола. Всегда лежала собранная в шкафчике, несмотря на то, что начальник спасательной станции не так уж часто летал на вызов. Только тогда, когда на счету была каждая пара рук и когда заменить уставших людей было некем. Но в этот раз ситуация иная. У него даже вопроса не возникло: лететь или нет.       Взглянул на на табло с бегущими цифрами отсчета: до отлета бригады оставалось чуть более двенадцати минут. Время еще есть. Нашел в терминале диспетчерское вирт-окно с вчерашним запросом по «Космическому Мозгоеду». Скупой нейтральный текст, причина интереса галаполиции, как и следовало ожидать, не понятна. Послан запрос неизвестным ему (память на имена у него была хорошая) спецагентом Ковалевым В. Г. Вообще-то Бианка уже отослала формальный ответ, но Юргенсен, подумав, продублировал его еще раз, дописав этому Ковалеву о высылке на место предполагаемого исчезновения транспортника дежурной спасательной бригады. И пообещал лично информировать, в случае чего, о результатах рейда. Потом закрыл вирт-окно, выключил терминал, подхватил на плечо сумку и размашисто зашагал на посадку.

***

      Вопроса — лететь или нет, не возникало. И командир поисково-спасательной бригады это понял, только взглянув на его лицо. Вопрос, который он задал, тоже мог бы и не задавать:       — У тебя на этом корабле кто-то из друзей?       Он должен был лететь. Он уже однажды бросил… Да, именно так, бросил человека, которому ничем не смог помочь. Только выплеснул полтонны бесполезного словесного поноса и послал подальше от себя, в неизвестность, в еще худшую клоаку, чем та, в которой он сам остался. С таким же успехом он мог бросить его там, на базе, и просто дезертировать. Годы он мучился ощущением вины, безнадежно пытаясь оправдать себя тем, что «другого выхода не было» и «если бы не ранение». Со временем оно притупилось, но не прошло. И даже когда Рыжий нашелся и, вроде бы, обиды не держал, ощущение вины не исчезло. Потому что выжил он и стал тем, кем стал, не благодаря его, Андерса, помощи.       В памяти часто всплывал момент, когда он впервые позвонил… Это был шок, невозможность поверить, одновременно и радость, и укол вины, ударивший с новой силой. Слова, которые он хотел бы сказать при встрече, о которой столько думал и на которую перестал уже надеяться, застряли где-то в горле, и так кстати пришелся тогда срочный вызов, из-за которого пришлось прервать разговор. Он, Андерс Юргенсен, все-таки не киборг, и ему просто необходимо было время, чтоб новость переварить. Осознать ту данность, что Рыжий жив и сам ему позвонил. Он даже не помнил, какую околесицу нес в том, первом после разлуки разговоре. И отчаянно боялся, что Рыжик больше не позвонит и не напишет. Каким-никаким, а все же Андерс был психологом и чувствовал, что бывший его подчиненный тоже не в своей тарелке. Разочарование или, может быть, отголоски обиды, или просто возникшее со временем отчуждение — здесь он не был уверен. Все же киборги намного лучше владеют своими эмоциями.       И если бы Рыжий не отозвался больше, его бы это не удивило. Задело бы, конечно, но Юргенсен и так был благодарен ему за то, что тот счел нужным сообщить о себе. Просто «жив, здоров и все у меня хорошо». Но он… теперь уже не Рыжий, а Денис Воронцов, отозвался снова. И хотя из их короткой переписки не исчезло чувство дистанции, постепенно неловкость исчезла. Так пишут друг другу старые друзья, жизненные дороги которых очень давно разошлись и вряд ли пересекутся еще когда-нибудь. В последнем коротком письме Рыжий сообщил, что их трасса, возможно, пройдет через его, Юргенсена, сектор, и если они там окажутся, он даст об этом знать. Робким огоньком вспыхнула надежда, что они, может быть, смогут встретиться. Но никаких сообщений больше не приходило, и Андерс решил, что трасса «Космического Мозгоеда» все же прошла мимо.       А на деле оказалось иначе. Трасса не прошла мимо, что-то случилось с ними на этой трассе, проложенной Рыжим. Навигатор Денис Воронцов, Дэн… Человек (да, именно так!) на своем месте. Окруженный друзьями, которые его приняли таким, какой он есть. Он все-таки этого добился! Сам, вопреки мизерным шансам просто даже на выживание, не то что на успех. Несмотря ни на что не озлобился, не слетел с катушек и оказался человечнее многих людей, не переживших и доли того, что пришлось пережить ему. Не рожденному человеком, а созданному машиной. Это было бы страшно неправильным, несправедливым: пережить отбор и проверки специалистов Dex-компани, военный конфликт на Шебе, тренировочную базу Вариуса, все круги ада Черной Звезды и разбиться где-то на обычной рутинной трассе космических дальнобойщиков.       Об этом не полагалось думать, полагалось такие мысли гнать (не каркать!), но опыт нескольких лет работы в службе спасения упрямо подсовывал цифры статистики: более половины пропавших кораблей обнаруживаются слишком поздно или не обнаруживаются совсем. И с каждыми сутками шансы на благополучный исход уменьшаются на порядок. А со времени исчезновения КМ прошло более десяти дней. Сигнала SOS не поступало, и это могло значить что угодно. При определенных условиях даже автоматика не успевает активировать и сбросить маячки… например, при неудачном входе в червоточину. Или при лобовом столкновении с крупным, несущимся на космической скорости объектом, когда часть корабля непосредственно в зоне столкновения разлетается на атомы. Или…       Или просто сигнал никто не зарегистрировал. Мощность спасательного маячка достаточна, чтобы посылать призыв о помощи в пространство хоть бы и на световые годы. При условии, что на пути сигнала не будет препятствий. Например гигантской планеты или звезды с мощнейшим магнитным полем и сильным излучением в самых разных диапазонах. Если между кораблем, пославшим сигнал бедствия, и принимающей станцией окажется газовый гигант вроде той же Гидры, призыв окажется неуслышанным. Чтоб засечь его, придется подняться с эклиптики звездной системы и взглянуть на нее (точнее прослушать) сверху.       