***
На свой день рождения Билл и Том сняли ночной клуб. Народ обнимал братьев, засыпал их подарками. Они не успевали обнимать в ответ и щедро сыпать улыбками. Кто-то потянул меня за руку. — Пойдём, поговорим, пока он тебя не увидел, — Дэвид увлёк меня за собой. Мы ушли в кабинет администратора. — Ну что, ты подумала над моим предложением, Анна? — Да, Дэвид. И я его не принимаю. Я знаю, что у вас в команде запрещены отношения между группой и обслуживающим персоналом. Так что этот вариант мне не подходит, — лицо Дэвида передёрнуло, будто он откусил большой кусок лимона, но он тут же взял себя в руки. — Тогда скажи мне, ради чего ты вообще связалась с Биллом? Что тебе нужно от него? — Мне? Мне нужен он сам. -Чушь собачья, — перебил меня Йо. — Давай я тебе расскажу, как оно выглядит на самом деле. Ему захотелось новизны, ему надоели малолетние соплюшки, которые готовы на всё, что угодно, лишь бы запустить руку к нему в штаны и прыгнуть с ним в койку. Ты же уже вполне сложившаяся женщина, к тому же прошедшая замужество, разочаровавшаяся в нём и, значит, не требующая немедленного официального оформления отношений. У тебя уже есть жизненный опыт, следовательно, ты ещё не скоро надоешь ему. — Дэвид, прости, но ты бредишь! — я встала. — Считаю дальнейшую беседу бессмысленной… -Сядь! Я ещё не закончил. Теперь я расскажу тебе, почему лично я против ваших отношений. Ты — никто. Никто в мире шоу-бизнеса. Ты никому не известна. Такому человеку будет трудно появиться на людях рядом с Биллом. И тебя, и его воспримут в штыки. Ты готова к этому? — Да, — я снова опустилась на стул и спокойно посмотрела в глаза Дэвиду. — Если он хочет видеть меня рядом с собой, то я готова на всё. Даже терпеть унижения от тебя. — Анна, я забочусь о том, чтобы в группе всё было в порядке. А то, что сейчас твориться с Биллом — порядком совсем не назовёшь. Он постоянно витает где-то в облаках с идиотской улыбочкой. Вот именно поэтому я и предложил тебе войти в состав нашей команды. Чтобы он успокоился и перестал чудить. — А ты уверен, что он успокоится? — Анна, поверь мне, ни одно из его увлечений не длилось более двух месяцев. Извини, что я так прямолинеен, но не рассчитывай, что с тобой у него всё будет серьёзней. Ладно, нам пора выйти, пока Билл опять не начала чудачить. И подумай ещё раз. Моё предложение остаётся в силе. — И я смогу продолжать свои отношения с Биллом? — Клянусь, что не буду мешать вам, если вы будете соблюдать осторожность и постараетесь не попадаться на глаза журналистам. — Это ни в наших интересах. С такой оговоркой я согласна принять твоё предложение. — Отлично. Значит, в декабре мы подпишем контракт. Пока на год, посмотрим, что из этого получится. А потом, если всё сложится, то продлим его. Идёт? Биллу, думаю, пока не нужно об этом говорить. Устроим ему сюрприз. Дэвид протянул мне руку, которую я пожала. И, хотя на душе у меня всё равно было неспокойно даже после всех заверений Дэвида, я нашла в себе силы, чтобы улыбнуться, когда я вернулась в клуб. — Бэмби, — тихонько позвала я, подойдя к Биллу сзади. Он мгновенно обернулся и сверкнул озорной улыбкой. Но только он сделал шаг, как его нахально оттолкнул Том. — Эй, братишка, поцелуи раздаются по старшинству! — Том обнял меня и прижался к моей щеке своей бархатной тёплой щекой. — С днём рождения, Том, — я с чувством расцеловала старшего Каулица. — Мы — танцевать! — Том не дал Биллу даже приблизиться ко мне, а схватил за руку и утащил на танцпол. По пути я обнялась с Густавом и Георгом, но Том настойчиво тянул меня за собой. В полумраке, подсвечиваемом