Хексберг-400

Олаф прислонился спиной к стволу мертвой сосны и прикрыл глаза. Тело стало легким и словно ватным, не было сил пошевелить даже пальцем, будто вся жизненная энергия покинула его вместе с теми каплями крови, что чернели теперь на стволе сухого дерева. Время вокруг остановилось: Олаф спал и не спал, блуждая в собственных фантазиях и воспоминаниях. Холодные волны северного моря качали его, принося покой, и больше не топили. Разве есть смысл бояться воды, когда видел такое… Когда он нашел в себе силы снова открыть глаза, тучи уже рассеялись, ветер стих, а высоко в небе висела ярко-желтая луна, заливая площадку холодным ровным светом. Валентин сидел неподалеку и пытался остановить кровь, все еще текущую у него из носа. Олаф достал из кармана свой носовой платок и протянул его Придду, тот принял его и поблагодарил кивком. «Какая же все-таки бестолковая вышла история, — тоскливо подумал Кальдмеер, бездумно поглаживая шероховатые корни. — Жемчуг, кэцхен, Ротгер Вальдес… Где он, кстати?..». Парень лежал там же, где в последний раз видел его Олаф, и по-прежнему не шевелился. «Может, все-таки сломал себе шею», — без особой жалости предположил он. Собрав волю в кулак, Олаф встал, пережил, опершись на дерево, несколько минут головокружения, и, шатаясь, побрел к Ротгеру. Тот дышал, и мучительно поморщился, когда Олаф дотронулся до большой ссадины у него на лбу. — Он будет в порядке, — подал голос Валентин, — Вальдесы живучие, как кошки. Поняв, что хоть кто-то из товарищей уже способен говорить, Олаф, наконец, спросил:  — Что это было? Придд усмехнулся: — А на что было похоже? Кальдмеер замялся; больше всего, пожалуй, это походило на сон под тяжелыми веществами после фильма ужасов. — Это была скверна, — не стал мучить его Валентин. — И — спасибо вашей прозорливости — теперь она убралась туда, откуда пришла. — А как же Мэллит? — Олаф снова присел на траву, чтобы меньше кружилась голова, и поморщился, когда неосторожно провел по земле разбитой ладонью. Впрочем, у него складывалось впечатление, что он тут наименее пострадавший — Валентин выглядел так, что краше на погост несут. Тот отвел глаза, посмотрел на луну, висящую над бухтой. — Не думаю, что она вернется к нам, — наконец, сказал он. — Не потому, что не сможет… Просто не захочет. — Я знаю, вы говорили с ней… — Это оказалось бесполезно, — пожал плечами Придд. — Я не смог ничего понять или почувствовать тогда… К несчастью, знаний с каждым кругом все меньше. — Знаний о чем? — все же спросил Олаф. Он так устал и так запутался, что, пожалуй, даже сожалеть о Мэллит сейчас не мог — просто хотел разобраться со всем этим ужасом раз и навсегда. Валентин гнусаво высморкался и заговорил. — Небольшая историческая справка, господин Кальдмеер. В конце Круга Скал в Талиге шла гражданская война: брат шел с оружием на брата, в Олларии короли, регенты и Проэмперадоры менялись каждые несколько месяцев, а соседние государства начали интервенцию. В довершение всех бед по стране начала распространяться скверна, и люди массово стали сходить с ума. В этих условиях вице-адмирал Вальдес хотел отправить в Дриксен подарочек, чтобы внутренние проблемы немного отвлекли Эйнрехт от талигских границ. Он добился своей цели: наполненная скверной Верная Звезда с двенадцатью висельниками на реях спровоцировала в Дриксен беспорядки. Однако Вальдес не учел, что когда проводишь кровавый ритуал посреди полного скверны моря, последствия могут быть хуже некуда: зелень, спавшая в воде тысячелетия, проснулась и начала расползаться. Однако ступить на сушу ей мешали. — Кэцхен? — Они только первый круг обороны, — покачал головой Придд, — и не самый сильный к тому же. Зелень всегда шла за своим поводырем — Вальдесом — а Вальдес был в Хексберг. Кэцхен же хранят город и его моряков, поэтому были вынуждены и бороться со скверной. В противном случае на них вряд ли повлиял бы даже прямой приказ Повелителя Ветра. Девочки — самые безответственные астэры, каких я только встречал. Несильный порыв ветра растрепал Валентину волосы, и он улыбнулся. — Ладно, ладно, я не злюсь, — сказал он тихо. — А вы встречали других? — уточнил Олаф. Он, пожалуй, знал талигскую геральдику даже хуже Бермессера, но кто у них Повелитель Волн, по счастью, помнил. — Кто, думаете, чуть не задушил вас на палубе той ночью? — ответил