Por tu amor perdí el camino, No encuentro el camino
***
—Меня зовут Доктор София Риккин, — она была первой, кого он увидел, когда очнулся. Большие, светлые глаза, алые губы, белая блузка — может она ангел встречающий его у ворот Рая? Каллум было протянул к ней руку, чтобы проверить насколько все реально, но София остановила его. Легкое прикосновение холодной руки доктора отозвалось мурашками по всему телу Линча. Похоже он все-таки жив, — Вчера в шесть часов вечера вы были казнены и признаны умершим. И теперь для всех, кто вас любил и просто знал, вы больше не существуете, — с такими словами в Раю не встречают, и Каллум начал осознавать происходящее. Он жив, здоров и, кажется, полон сил. Только где он? Белое помещение, напоминающее больничную палату, высокотехнологичная аппаратура, какие-то проводки, подключенные к телу Каллума, и ужасный холодный, неестественный свет — все это не нравилось Линчу и наводило его только на одну мысль. Отсюда надо бежать. София смотрела на Каллума и пыталась понять, что происходит в его голове. Ей не впервой было сидеть перед очередным пациентом и объяснять ему, что произошло. Но каждый раз был как в первый, поэтому София не сразу поняла, что намеревался сделать Линч. Каллум одним махом сорвал с себя все провода и вскочил с кушетки. Он сразу заметил, где находится выход и устремился к нему, только ноги его подвели. Впервые. Ноги, спасавшие ему жизнь каждый раз, когда он был на волоске от смерти, впервые подвели его. И голова. Она почему-то резко сильно заболела. Каллум рухнул на пол. Отчаяние накрыло его с головой. Хотелось плакать и кричать. — Каллум, — холодно обратилась доктор Риккин. Казалось, что она совсем не беспокоится о своем пациенте. София со спокойным лицом быстро подошла к нему и, смотря прямо в глаза, продолжила говорить, — я здесь, чтобы помочь вам, а вы, чтобы помочь мне, — ее голос был полон уверенности, что она поступает правильно и что Каллум не сможет ей отказать. Но она ошибалась. Линч снова попытался встать на ноги и буквально выпрогнул из комнаты через дверь. Обычно пациенты пытались сбежать после того, как узнавали, зачем они в этой «больнице», а не раньше. Поэтому Линч удивил Софию своим поступком, что отразилось на ее лице. Но при этом доктор была готова к любым неожиданностям. В коридоре, где оказался Каллум после своего «рывка», уже стояли санитары. — Не трогайте его, — София следовала за Линчем, — Пусть бежит. И он бежал, бежал куда глаза глядят. А София с двумя санитарами следовала за ним. Ей стало интересно, куда он денется. Каллум же чувствовал ужасную боль в голове, мир перед глазами так и заполнялся черными точками, но внутренняя сила заставляла его двигаться дальше. По пути встречались то замучанные люди в серой одежде, то люди из охраны, то санитары в белом, одна комната сменялась другой в длинном запутанном коридоре. А потом его взгляд уперся в одну точку, и Каллум застыл на месте. Глаза. Большие зеленые глаза. Сначала они быстро изучали Каллума, а потом будто осознали что-то. Интерес в них сменился испугом. Невысокая, худая девушка с очень пышными светлыми волосами смотрела прямо на Каллума, ее зеленые глаза сияли живым огнем даже в свете этих убогих электрических ламп, а потом она завизжала, громко и пронзительно. Этот звук, словно гром среди ясного неба, пробудил сознание Линча. И та секунда, которая растянулась в вечность, прошла, Каллум снова бежал и бежал, пока не оказался в просторной комнате похожей на сад. Там были разнообразные деревья, цветы, высокая трава, между ними пролегали каменные дорожки и стояли лавочки. Единственным источником света было большое, во всю стену, окно. Солнечные лучи, проходившие сквозь него, приятно радовали глаз после искусственного света