разноцветными огнями стробоскопов, звучала медленная музыка. Том тут же притянул меня к себе, крепко обвив мою талию. — Мы по тебе скучали, — оповестил он меня, наклоняясь к моему уху и жарко дыша мне на шею. — Я тоже по вам скучала, — ответила я ему по-немецки. Его лицо удивленно вытянулось. — И когда это ты успела? — За то время, пока скучала без вас, — рассмеялась я. — Би давал тебе ночные частные уроки? — Нет, я сама по себе талантливая девочка. — Ох, мой Бог! Первый раз слышу, чтобы женщина так честно говорила, что она самодостаточна по ночам! — захохотал Том, запрокинув голову. Как я радовалась, что в темноте не было видно моего вспыхнувшего от смущения лица. После танца я нашла Билла и он наконец смог обнять меня. — Привет, — прошептал он, целуя уголок моих губ.***
Оооо… моя голова! Во рту пустыня, в которой всю ночь ходили в туалет кошки. Как бы так сползти в кровати, чтобы мой желудок не взбунтовался и не выдал всё, что он обо мне думает. Кое-как приняв сидячее положение, я краем уха услышала звук льющейся в ванной воды. А через минуту из ванной вышел… Том. — Томас?! Ты тут что делаешь? — Хороший вопрос. Вообще-то принимал утренний душ, после бурной ночи. — Мы что... с тобой? Да?! — я ужаснулась от пришедшей в голову мысли. — Мы спали в одной кровати. Ничего более. Честное слово. — Оооо… — с этим стоном я упала обратно в кровать. Очень хотелось умереть от стыда. — Эй, — Том плюхнулся рядом, — мы правда только спали, я обнял тебя, да и то по твоей просьбе. — Мы целовались, — простонала я. — Вот об этом лучше забудь, — тут же стал серьёзным Том. — Мы оба сваляли дурака, но отяжелять этим свою совесть не надо. Ладно, — он встал с кровати и протянул мне руку, — я заказал завтрак в номер. У тебя есть время, чтобы сходить в душ и привести себя в порядок. После завтрака мы выезжаем. В джипе Тома я сидела в обнимку с бутылкой натурального питьевого йогурта и термосом с горячим зелёным чаем — к приезду в гостиницу мне надо было прийти в норму. Том тактично оставил меня в покое и даже не пытался развлекать своими рассказами о гастролях, за что я была ему несказанно благодарна. — Твой «вездеход», — Том протянул мне бейджик, останавливаясь на гостиничной парковке. Я надела его на шею и вышла из джипа. На этаже, где остановилась группа, было тихо. Том проводил меня до твоего номера и, прежде чем уйти, сказал: — Что бы ни произошло между тобой и моим братом, как бы дальше ни развивались ваши отношения, знай, что у тебя всегда есть я. Да, Schwester? — он шутливо ткнул меня в плечо кулаком. — Спасибо, Том. Jawohl, Bruder, — я обняла его, а затем решительно постучала в дверь. Твоих шагов я как всегда не услышала. Ты просто возник на пороге, со слегка приоткрытым от удивления ртом и потёками чёрной туши на щеках. Я сделала шаг вперёд и прижалась щекой к твоей обнажённой груди. — Что ты здесь делаешь? — твой голос слегка дрожит. — Ты же должна быть в больнице. — Меня выписали оттуда ещё вчера вечером. — Но Дэвид сказал… — Дэвид мне тоже много чего сказал, но всё-таки я тут. — Может, мы всё-таки зайдём? — ты берёшь меня за руку и тянешь в комнату. Едва захлопывается дверь, как мы сливаемся в безумном поцелуе. Твои руки ерошат мои волосы, по привычке пропуская теперь уже рваные локоны сквозь пальцы. — Что ты сделала с волосами? — шепотом спрашиваешь ты, целуя меня в висок. — Не знаю. Но мне нужно было что-то сделать, чтобы почувствовать себя вновь живой, — изо всех сил прижимаюсь к тебе, чтобы хоть немного почувствовать себя в безопасности. Это была первая ночь, когда я спала спокойно. Ты держал меня в своих