В плену своих желаний

POV Северуса Снейпа

      В спальне царил полумрак, делающий мою и так не яркую комнату, еще более мрачной. Но мне было все равно. Сидя в кресле и попивая стакан добротного огневиски от мадам Розмерты, я подумал, что Дамблдор опять будет сетовать на то, что я пропустил ужин. Плевать. Я нахмурился и сделал еще один глоток. Жидкость потекла по моему горлу, даря обжигающее тепло и горьковатое послевкусие. Немного запершило.       В голове роились не самые радостные мысли. Они давили, делали еще хуже, как будто внешних факторов недостаточно для того, чтобы я сошел с ума. Зачем я сделал это… Мерлин, зачем?! Нестерпимо заболела голова, и одной рукой я помассировал висок. Неужели мой разум стал подводить меня? Я слишком много ошибок сделал за эти полгода. «Да ладно, Северус, ты делаешь ошибки с самого рождения» — более яркая мысль пронеслась в голове, как будто насмехаясь над своим хозяином. Я уставился на стакан: янтарная жидкость мерно покачивалась, немного переливаясь от падающего на нее света свечи, красные отблески перемешивались с желтоватыми, создавая прекрасное великолепие цветовой гаммы. Я был глупцом, когда согласился дать Непреложный Обет, я сошел с ума, когда дал согласие на убийство Альбуса, но я стал полным безумцем, когда решил сделать это с ней. В какой момент я решил мучить ее так же, как мучаюсь сам… Наверное, когда увидел, как она смотрела на Уизли, пока тот обнимался с Браун. Да, Севеус, ты окончательно сошел с ума, если даже знаешь, с кем встречается этот рыжий кретин.       Я сжал рукой стакан так, что кончики пальцев побелели, а до ушей долетел тихий скрип стекла. Я слишком резко сделал глоток и отставил бокал на ручку кресла. В горле опять запершило.       Время пробило за полночь, а сна не было ни в одном глазу. Время летит куда как быстрее, чем хочешь. Ты не можешь догнать его, схватить за шиворот и крикнуть ему: «Куда ты так торопишься? Остановись!». Тебе остается лишь повиноваться ему и смотреть, как все летит в бездну. Я хотел остановить время, когда был подростком, и любовь к Лили была единственным, что грело мою, уже тогда начинающую гнить, душу. Насладиться еще немного. Чувствовать еще совсем чуть-чуть. Хотел остановить его, чтобы вернуть свои слова назад. Хотел уничтожить, чтобы спасти ее, чтобы не чувствовать свою вину. А потом просто хотел раствориться в нем, потому что сил сопротивляться уже не было. А сейчас оставалось только отсчитывать время. Потому что чувство неизбежного уже кралось за моей спиной, нависало и давило своей недюжинной силой. Но у меня было время, чтобы осознать, что я стал слишком часто думать о Грейнджер. В какой-то момент, она стала напоминать мне о Лили: своим стремлением к знаниям, своей добротой и желанием видеть лучшее, но в тоже время со стержнем, которого обычно нет у девушек такого возраста. Но они разные, и мне стоило бы помнить об этом, когда я насылал на нее Tenebris Desiderium — темное заклинание «Темного Желания». Его воздействие затрагивает самые потаенные места в нашем сознании, заставляя повиноваться воле того, кто насылает его. Приходит по ночам, медленно изменяя подсознание в сторону того, что именно ты видишь во снах. Зачем я сделал это? Хотел, чтобы она стала думать обо мне? Хотел, чтобы она стала моей?       Поставив руки на колени, я уронил на них голову, схватив себя за волосы. Из меня вырвался приглушенный стон бессилия и раздражения на самого себя, на ситуацию и вообще на весь мир, что обступил меня, не давая вздохнуть.        Она не Лили. Она никогда ей не была и не будет. Но мне не нужна больше Лили. Я больше не могу мучиться от призрака былой любви — я устал. Я банально устал каждый раз во тьме ночи переживать от мук совести, устал просыпаться от кошмаров, устал осознавать свои ошибки. И теперь я совершил еще одну большую ошибку. Еще одну, в огромную яму, которая и так уже почти заполнилась провалами.       