коридора. В помещении были люди, одетые в одинаковую серую одежду, и вели они себя странно: кто-то из них стоял среди травы с опустошенным взглядом, кто-то сидел, глубоко погруженный в свои мысли, и никто не разговаривал. Появление Каллума, конечно, привлекло их внимание, что не очень обрадовало самого гостя. Он устремился к окну, в котором не оказалось стекла. Линч встал на широкий подоконник и глубоко вдохнул. Вот она свобода. Далекий небесный горизонт, птицы в свободном полете, высотки упирающиеся в облака, улицы, наполненные людьми, машины, сигналящие им, серьезные разговоры по телефону, смех, разнообразные запахи и цвета в одежде — все это прямо перед Каллумом. Рядом, но недостижимо. — Давай, — к Линчу подошел темнокожий мужчина, — прыгай, — он словно бросал Каллуму вызов. Но за этими словами скрывалось нечто большее. Оно читалось в широко распахнутые глазах мужчины: за прыжком — свобода, только там. Но Каллум не понимал этого послания, точнее не был уверен в его правильности. Ведь Линч только что «ожил», как он мог снова умереть? Он стоял на краю и смотрел вниз. Людей снаружи вряд ли волновала его судьба. Для них он больше не существовал. А зачем тогда он здесь? — Вы тут не пленник, Каллум, — София подошла к нему сзади. Ее голос звучал безмятежно, хотя она и понимала важность момента. Она не могла лишиться своего пациента. Ей нужно было убедить его сотрудничать. И поскольку Каллум обернулся на ее голос, она поняла, что он заинтересован в этом. — Если вы меня выслушаете, я вам все объясню, — но Линч все еще не спускался с подоконника, — доверьтесь мне, — сохранять спокойный тон становилось труднее, но София не должна была показывать своего напряжения. Это могло спугнуть Каллума. Темнокожий мужчина долго рассматривал Софию, а потом тихо ушел к деревьям. Каллум, казалось, и не заметил этого, но он оценил, что у его ангела не вся одежда белая. На Софии были чёрные брюки. — Куда я попал? — прохрипел Линч. Первые слова не принесли ему никакого удовольствия. Намечались проблемы с горлом. — Вы в крыле реабилитации Абстерго Индастрис в Мадриде. Мы частная организация, которая занимается усовершенствованием людей, — на лице Каллума появилась улыбка. С каждым словом Софии она становилась все шире и шире, пока Линч чуть ли не открыто смеялся. — С вашей помощью мы можем искоренить насилие, — вот она ниточка, которая приведет Софию к сотрудничеству с Линчем. Женщина сразу же заметила перемену в настроении своего собеседника. Каллум быстро спустился с подоконника и подошел к доктору практически вплотную. В его глазах читалось непонимание, возмущение и даже проснулась старая детская обида. София попала в точку. Каллуму хотелось многое высказать этой женщине прямо в лицо, что она ничего не знает о насилии и тем более, как его искоренить. Но один щелчок и в его шею воткнулась капсула с сильным успокоительным. Каллум отключился.***
— Агилар! — сквозь знойную жару пробивался хриплый мужской голос, — Мария! Анна! — вся небольшая испанская деревушка слышала его, — Где же вы? — нотки отчаяния так и проскальзывали. — Как будто ты не догадываешься! — К высокому стройному, но уже пожилому мужчине, что звал своих детей, подошла более молодая женщина, по-видимому кухарка. — Они, как всегда, убежали на старую колокольню, — женщина была достаточно полной, но это не умиляло ее красоты. Всем своим видом она внушала мужчине спокойствие и уверенность, что дети в порядке. Но одного этого было мало. Мужчина не на шутку разволновался. Женщина поняла, что не сможет его остановить и ушла в небольшой деревянный дом, которых вдоль широкой улицы стояло множество, а мужчина, накинув на голову капюшон своего серого плаща, медленно поплелся в сторону старой церкви. Жара давала о себе знать. На