ему Валентин. — Увы, Дому Волн и его астэрам пришлось расхлебывать ту кашу, которую заварил господин Вальдес. Приближается Излом, зелень активизировалась, и — судя по тому, что говорила Мэллит, пока еще была собой — намеревалась захватить шестнадцать кораблей кроме того, что ей подарили, и вместе с ними нападать на сушу. Кэцхен хранят хексбергских моряков, но они раз за разом проигрывали битву за чужих. — Это они подавали сигнал бедствия? — догадался Олаф. — Да, но когда кораблем все же овладевала скверна, найери заступали ей дорогу, — Валентин помолчал, но потом все же жестко закончил, — и пускали его ко дну. — Меня они выпустили. Олафу показалось, его собеседник слегка смутился. — Вы не из Хексберг, но в каком-то смысле… — Валентин опустил глаза, — в каком-то смысле вы принадлежите Вальдесу. Поэтому вы смогли выжить сами, а позже — привести зараженную Мэллит — и Излома ждать не пришлось — в город. Здесь слишком любят вас, чтобы причинить реальный вред. Олаф хотел было сказать, что двенадцать лет ночных кошмаров все же можно назвать и реальным вредом и кое-как жестче, но не стал. — Почему вы помешали ей меня убить? — вместо этого решил узнать он. — Это был акт веры. Подумал, вы сможете помочь… Хорошо, что так все вышло, наконец-то я уберусь куда подальше из этого города, — Придд усмехнулся, — или останусь… Теперь-то тут полностью безопасно. Разве что наш Ротгер, — он кивнул в сторону все еще не подающего признаков жизни Вальдеса, — по-прежнему будет таскать по городу одну из своих подружек в каком-нибудь провокационном облике. — Что вы имеете в виду? — О, — Валентин потянулся до явственного хруста в суставах, — приезжим о таких вещах лучше не спрашивать! Олаф вспомнил, как за миг до исчезновения Вальдес посмотрел на него и не удержался: — А что с ним теперь стало? Придд понял его. — Кто знает, — пожал он плечами, — Вальдес даже при жизни был существом сверхъестественным. Скорее всего, он продолжит танцевать на своей любимой горе, только уже вряд ли сможет являться людям и морочить им головы. Может, Мэллит и о нем позаботится, она показалась мне хорошей девушкой. Принесу ей как-нибудь жемчуг… Тремя часами ранее Море тревожно бросало соленые брызги на пирс, волны пока были не слишком высокие, но все усиливающийся ветер не предвещал ничего хорошего; за рокотом прибоя было тяжело расслышать человеческую речь. — А всего пару часов назад светило солнышко, и ничего не предвещало, — уныло заметил Пауль, он нахохлился, засунул нос под шарф, а руки — в рукава. — Как-то холодновато для Осенних Скал! Руппи, впрочем, был полон энтузиазма. — Да уж, как-то резко погода испортилась… — задумчиво сказал он и без перехода добавил: — Ну что, пройдем дальше по пляжу? Бермессер, пинавший гальку чуть в стороне от основной группы, посмотрел на журналиста почти с ненавистью. На самом деле особого смысла в этом действительно не было: берег просматривался километра на два* в обе стороны. — Может, просто посидим в машине? — не очень уверенно предложила Гудрун. — Очевидно же: либо мы опоздали, и искать Мэллит придется уже утром с аквалангами, либо мы пришли раньше, и ее здесь пока просто не было. — А вдруг она выскочит далеко отсюда? — не унимался Штарквинд. Он, кажется, вовсе не мерз. — А если далеко от того места, где мы окажемся? — Мы можем вообще разделиться. Бюнц не выдержал: — А я просто хочу в тепло, — сказал он, демонстративно шмыгнув носом. — Действительно, ребят, если эта дура захочет топиться в ледяной воде — так флаг ей в руки! Что мы здесь интересного-то увидим?! — Например, это? — все повернулись на осипший голос Вернера, а затем еще раз — за направлением его взгляда. К пирсу, не обращая внимания ни на ветер, ни на волны, ни на смешную для таких махин глубину, шли корабли, излучавшие холодное зеленое свечение. — И что это? — Валим быстрее! — И вроде всего пару бокалов перед ужином… Пока мужчины приходили в себя и пытались понять, что же теперь делать, Гудрун, прошедшая не один тренинг личностного роста, достала телефон и принялась снимать прибытие кораблей на камеру. — Вот почему-то у меня такое ощущение, — мрачно сказала она, — что эти жуки все знали, потому и удрали на свою Гору. — На море, конечно, тяжело определять расстояние, но, Леворукий меня дери, вон тот парусник идет со скоростью