Чувствовал ли я любовь к Грейнджер? Не знаю. Нет, наверное. Она слишком молода, слишком прекрасна, всё слишком.       — Тогда зачем же ты, старый дурак, связал ее заклинанием? — вслух спросил я сам себя, так как никому больше рассказать я этого не мог. Осталось лишь коптиться в этом самому.        Обратно приняв нормальное, сидячее положение, я взмахнул палочкой и призвал уже открытую бутылку огневиски. Пробка вылетела с характерным звуком, и напиток стал разливаться в бокал.       Проблема заключалась в том, что снять заклинание очень сложно, для многих — просто невозможно. Для этого требуется войти в полный контакт с сущностью того, кто наслал заклинание. Одно это уже не всегда под силу сознанию человека. А потом нужно раскрыть душу друг перед другом полностью, ничего не утаивая. Рассказать все свои желания, тайны. И только тогда ты сможешь выйти из темноты.       От осознания всей тяжести положения, я залпом осушил бокал. Скулы свело от крепости напитка. Пришлось сжать веки и потрясти головой, чтобы дурман развеялся.       Единственный вопрос, который крутился все это время у меня в голове, был — зачем? Я привык поступать логически, сдержано и обдумано. Иначе я бы уже давно был мертв и предан забвению как предатель. Такая магия насылается в основном для пыток. Мучения и страдания, которые происходят в нас самих, порой хуже, чем физические. Многие привыкают к физической боли, и для таких нужно использовать моральную. Нет людей, которые бы не испытывали боль от страданий, кипящих в нас как зелье в котле. Но я не хотел, чтобы девочка страдала. Не хотел ведь, да? Я послал ей абсолютно другие эмоции, чтобы она сгорала от удовольствия. Меня бы посадили в Азкабан, узнай кто из школы, что я сделал — это не добрая магия. Но мне, скорее всего, подошла бы больница Святого Мунго.       Может я хотел, чтобы все её существо зависело от меня так же, как и моя жизнь зависит от других людей, которые переставляют фигурки на своих шахматных досках? Почему столько лет мною распоряжались, а я не имею ничего взамен за это? Кроме как сохранения своей жалкой шкуры. Вот я и захотел что-то взамен, что-то, что бы было настолько прекрасно, невинно как ангел. Чтобы полностью подчинить себе, чтобы взять этот цветок и сжать в клетке своих страданий и боли. Доволен ли я? Отчасти. Тьма в моей душе наслаждается этой маленькой победой, она желает видеть, как меняется Гермиона. О, я видел, видел, как она заходит с утра на завтрак, день за днем, как на ее нежном, как лепестки розы, лице сгущается непонимание и растерянность. Какая она стала нервная за эти две недели. Я замечал, как она смотрела на меня, как ее взгляд провожал мою фигуру, и сколько в этих глазах было пламени. И ведь она сама ничего не понимает, глупышка, пытается разобраться, осмыслить, но не знает, что только я смогу помочь ей.       Уголок рта пополз вверх, в надменной усмешке. Залпом выпитый огневиски знатно ударил мне по голове. Ведь до этого мое сознание видело острую проблему, которая нависла и ждет, пока с ней разберутся. Сейчас же, оно плыло по тонкому краю жажды обладания и безумия. Что было для меня одним и тем же на данный момент. Стакан опять наполнился.       Девочка действительно зависит от меня. Она во власти снов, которые я послал ей. Еще немножко и она будет путать сон и реальность, и сама придет ко мне. «Зачем мне это?» — опять задал я этот вопрос, который уже стал раздражать меня. Напиток обжег мои губы, попадая в мелкие трещинки. Из этого не выйдет ничего хорошего. Придется снять заклинание, и тогда меньшее что она сделает со мной — это убьет. Большее — возненавидит и будет презирать, как это сделала Лили. О, смерть меня уже давно не страшит, не вызывает липкий ужас, как у многих. Я знаю, что она уже у моего порога, стоит, ждет малейшей оплошности, чтобы забрать пораньше срока. А мой срок уже близко, я ощущаю это всем своим нутром.       