улицах не было никого, а если кто-то и осмеливался выйти, то находился только в тени. Это устраивало пожилого мужчину. В противоположном случае ему бы пришлось останавливаться на каждом шагу, чтобы поговорить со встречными. Деревушка же была маленькой, все друг друга знали, особенно семью хорошего знахаря, кем и был пожилой мужчина. — Отец? — когда он подошел к церкви, к нему навстречу выбежал мальчишка лет двенадцати. Он был одет в серый плащ с капюшоном и высокие чёрные сапоги, а на поясе у него висел небольшой нож. — Агилар, — мужчина почувствовал облегчение, войдя в тень, падающую от церкви. — Сегодня же воскресенье. Сюда скоро придут люди. А что вы тут опять устроили? — Ничего такого, — парнишка виновато опустил голову. Капюшон стал еще больше закрывать его лицо. — Мы просто считали голубей, — из-за спины мальчика вышла девочка. Из-под ее капюшона торчали длинные и черные, как уголь, волосы. — Ни один не пропал за последние сутки! — отметила она, как будто это была самая важная на свете информация. — Ведь почтовые голуби важны, — тихо добавил мальчик. Мужчина рассмеялся. Не мог он злиться на своих детей после такого. — А где Анна? — вдруг спохватился он. Дети переглянулись и опустили головы. Мужчина нехотя перевел свой взгляд на крышу. Как же ему хотелось, чтобы его предположение оказалось неверным. Но он слишком хорошо знал Анну. — Невероятно, — было ли в этом слове больше злости или удивления, трудно сказать. Однако, Анну точно ждало наказание. Девочка в своем темнозеленом плаще стояла на самом краю треугольной крыши трехэтажного церковного домика, пристроенного к главному зданию совсем недавно. — Анна, — все, что успел сказать пожилой мужчина. Девочка спрыгнула вниз. — Она сказала, что спустится так, — бубнила Мария, она с отцом и Агиларом уже спешила к месту, куда должна была приземлится Анна, — она верила в свои силы, и мы не могли сомневаться в ней. Иначе бы она точно спрыгнула и ошиблась бы еще где-нибудь. Мужчина не слышал слов Марии. Он ничего не слышал и не видел. На уме у него была только одна Анна. — Вот! — Агилар восхищенно ткнул пальцем в стог сена около домика. Оттуда пыталась выбраться Анна. — Я так и знала! — Мария, переполненный чувством гордости, кинулась обнимать свою сестру. Анна еле устояла на ногах от такого сильного порыва любви. Агилар тоже не остался в стороне. Через секунду троица валялась в сене и восхищалась поступком Анны. — Прыжок веры, значит, — их радость оборвал строгий голос отца, — без наблюдения мастера, — ребята быстро вылезли из сена и выстроились перед мужчиной. Капюшоны с их голов ту же слетели, тем самым открывая всю разницу во внешности детей. — Анна, твое безрассудство не приведет тебя ни к чему хорошему, — мужчина не кричал. Он говорил спокойно, но что-то в его голосе заставляло детей дрожать от стыда. — Вы еще малы, чтобы заниматься без надзора взрослых. Анна встряхнула своими светлыми пушистыми волосами и взглянула мужчине прямо в глаза: — Мой отец уже с одинадцати лет занимался, чем я хуже? — Мария дернула сестру за рукав. Но Анна лишь бросила на нее осуждающий взгляд. — Подумаешь об этом в своей комнате! — упоминание об отце девочки разозлило мужчину еще сильней. — Все бегом домой! И они побежали, да так быстро, что через пару мгновений мужчина уже не мог их разглядеть в дали. — Анна, открой, — настойчиво требовала Мария, стоя у запертой двери комнаты сестры. Но ответом была тишина. Тогда девочка вытащила из кармана толстую иголку и принялась взламывать замок. Для Марии преград не существовало. Когда путь был свободен, девочка осторожно заглянула в комнату, а потом тихонечко вошла. Места здесь было мало: две деревянные, аккуратно застеленные кровати, комод и большое окно напротив входа. На