Амулет сарматского шамана

На выезде из города он придержал коня. В душе мерзким червяком ворочалось какое-то непонятное ощущение. То ли предчувствие беды, то ли просто как будто забыл он что-либо… или что-то важное не успел сделать, уезжая. Остановился у ворот, задумался. Нет, ничего не забыл, всё, что хотел — успел сделать, удачно договорился с теми, с кем надо, и совершенно точно у него нет причин для задержки. Путь предстоял неблизкий, но хорошо знакомый, не раз и не два езженый, и погода воцарилась как будто созданная для дороги: тепло, но не жарко, ни тебе кусачих мух, ни слепней, всё вокруг зеленеет и расцветает. Вон, волны аромата от привозной сиринги, что большой куртиной растет у княжьего терема, ветерком доносит аж сюда. Лёгкий ветерок, который приятно освежает, но не сулит похолодания или затяжной непогоды. Устойчивое поветрие и ясное солнышко, обычное для начала второй половины мая. Нет причин для плохого предчувствия. Нет. И всё же, как будто давит что-то. Чернокнижник задумался. Не любил он такие предчувствия, привык доверять тому, что в ученых книгах зовётся мудреным словом «интуиция». Что-то же бередит ведомие, и нешуточно! Неужели? А что ж иное тогда? Та ведунья, безвестная травница, на отпечаток ауры которой он наткнулся в захудалом трактире при реке, неужели это из-за неё он сейчас мнётся в нерешительности при городских вратах?! Да, надо признаться, из-за неё он утратил покой. Нет, не тогда, когда впервые услышал о ведьме с амулетом и чуткими пальцами ощутил её присутствие в комнатёнке наверху. И даже не тогда, когда на ином постоялом дворе её внешность описала хозяйка. И даже не тогда, когда он, предминулой осенью, день за днём напрасно слонялся по улицам Киева града, надеясь обнаружить потерянный след. Нет, тогда-то он, в сущности, смирился с тем, что пересечение их судеб было случайным и больше не повторится. Тогда его душевное равновесие устояло. А рассыпалось оно в тот день, когда он в Константинополе раскрыл древнюю книгу и, на странице, посвящённой амулету сарматского шамана, ощутил чёткий отпечаток знакомой ауры. И вот тогда она и пришла, одержимость. Во-первых, то, что именно эту страницу этой книги читала та безвестная травница, убеждало его: амулет существует. Он не привиделся толстой трактирщице, его не придумал гнилозубый любитель побасенок, он есть на самом деле, и он так или иначе связан с этой травницей. Во-вторых, он понял, что это не просто безграмотная баба, научившаяся от своей бабки собирать травы и яко-тако пользовать людей. Нет, это настоящая ведунья, знающая латынь и древние книги. Это значит, что она не случайно обрела магический артефакт, бережёт его и, скорее всего, не продаст какому-нибудь щедрому богатею, собирателю редких дорогих, но бесполезных для непосвящённого вещиц. И в-третьих, он воспринял обнаружение потерянного следа как подсказку судьбы: искомое где-то здесь, найти его — вопрос времени и настойчивости. Вот тогда-то и начал он, с упорностью посаднутого бесами, прочёсывать улицы Царь-Града в надежде рано или поздно встретить эту таинственную ведунью. Он имел её описание и, самое главное, он держал в памяти точный рисунок её ауры, который, в отличие от внешности, никакая колдунья изменить не в силах. Константинополь, разумеется, очень велик, но не бесконечен, у него в распоряжении почти полгода, до весны, за это время он успеет пройти его вдоль и поперёк несколько раз. И если ОНА здесь, то рано или поздно он её встретит. Или, хотя бы, снова наткнется на следы ауры. И он каждый день, и в дождь, и в любую непогоду обходил город. И богатые кварталы, и аптекарские лавки и даже трущобы — хотя, судя по всему, она могла бы себе позволить не жить в беднейших городских кварталах. И ничего. Спустя пару месяцев его уже издалека узнавали все городские бродяги и все уличные псы. Первые уже не приставали с попрошайничеством, вторые не пытались облаять и укусить. Те и другие, отводя взгляд, уходили с дороги и прятались в ближайшей подворотне. Но искомого он так и не нашёл. Однажды, в одной аптекарской лавке, ему показалось, что он обнаружил то, что искал. Что-то знакомое, от чего зашевелились волоски на теле. Но уже настолько давнее, стёртое и заглушённое аурами иных людей, что он был не уверен: она или не она. Попытки расспросить хозяина лавки ни к чему не привели. Тот бы и рад был помочь, да только вот не мог, ибо хозяином стал всего как пару недель назад. А прежний хозяин, дед его, что вёл дела ранее, неожиданно скончался кратко перед этим. По расчетам Чернокнижника, ведунья могла зайти в лавку примерно в то же время, когда заходила и к книжнику Евриксидию. Так что старый лавочник вполне мог бы её запомнить. Вот же незадача! Зайди он сюда на три недели ранее! А сейчас старик в могиле и помочь ничем не сможет. Чернокнижник обладал определенными знаниями некромантии, но не настолько сильными, чтоб вытрясти сведения от давно умершего покойника. Которому, кто знает, как память служила и за жива. А привлекать к такому делу более сильного некроманта, чем он сам, Чернокнижник, понятное дело, не желал. Вот и не оставалось ему ничего другого, как ежедневно, по нескольку часов, кружить по городу, пугая одиноких прохожих. Сначала в Константинополе, потом и здесь, в Киеве-граде. Всё-таки он не терял надежды встретить её тут. И, вернувшись в Киев-град из Константинополя прошлой весной, он так же прочёсывал улицу за улицей, лавку за лавкой, разыскивая потерянный след. Позднее, снова оказавшись в граде осенью, он особенно надеялся на встречу: ведь прошлый раз она ехала через Киев-град именно осенью. Прочесал (и не по разу!) все закоулки, и снова ничего. И, зимуя опять в Константинополе, опять с фанатизмом одержимого бродил по его трущобам, присутственным и злачным местам — и опять ничего. Проклятая ведьма как в воду канула. Может быть, она совершенно случайно оказалась проездом в Киеве, а позднее в Константинополе и сейчас живет себе тихо и неприметно где-то в захудалой деревне совсем недалеко от стольного места? А может, кто знает, её и в живых уже нет? Но, несмотря на все увещевания холодного разума, Чернокнижник и на этот раз, спустя полтора года попав в Киев, всё так же изо дня в день мерял шагами его улицы, переулки и тупики. И всё напрасно. Надо перестать изводить себя марными надеждами. Если судьбой решено встретить теперешнюю хозяйку амулета — он её встретит. А если не суждено, то дармо и беспокоиться. Надо оставить несбыточные надежды за спиной и отправляться в путь. Вон, и конь нервно перебирает ногами, не понимая — чего ждёт хозяин? И стражники при вратах угрюмо коситься начинают, какого чёрта, мол, торчишь тут при вратах, мешая прохожим и проезжим? И Чернокнижник, оглянувшись в последний раз, пятками ударил жеребца по бокам. Застоявшийся Вороной с готовностью прянул вперёд, норовя с рыси перейти на галоп. Через час они отмахали уже более десяти верст в сторону от городских стен. А ещё через час ведунья с Ильяной подъехали к западным вратам Киева-града.