И, наконец, есть еще одна возможность, которую нельзя исключать, зная кое-что о команде «Космического Мозгоеда». Экипаж мог вообще не посылать сигнал бедствия, если рассчитывал, что справится с проблемами своими силами. Хотелось верить именно в это. Правда, за десять дней обычно проблемы или решаются, или команда все же объявляет их нерешаемыми и просит помощи. Если только это не команда упертых Мозгоедов! Вариант, что они могли бы взять товар, пообещать доставить по адресу и вместо этого испариться, он себе представить не мог. Даже в рамках «ну допустим». Юргенсен не знал никого из Мозгоедов лично, но был о них наслышан (слухами космос полнится) и был, к тому же, совершенно уверен: Рыжий с мошенниками связываться бы не стал.       Все это пронеслось в сознании за те несколько минут, чуть более чем четверть часа от момента посадки в скоростной спасательный катер до прыжка, после которого они вывалились из подпространства в системе Гидры-1. Огромная Гидра-1/d, неудавшийся близнец материнской звезды, однозначно доминировала в системе, и поиск решено было начать именно там: ведь именно туда, на один из ее спутников следовал пропавший транспортник. Катер на субсветовой скорости пересек орбиту гиганта и постепенно поднимался над плоскостью эклиптики. На экране медленно рос разноцветный пузырь планеты, коричнево-бежево-белые полосы и разводы которого напоминали кофе, смешивающийся с молоком в фарфоровой чашке. Узкие, почти незаметные в профиль кольца разворачивались вокруг, как ожерелье, украшенное крупными и мелкими бусинами спутников.       Небольшой транспортный корабль, если бы он находился на орбите, конечно, разглядеть было бы невозможно. Но чувствительная аппаратура должна была поймать и отфильтровать радиосигнал, если бы транспортник висел бы где-нибудь в пустоте или находился бы на одной из местных лун. При условии, что сигнал кто-то посылает, естественно. Но в эфире было тихо. Ученые отозвались на запрос (что означало — связь в локале нормальная) и теперь соблюдали режим молчания. Чтоб свести к минимуму возможные помехи. Их и без того хватало. Хаос шумов на всех диапазонах. И никаких упорядоченных сигналов.       — Ну что же, нас, похоже, не зовут, — связист-поисковик глядел на Юргенсена с нарочитым оптимизмом. — Но мы народ не гордый, позовемся сами. Полагаю, нет смысла прочесывать Лернею и ее ближайшие окрестности. Будь они там, давно бы связались со станцией. Начнем с противоположной стороны, там, где планета экранирует прямую радиосвязь. Посекторно. Вы пока расслабьтесь, кэп. Это может занять часы и часы, вы же знаете.       Юргенсен не был капитаном данного катера, но так уж получилось, что обращение «шеф» у большинства сотрудников не прижилось, а отрывистое «кэп» присохло — из армии в МЧС он пришел в звании капитана. И был не один такой, как оказалось, в службах спасения работало много армейских. Профессионалы с опытом, как и этот связист, который свое дело знает, и помочь ему Юргенсен никак не может. Только мешать, если будет так вот, раздражающе, стоять у него над душой. Ничего сделать невозможно, только ждать, пока принимающая система автоматически собирает, обрабатывает, сортирует и усиливает нужные электромагнитные волны.       Если в пределах доступности посылаемого ими вызова окажется искомый корабль, если у него исправны принимающие системы, если искин корабля не отключен и способен обработать приходящую информацию, если… Еще со времен армии и службы в разведке ожидание для него было самым трудным, труднее, чем сама операция, труднее, чем бой или любая тяжелая работа. В гнетущем молчаливом ожидании прошло около пяти часов, и за это время Андерс успел пережить настоящую синусоиду чувств. От надежды и уверенности, что везучие Мозгоеды наверняка справятся с любой ситуацией — до отчаяния и ощущения полной безнадеги. Там ли они вообще ищут?!       Они просканировали уже более двух третей пространственных секторов, когда пеленгующая система замерцала зеленым огоньком.       — Что-то есть, — связист вскинул на Юргенсена покрасневшие от усталости глаза с нездоровым блеском от запредельной дозы принятого кофеина. Сам Юргенсен наверняка выглядел не лучше, допивая за последние два часа четвертую чашку кофе. Не потому даже, что так нужен был этот кофеин, а просто потому, что пить кофе — это хоть какая-то деятельность.       Они нетерпеливо уставились на вирт-окно, пока пеленгующая система фильтровала принятые сигналы от посторонних естественных шумов. Наконец на темном экране осталась лишь одна светящаяся кривая, и звуковой синтезатор отозвался деловитым женским голоском, без тени удивления или радости:        — «Космический Мозгоед» принял ваш вызов.       Вспышка надежды и боязнь разочарования промелькнули в доли секунды. Голос был настолько деловит и спокоен, как может быть спокоен в такой ситуации голос корабельного искина, и у Андерса в мозгу пронеслась предательская мысль о том, что искин вообще-то может функционировать еще очень долго после гибели людей. Потом, секунду спустя, снова отозвался тот же голос, в этот раз совсем не похожий на безликий голос программы, и подозрительно спросил:       — А вы точно спасатели?