Бойся своих желаний

Дыхание давно сбилось, коленки разодраны в кровь от неудачного падения, но я продолжала бежать — не чувствовала ног и меня подгоняла лишь одна мысль: «Только бы успеть! Только бы не было слишком поздно!». Я начала с остервенением дёргать ручку двери, ведущий к школьной крыше. Она всё никак не поддавалась, поэтому я прорывалась собственным телом, чувствуя, как кожу покрывают ушибы, которые образуются в синяки. Новая череда отчаянных слёз полилась из глаз, а в голове всплывали строки из записки.

«Если я тебе безразличен, тогда мне плевать на самого себя. Мир не имеет смысла, и лучше ночью сброситься с крыши школы, чем видеть твой безразличный взгляд каждый день. Надеюсь, ты пожалеешь о своем отношении, когда меня не станет. С безграничной и неразделённой любовью, Канато»

Следы чужой крови запеклись на бумаге, как наложенная смертельная метка на нешуточные намерения. Он — безумец, а я — еще страшнее. Человек, который обрёк другого на погибель. Я его не любила, но я бы возненавидела саму себя, допусти неотвратимое. Дверь поддалась, и от неожиданности я рухнула наземь. Почувствовала, как что-то хрустнуло, но разбираться не было времени, поэтому я шустро вскочила на ноги. Взгляд уперся в юношескую спину, а до слуха донеслось посвистывание, которое перекрывало мое надрывное тяжелое дыхание. — Канато…кун, — я не могла наглотаться воздуха. Лёгкие выбились, работая на пределе возможностей. Канато повернул голову в мою сторону: в глазах читалась недовольная раздраженность, а пальцы сильнее сжали плюшевую игрушку. — Будь потише! Твои вздохи выводят Тедди из себя! — вскричал Сакамаки, подрываясь на ноги. Он стоял на самом краю, от чего мое сердце сжалось в страхе, а в голове всё перемешалось. Я не знала, что может успокоить Канато, ведь во мне его раздражало абсолютно всё. Говорила — он срывался, молчала — кричал с двойной силой. Выражение Сакамаки приобрело насмешливый оттенок, а из горла вырывался надрывный хохот. — И как тебе? Стоило только пригрозить, как ты примчалась со всех ног? Ты так беспокоишься обо мне? Или печешься только за свою ценную совесть? Ну, и что из этого правда?! Отвечай! — Канато достал из кармана нож, упирающийся острием в вену, а нога, сделав шаг назад, повисла в воздухе. Я инстинктивно подалась вперёд. — Канато-кун, пожалуйста, не делай этого, — прошептала я, словно произнося молитву, которая не могла достучаться получателя. Во мне всё похолодело, а сознание кричало, что происходящее не может быть правдой. — Я… Я не смогу пережить твою потерю. — Тогда, может, умрём вместе? — в долю секунды, парень вприпрыжку оказался передо мной. — Умереть с любимой… Эх, до чего прекрасное чувство!.. Лицо Сакамаки исказилось в извращенной усладе. Во мне всё перевернулось, казалось, что до этого я жила притворной жизнью. Тихий, со своими капризными заскоками, Канато не мог быть представшим передо мной монстром. Он был мне не нужен — его любовь была мне обузой. Настоящие чувства приходилось обнажать лживой личиной. — Эй, скажи, — Сакамаки схватил меня за кисть, придвигая к себе: лишь плюшевая игрушка была между нами преградой. — Ты меня любишь? Я вот тебя очень, — он уткнулся носом в мою щеку, — очень, — его язык прошелся по пульсирующей жилке, — сильно, — губы оставили засос, — люблю. Зубы впились в кожу. Сознание начало покидать меня, и на границе рассудка в лихорадке бились мысли: не стоило идти сюда одной, надо было позвать на помощь… Как я его ненавижу — стоило позволить ему умереть. Для него мои чувства были игрой, для него собственные — целым миром, где остальные должны подчиняться его воле. — Моей любви будет достаточно, — слышала я вкрадчивые слова, прежде чем сомкнуть веки. — Пока достаточно.

***

"Она меня бесит, бесит! Из-за неё я потерял покой, даже Тедди не знает, чем меня утешить. Почему она не уходит из моей головы? Почему ей плевать на мои страдания?! Такая жизнерадостная, увлеченная своими заботами и делами, другими людьми… Эгоистичная женщина. Я запишу тебя в свою коллекцию, вот увидишь. Только не позволю братьям к ней прикасаться. Она будет только моей игрушкой, её кровь — всё тело — будет лишь в моей власти. Она не сможет от меня сбежать — не захочет. Да, Тедди? Я ведь тоже ей небезразличен: как может быть иначе, если мои чувства так сильны. Пришло время дать ей о них узнать, и тогда она разделит со мной вечность моей любви. Ты ведь не откажешь мне, верно? Я сломлю её. Заставлю полюбить себя. Она станет моей любимой игрушкой, а я — её любимым господином. Мне плевать на её чувства и желания — это не входит в правила моей любви. Лишь моя воля будет для неё всем в её жалкой, безликой жизни. Я буду для неё всем, ведь она украла мой мир." Услышь мое сокровенное желание: вместе навсегда — до смерти.