Допив остатки, я поднялся с кресла со стойким намерением лечь спать. Мысли давили на мою голову, а количество выпитого огневиски начало усыплять.       Спал я без снов.       Проснулся как обычно рано — никто не отменял в пятницу занятия. Голова немного болела, но проще не обращать на неё внимание. Первая пара была с пятикурсниками Гриффиндора и Когтеврана. Тяжело вздохнув, я начал собираться на завтрак.        Пропущенный ужин дает о себе знать неприятным посасыванием в желудке и легкой тошнотой. Хотя это скорее от выпивки. Я уже не мог разобрать. Потом в голову пришли мысли о том, что сегодня болванов на уроках будет не чуть не меньше, чем обычно. Порой они все настолько раздражали меня, что не было сил даже просто слушать их нелепый лепет. Войдя в Большой Зал, какофония звуков врезалась мне в уши. Настроение стало портиться еще больше. Сев за свое место, я сухо поздоровался с коллегами — преподавателями и принялся за еду, не отрывая своего взгляда от тарелки. В какой-то момент, подняв голову, я сразу же нашел взглядом Грейнджер. Она выглядела дерганой и шепталась о чем-то с Поттером. Я скривил губы. Этот мальчишка создаст проблемы. Да он всегда их создает. А Дамблдор носится с ним, как с писанной торбой. И при этом зная, как все должно закончится. Что ж, Альбус был и остается кукловодом, этого не отнять. Все ради благой цели. Встав из-за стола, я сухо кивнул всем на прощание и удалился в свой кабинет.       Занятия тянулись бесконечно длинно и нудно. Тупость и лень студентов меня уже давно не удивляла. Может я слишком суров к ним, но желания потворствовать у меня не было. Я привык к определенной линии поведения. И все-таки радость снятия лишних очков присутствовала всегда. Эти приятные моменты значительно улучшали учебный процесс. Раздавая домашнее задание четвертому курсу, благо учебный день заканчивался, я подумал, что мне предстоит утомительная работа проверки работ шестого курса Гриффиндора и своих Слизеринцев. Дождавшись, пока последний, неторопливый студент выйдет наконец-таки из класса, я сел обратно за стол, и руки автоматически потянулись к вискам, растирая. Головная боль часто донимала меня, особенно к концу недели.       На столе лежал огромный ворох свитков. Один лежал на самом краю, так и грозясь упасть на пол. Аккуратно взяв его, чтобы не спровоцировать лавину из домашних работ, я решил открыть и посмотреть чей он: «Драко Малфой». Вообще, парень не был глупым, на старших курсах он стал особое внимание уделять Защите от темных искусств, да и Зельеварение у него всегда было на достойном уровне. Малфои не могут позволить запустить учебу. Быть в высшем обществе — быть образованным во всем. Но делается это не ради самих знаний. А ради статуса и будущих привилегий. Поняв, что сейчас буду ворчать как старый пень, я, не став читать работу, поставил превосходно. Мне было, если честно, плевать. На одну работу меньше.       Так я и сидел, проверяя, казалось бы, бесчисленное количество свитков, которые в большинстве своем были бредом. Голова стала болеть сильнее, и я уже подумал, что стоит выпить зелье в конце то концов. Но для этого нужно зайти в свои покои, а работы еще было много, так что, отодвинув головную боль подальше, я продолжил проверять.       Ужин был безбожно пропущен.       Время близилось к восьми вечера, как я услышал робкий стук в дверь. Я тяжело вздохнул.       — Войдите! — голос был чуть сиплый и грубый — не люблю незванных гостей в такое время.       Когда она вошла, сказать, что я был удивлен, значит ничего не сказать. Грейнджер приоткрыла дверь и робко выглядывала из-за нее, явно страшась зайти внутрь. Карие глаза были заполнены смущением и страхом. Она бы так и стояла и смотрела бы на меня, если бы я не окликнул ее:       — Мисс Грейнджер, вы пришли ко мне, чтобы стоять в дверях? Входите, раз уж решили заявится.       