Renegades

Но мы хотим изменить наше завтра И мы не сойдем с нашего пути, Глядя прямо на огонь И никогда не отворачиваясь. -Måns Zelmerlöw “Whistleblower”

— Как у тебя дела? Никуда не опаздываешь? — поинтересовалась Эрикссон, делая глоток кофе с молоком и на несколько секунд закрывая лицо Юстса на экране ноутбука. — Все замечательно, — Сирмайс поднял руку, бросая взгляд на наручные часы. — Съемки клипа начинаются только через два часа. У меня еще уйма времени. — Монс тоже так говорит, а потом буквально вылетает из квартиры, — усмехнулась Кара, поджимая одну ногу под себя и устраиваясь удобней. Она сидела на своем излюбленном месте на кухне и, не спеша потягивая латте, впервые за долгое время разговаривала с Юстсом по Скайп. — Это клип на… черт, прости, забыла название песни… — Ko tu dari, да, — улыбнулся латыш, — что переводится на английский, как «что ты делаешь». — Точно, спасибо. Хоть что-то буду знать на латышском, — улыбнулась в ответ Эрикссон. — Да ладно, ты же знаешь уже несколько слов, которым я научил тебя в Стокгольме. — Самые стандартные, такие же, как те, которым я научила тебя на шведском. На нашем языке твоя песня будет называться «Vad gör du?», кстати. — Однако неплохо мы начинаем утро, — усмехнулся Сирмайс, и на мгновение его лицо исчезло за яркой зеленой чашкой со смешным желтым котом, которая повеселила Кару. — Так ты одна дома? А где Монс? — Вчера улетел на пару дней в Лондон, очередной концерт. — Скучаешь и бездельничаешь? — Не особо. Послезавтра последний экзамен, — закатила глаза шведка. — После всей той работы, что ты провела на Евровидении, еще и экзамены… Несправедливо, — хмыкнул Юстс. — У нас никаких поблажек, — улыбнулась Кара. — Думаю, тебе в академии их тоже не делают. Еще месяц назад они с Юстсом обсуждали самый масштабный песенный конкурс Европы, частью которого являлись, а сейчас вот говорили об экзаменах, как самые обычные студенты. — К сожалению, не делают… — разочаровано вздохнул Сирмайс, — разве что немного. Латыш заговорщицки подмигнул, и на несколько секунд его лицо снова скрылось за смешной чашкой. — Знаешь, — отозвалась Эрикссон, — у меня такое чувство, будто Евровидение было только вчера. Не могу поверить, что прошел уже целый месяц… — О, я отлично тебя понимаю, поверь! Мне сейчас некогда скучать: разные интервью, концерты в местных клубах, запись новых песен, съемки клипа…но иногда я просыпаюсь с мыслью о том, что я все еще в Стокгольме и вечером меня ждет сцена Глобен арены, и только потом вспоминаю, что я в Риге, — засмеялся Юстс. — Безумие, правда? — Немного, — улыбнулась в ответ Кара. — Это было поистине незабываемое время! Но я рада, что ты не стоишь на месте, ибо твоя шведская фанатка ждет новых песен. — Весьма польщен, — солнечная улыбка парня не меркла. — Чего и тебе желаю. Я имею в виду, не стоять на месте. Потому что у тебя тоже есть один латышский фанат, систематически читающий твой блог. — Не переживай, ты тоже дождешься интересных статей, — подмигнула ему Эрикссон. — Отлично, — с энтузиазмом воскликнул Сирмайс и бросил взгляд на правый нижний угол монитора, где отображалось время. — О, Кара, я бы с удовольствием поболтал с тобой еще, но не хочу вылетать с квартиры, как Монс, поэтому лучше пойду собираться. — Удачи тебе на съемках. Я буду ждать клип. — А я — новые посты. Еще созвонимся. Пока, — напоследок Юстс скорчил свою коронную кожицу и отключился. Кара с улыбкой покачала головой и закрыла крышку ноутбука. На самом деле писать статьи, посты или готовиться к завтрашнему экзамену ей совершенно не хотелось. И хотя это было солнечное летнее утро, Эрикссон почему-то не чувствовала себя бодрой и готовой к активной деятельности. Ею, наоборот, овладели чувства усталости и тоски. Это было несколько странно, но она скучала по Монсу. Он улетел только сутки назад и завтра утром должен был вернуться, но она по нему скучала. И это внезапно охватившее чувство было настолько сильным, что она не могла (и по правде говоря, не хотела) думать о чем-то другом. Эта тоска сопровождалась странным тревожным предчувствием, будто должно было произойти что-то неприятное, но Кара списывала это на волнение перед экзаменом. Ей жутко захотелось взять телефон и набрать номер Сельмерлёва, но в Британии было всего лишь семь утра, и он наверняка спал. И даже сильное желание услышать его сонный голос не заставило бы ее разбудить его. Только не так. И поэтому она просто сидела на кухне, вертя в руках чашку с давно остывшим кофе. Юстсу удалось прогнать ее унылое настроение, но, как выяснилось, ненадолго. Как только видеозвонок завершился, чувство одиночества вернулось. Кара была удивлена им и не понимала, откуда оно появилось, ведь Монс часто разъезжал по разным странам, и иногда эти поездки были куда длинней нынешней. Почему же сейчас она не могла найти себе места и так сильно желала, чтобы он был здесь, рядом с ней?.. Попытавшись не поддаваться унынию, Эрикссон двумя большими глотками допила остывший кофе, сполоснула чашку под холодной водой, завязала волосы в пучок и, взяв со стола все распечатки и ноутбук, направилась в гостиную с твердым намерением подготовиться к экзамену. Привычные механические действия должны были помочь ей сконцентрироваться, но этой концентрации внимания хватило буквально на полчаса. Далее мозг перестал воспринимать информацию, связанную со средствами массовой информации, а вместо этого возвращался мыслями ко времени в Великобритании. Кара вздохнула и снова захлопнула крышку ноутбука. Сняв очки, она бросила их на ноут и откинулась на диван, сдаваясь. Учеба сегодня явно не шла. Может, позвонить Йохансену? Она давно не разговаривала с ним по душам… Но сейчас он готовился к собственной свадьбе, и поэтому ей не хотелось отвлекать и загружать его своими проблемами. Месси тут же заскочил на диван, устраиваясь в ногах хозяйки, словно только и ждал момента, когда она оставит попытки работать. Взгляд его карих глаз был слегка печальным. — Ты тоже по нему скучаешь, да? Месси как-то сдавленно тявкнул, что, должно быть, означало «угу» и положил голову Каре на колени, не сводя с нее своих грустных карих глаз, так похожих на глаза его хозяина. Эрикссон вздохнула и погладила пса по голове. Он сейчас понимал ее неясную тоску как никто другой.