узлов* девяносто! — добавил Руппи. — Бред какой-то! — Есть у меня подозрение, что на суше они тоже какие-нибудь чудеса скорости будут показывать… — выдавил Бермессер. Строго говоря, даже решись они убегать — не успели бы добраться до машины. Первый корабль достиг берега в считанные минуты. Вблизи стало понятно, что свечение генерирует не какой-то прибор, а будто бы сам корпус. — Глядите-ка, лебедь! — над судном действительно развевался полуистлевший флаг старой династии кесарей. — Вы так и будете стоять?! — кто-то на корабле помянул крабью тещу. — Либо читайте заговор, либо бегите уже. Мы будем дружелюбными совсем непродолжительное время! — Прошу прощения, — и снова первой опомнилась девушка. — Какой заговор вы имеете в виду? И сколько у нас примерно времени? Через борт свесилась фигура в потрепанной морской форме и с петлей на шее, и Вернеру на мгновение показалось, что он смотрит на свое отражение. — О, милая Гудрун, — улыбнулся незнакомец — впрочем, вовсе не незнакомец, уже и до идиота бы дошло. — В этот раз вы еще прекраснее. Простите, не могу спуститься и засвидетельствовать свое почтение в более подходящей форме. Для живых это может быть опасно. Я, конечно же, имел в виду четверной заговор, хотя лучше все-таки бегите. — А мы успеем? Какое расстояние в нашем случае можно считать безопасным? — собрался с духом Вернер. Он всю жизнь был закоренелым скептиком в вопросах мистики, но отрицать однозначные факты было ниже его достоинства. «В конце концов, не могли же мы все четверо помешаться одновременно», — успокаивал он себя. — Думаю, будет достаточно покинуть пределы города, — к борту подошел еще один мужчина (капитан фок Хосс, решил для себя Вернер). — И что же тогда будет с Хексберг? — спросила Гудрун. — Это пока трудно сказать, — ответил адмирал цур зее. — Все еще не определено. Перспективы от самых радужных до самых печальных. Он поднял взгляд куда-то на северо-восток, и Руппи прикинул, что именно в том направлении за спальными районами и несколькими сопками находится Гора. — И мы ничего не можем сделать? — грустно спросил он. — Боюсь, что так. — А вы? — Мы — тем более. Счастье, что мы пока достаточно осознанны, чтобы просто разговаривать с вами. Хотя неясно, с чего вы вообще с нами разговариваете вместо того, чтобы спасать свою жизнь. Есть, в конце концов, занятия и поинтереснее. Гудрун улыбнулась: — Вы зря себя недооцениваете. Не каждый же день мы встречаемся с такой экзотикой! — Вы там точно не буйнопомешанные? — напряженно уточнил кто-то невидимый, но его успокоили свои же. — Они просто никогда не видели выходцев, Торстен, и не знают, что нас надо бояться, — пояснил капитан. — Господа, — продолжил он, — а вам случайно не известно, что происходит на Горе? Такие странные ощущения… — Туда отправились Ротгер Вальдес, Валентин Придд и Олаф Кальдмеер, — ответил Пауль. Бермессер-выходец тихо охнул: — Кальдмеер, опять Кальдмеер, везде Кальдмеер, Создатель, как же достал, Кальдмеер в каждой щели затычка, — он спохватился, — прошу прощения, Гудрун. — Да ничего, — снова улыбнулась девушка, — у меня та же беда, только с бабушкой Элис. Вдохните, выдохните и подумайте о приятном. — Да я как бы вообще, — Бермессер выразительно потряс обрывок веревки с петлей на своей шее, — не очень-то дышу. — Соболезную, — Гудрун убрала с лица вылезшую из-под шапки прядь волос. — Тогда просто подумайте о чем-нибудь хорошем. — Только не вслух! — предупредил его фок Хосс. — У тебя с ней теперь разные представления о хорошем. — Мог бы и не уточнять, — проворчал его адмирал. — Будучи выходцем, знаете ли, сложно сохранить жизнерадостность. Спасает только самоирония, но и то — не очень долго. Впрочем, глядите-ка, кажется, наше дело сдвинулось с мертвой точки. Все вслед за ним обернулись на северо-восток и увидели, как там поднимается все выше и выше столб зелено-голубого света. — И что это такое? — Пауль задавал вопрос риторический, но на него сразу ответили. — Наши вашим перья обрывают! — опять воскликнул невидимый Торстен. — Да какие они наши… — тоскливо вздохнул фок Хосс. — Пожалуй, в первый раз в жизни — простите за каламбур — болею за Вальдеса. Пусть потреплет ее как следует. — И что же будет, если?.. — кто-то не договорил, так и не найдя слов. — Да всяко лучше будет… — уныло ответил адмирал цур зее. — А даже если ничего — лучше уж так. Все напряженно уставились вдаль, но разглядеть что-нибудь еще никому не удалось. Остальные корабли дрейфовали недалеко от берега, и с них тоже иногда доносились удивленные и озадаченные возгласы. Потом будто невидимая струна порвалась в воздухе, ветер начал утихать, а все, кто мог дышать, почувствовали, будто воздух в легкие стал проникать легче. Кажется, даже потеплело. А затем корабли стали плавиться в зеленом мареве, размываться, как акварельная картинка в воде. — Эй, вы там как? — крикнул Пауль. — Что случилось-то вообще? — А мы вроде как свободны, — немного удивленно ответили ему с корабля. — То есть, мертвы, конечно, но разве это важно? Главное — что теперь уже все, насовсем, свободны! — Эй, потомок! — Бермессер свесился еще ниже, и теперь стало видно, как его черная форма все больше расплывается, сливается с ночным воздухом. — Не знаю, что там дальше, но если для нас это «дальше» все-таки есть, я буду за тебя болеть. Удачи тебе, слышишь? Вернер хотел ответить, но у него комок встал в горле, и он просто кивнул. — Да слышит, слышит, — Гудрун ласково взяла его за руку. И в этот момент вся призрачная эскадра вспыхнула зеленым пламенем, осыпала стоящих на пирсе волонтеров снопом холодных искр и прекратила существовать. Само собой, на следующий день никуда они не улетели. И не потому даже, что не хотели (Олаф как раз очень хотел), просто аэропорт Святой Октавии закрыли в связи с погодными условиями — стихший к полуночи ветер разыгрался утром с новой силой. Теперь можно было сидеть в гостиной у немного смущенных Вейзелей, пить глинтвейн, греться у камина и молчать. Говорить после всего случившегося никому не хотелось. Да и что тут скажешь? Однако общество товарищей Кальдмеера сегодня тяготило. Он взял путеводитель по городу из гостиничного номера и решил, что немного пройдется — поищет знаменитую кесарскую елочку. Дом вице-адмирала Вальдеса он отыскал легко, тот был обозначен на карте. Это оказалось двухэтажное каменное здание с мансардой, увитой диким виноградом. Ротгер будто бы ждал его — так быстро открыл дверь. — Решили все-таки попытать счастье, — заключил он. Олаф кивнул, прошел внутрь, вежливо поинтересовался: — Как ваша голова? Вальдес потер лоб. — Ну, у меня шишка, — улыбнулся он. — А сотрясения нет — доктор сказал, что там сотрясаться нечему. — Поражаюсь вашей жизнерадостности. Итак, где же то самое окно? — На втором этаже, первая дверь от лестницы, — с готовностью ответил Ротгер. — Идемте, я провожу. Лестница проникновенно скрипела под ногами и была достаточно крутой — Олаф пару раз хватался за узкие перила. — Здесь почти ничего не изменилось с прошлого круга, — пояснил хозяин дома. — Особняк включен в проект культурного наследия — любые перестановки нужно так долго согласовывать, что проще уж жить в музее. Вот оно, ваше окно. Олаф достал телефон и сделал несколько снимков, потом сверился с картой в путеводителе. — Всего-то четырнадцать зданий, построенных при дриксенской оккупации, — заключил он. — Может, поможете еще сузить зону поиска? — Боюсь, я ее только расширю: это здание талигойское. Кальдмеер еще раз посмотрел в окно, узнал знакомую крышу… — Старое адмиралтейство. — Да, — кивнул Ротгер. — Как вы поняли? Олаф пожал плечами: — Я не знаю… Зря я, наверное, сюда пришел. Хотел развеяться, а выходит какой-то бардак. Послушайте, — он поглядел на старую постель, на которой не было ни белья, ни матраца, — это ведь та самая комната? Вальдес кивнул. — Было жестоко селить его здесь. До моря ведь рукой подать, только до Талигского Адмиралтейства все равно ближе… — Это было жестокое время. Сейчас, правда, не лучше, — Ротгер помолчал. — Как ваши друзья? — Они тоже кое-кого встретили, — мрачно сообщил Олаф. Он думал о том, как другому Кальдмееру жилось здесь, и по всему выходило, что безрадостно. «В каком-то смысле вы принадлежите Вальдесу», — сказал Валентин. И не понять: то ли похвалил, то ли обругал… — Очень поучительное вышло зрелище. Все под впечатлением. — Они теперь свободны? — с непонятной грустью спросил Ротгер, и Олаф понял, кого он имеет в виду — сам недавно спрашивал что-то похожее у Придда. Видимо, заботиться о благополучии давно умерших врагов — тоже часть неповторимого Хексбергского колорита. — Они теперь мертвы, — ответил он. Вальдес кивнул: — И слава Создателю…