Секунду помедлив, девушка зашла в кабинет, аккуратно прикрывая дверь, будто пытаясь отстрочить цель своего визита.       — Профессор, мне крайне неловко врываться так, но у меня к вам вопрос, — её речь стала немного ускоряться, как будто бы это придавало ей сил. — К сожалению, никто не сможет мне помочь, кроме вас…       — В Хогвартсе резко уменьшилось количество книжек, мисс Грейнджер? — перебил ее я, начав смутно догадываться, почему она пришла сюда, ко мне. И это испугало меня, я был не готов к этому разговору. Не сегодня. Поэтому, надо выдворить ее отсюда, любой ценой. — Или существует что-то, чего вы не знаете, и вы решили побежать к нелюбимому профессору за подсказкой? Так вот, я не собираюсь в такой поздний час отвечать на ваши дурацкие вопросы, так что извольте покинуть мой кабинет, юная мисс.       С этими словами, я поднялся со стула, указывая рукой на дверь. Девочка, уходи, уходи, я прошу тебя.       На лице Гермионы отражались тысячи эмоций — от удивления, до злости. Она стояла, чуть приоткрыв рот, и шумно втягивала воздух через ноздри. Вся ее поза говорила о том, что она сдерживает себя от выплеска эмоций.       — Да как вы можете?! — все-таки не выдержав, спросила она. Весьма громко, хочу заметить. — Я даже слово сказать не успела, вы не дали мне даже вопрос задать!       — Сэр.       — Я просто… подождите, что?       — Мисс Грейнджер, прежде чем выплескивать на меня поток своих мыслей, помните, что субординация еще не покинула стены этой школы.       — Простите, сэр, — девочка смутилась еще больше. Она никогда не позволяла себе неуважительно относиться к преподавателям. Мне даже стало на секунду жаль ее, она ведь ни в чем не виновата. — Вы ведь даже не узнали в чем дело!       Она явно не хотела отступать. В легком гневе она выглядела почти что прекрасно: каштановые волосы начали лезть вперед, и ей приходилось постоянно их поправлять, на бледном лице выступал румянец, который был и от легкого смущения, и от яростных эмоций, над бровями залегла складка, вызванная возмущением и несправедливостью. Она всегда любила отстаивать свое мнение, порой перегибая палку, и сейчас явно была настроена решительно. Мерлин, еще немного и я просто вытолкну ее из кабинета.       — Я и не хочу ничего знать, Грейнджер. Мне достаточно глупых вопросов на уроках, и я абсолютно не желаю выслушивать вас сейчас, повторяю снова! Так что, если не хотите лишить своего факультета тридцати очков, то настоятельно советую вам уйти. Из. Моего. Кабинета, — отчеканил я последние слова. Голос стал еще более напряженным, почти рычащим, только глупый мог не почувствовать опасность от них. Гермиона Грейнджер никогда не была глупой, но почему-то сейчас она все еще стояла в моем кабинете!       — Если вы только выслушаете меня…       — УБИРАЙТЕСЬ ВОН! — крик вырвался из моего рта.       Я взмахнул рукой в непонятном жесте и окончательно вышел из-за стола, направляясь к Грейнджер. Гриффиндорка, округлив глаза от ужаса, стала пятиться назад. Резко двинувшись вперед, я ухватил ее за запястье и резко притянул к себе, больно сжимая.       — Почему вы не умеете слушаться с первого раза, невозможная девчонка? — голос стал тихим, но все еще злым, она действительно вывела меня из себя, захотелось трясти ее за плечи и кричать на нее. Почему нельзя с первого раза понять всё, что я говорю. Я уже не знал, на кого больше злюсь, на ее упорство или на свою беспомощность. — Когда я говорю уходить, вы должны уйти!       — Сэр, — ее голос дрожал, лишь тихое, дребезжащее «сэр» вылетело из ее рта. — Отпустите меня, я уйду, обещаю. Только отпустите.       Я разжал свою ладонь и резко развернулся к ней спиной. Через секунду я услышал, как закрылась дверь.       Какой же ты дурак, Северус.