комоде стояла давно догоревшая свеча в красивом подсвечнике. Мария взяла себе на заметку заменить ее на новую, а потом переключилась на сестру. Та сидела на широком подоконнике и перебирала свою медную цепочку. — Опять думаешь об отце? — Марие не хотелось поднимать эту тему, но ее беспокоило состояние сестры. — Да, — почти шепотом ответила Анна, в ее красивых, больших, изумрудных глазах была боль потери. — Ведь не он тот мужчина, что содержит нас в этом доме. Ведь не он учит нас боевым навыкам, не он ... Его просто нет. — Но он в нас, — Мария подошла к сестре и обняла ее со спины. — твои волосы, как у него. А у меня его глаза, — Мария заглянула своими мендалевидными серыми глазами в глаза сестры. — Он погиб, но он все еще с нами. — Агилар так же говорит. Иногда кажется, что он лучше помнит нашего отца, чем я, — горечь утраты Анны сменилась ревностью. — Агилар старше нас, — подметила Мария. Одно имя этого парнишки вызывало в ее голове множество эмоций. — На год! — Анна посмотрела на сестру, как на глупую, — всего лишь на год, — но мечтательное выражение лица сестры дало Анне понять, что разговор не стоит продолжать. — И когда-нибудь он будет думать о тебе так же, как ты сейчас о нем, — тихо добавила она. — Анна! — Мария не любила выставлять свои чувства на показ, но ей редко удавалось их скрыть, особенно от сестры. — Надо свечу поменять, а то опять вечером в темноте будем сидеть. И Мария быстро удалилась из комнаты. Анна невольно усмехнулась. Казалось бы, они с пеленок дружили с Агиларом, а после смерти отца девочек стали братьями и сестрами под одной крышей, и это сводило к нулю возможность возникновения между ними сильных чувств. Но глядя на Марию, Анна понимала, что процент все равно остался. Девочка сожалела только об одном: они всё-таки еще малы для этого. — Анна, — была уже глубокая ночь, а Марие все не спалось. — Анна, ты спишь? — Она лежала на своей кровати на спине, почти не укрывшись одеялом. Марие было жарко от переполнявших ее эмоций. — Нет, — пробурчала Анна из-под одеяла. Из-за открытого настежь окна в комнате было достаточно прохладно. Мария вскочила со своей кровати и подбежала к сестринской, стоявшей напротив. — Знаешь, Анна, — девочка сама не верила, что собирается сказать то, что у нее крутилось в голове. Сердце бешено стучало, а щеки горели — Марие казалось, что сестра все сама должна понять. Но все же пришлось говорить. — Сегодня на колокольне, когда мы считали голубей .... — Ага, — подавив зевок, ответила Анна. Она не собиралась вылезать из-под одеяла. — Знаешь, — на лице Марии засияла широкая улыбка. Светило бы в этот момент солнце, она бы ослепила всех. — Агилар коснулся моей руки, — и вспоминая этот момент, Мария словно заново ощутила то прикосновение, те мурашки по коже и ту бурю эмоций, которое оно вызвало буквально за секунду. — Конечно, это было не первое его прикосновение. Но оно точно было особенным! Понимаешь, Анна? А? — Мария снова и снова проигрывала этот момент в голове. Вот они стоят с Агиларом около большого колокола и разглядывают голубятню. Вот они считают птиц слева на право, чтобы не запутаться. Но голубей спугнула кошка, и ребятам пришлось начать считать заново. А потом рука Агилара оказалась как-то слишком близко к руке Марии. И все внутри девочки сжалось. Казалось, что тепло от его руки распространилось по всему телу Марии, и она ощущала его даже уже сидя в комнате с Анной. — Знаешь, сестрёнка, — в этот раз Анне не удалось подавить зевок. — Не нужно все это тебе. Нам надо тренироваться. Стать лучшими, чтобы нас приняли в братство, как когда-то отца и мать. — Анна! — Резкие слова сестры обидели Марию, — Лучше спи дальше! — Эта любовь совсем нам не нужна, — пробубнила Анна, переворачиваясь на другой бок.