объятьях и нежно прерывал все мои попытки пустить слезу. — Нужно быть сильными, милая. Даже если нет сил для этого. Да, это страшная потеря, но наши слёзы уже ничего не вернут и не исправят. Мы идём из ниоткуда И уходим в никуда, Но сейчас для нас повсюду Наша общая беда. Наше маленькое горе, Наша маленькая смерть… Я хочу спеть это завтра на концерте. Ведь боль, разделённая на части становится меньше. Ты не против? — Нет. Если ты разрешишь мне пойти на концерт. — Только обещай не плакать. — Этого я тебе обещать не могу. — Это песня о том, что в жизни каждого из нас происходят потери. Одни из них остаются незамеченными, а другие оставляют раны на наших сердцах на всю жизнь. Боль, которую ты делишь с друзьями, становится меньше, но всё равно не проходит. Я хочу рассказать вам о «Нашем маленьком горе». Тебе, мне и Тому, конечно, потом влетело потом от Дэвида за такую самодеятельность, но факт остался фактом — зал рыдал и вместе с тобой хором подпевал: «Наше маленькое горе, наша маленькая смерть…». — Вы что творите, а? — орал Дэвид. — Вы бы ещё её на сцену вытащили и сказали — вот, у нас должен был быть ребёнок, но мы его потеряли! — Дэвид, прекрати, — тихо, но с плохо скрываемой угрозой сказал Том, глядя продюсеру прямо в глаза. — Дай им пережить их боль и оставь их в покое. — В покое?! — чуть ли не взвизгнул Йост. — Как ты думаешь, оставят ли в покое теперь нас журналисты после вашей выходки? Ах, Билл, что такое случилось в твоей жизни? Откуда такой грустный текст? — Я не хочу больше скрывать наши отношения с Асей, — ты затушил сигарету, — на следующее же интервью она поедет с нами и будет сидеть рядом со мной. — Я не позволю… — Дэвид, а я и не спрашиваю твоего разрешения. Я ставлю тебя перед фактом. Мне надоело скрываться. Я люблю её. С этими словами ты поднялся, взял меня за руку и вышел из гримёрки. В коридоре раздались щелчки фотоаппаратов, заблестели вспышки, послышались вопросы. — Билл, по поводу чего была написана эта песня? Кто эта девушка? Она твоя подруга? Я едва успеваю за твоими быстрыми шагами. Возле двери нас встречает Саки, который вежливо, но твёрдо, остановив репортёров, ведёт нас с к машине. Это был первый раз, когда Дэвид ехал не с нами. Густав и Георг уже совсем ничего не понимали, но, глядя на вас с Томом, с вопросами лезть не стали. — Не надо было так с Дэвидом. — Надо, Анна! Сколько ещё он может указывать нам, что делать даже в нашей личной жизни? В конце концов, он только наш продюсер, а не опекун, и в контракте не сказано, что мы должны жить монахами, для того, чтобы группа процветала. Как ты думаешь, почему Том чуть ли ни каждый вечер водит к себе девчонок? Потому что ему одиноко, не хватает тепла, а не привязывается к ним, потому что многие хотят с нами быть только из-за нашей известности, — ты меряешь комнату злыми нервными шагами. — Слишком много в нашей жизни стало лжи, чтобы мы могли отличить её от правды. — Билл, подойди ко мне. Сядь, — ты садишься рядом, всё ещё продолжая хмурить брови. — Я тебе сейчас кое-что скажу, только ты не обижайся, ладно? Дэвид на самом деле заботится о том, чтобы сохранить и целостность, и имидж группы. — Так ты теперь защищаешь его? — Нет, Би. Я просто пытаюсь донести до тебя, что по-своему каждый из вас прав, но если вы будете с пеной у рта отстаивать свою правду, то ничего из этого хорошего не получится. Проще спать под одним одеялом, чем постоянно тянуть его в разные стороны. Ты лёг на диван, положив голову мне на колени. Я глажу тебя по волосам. Кажется, ты начинаешь успокаиваться, поскольку твоё дыхание становится не такими напряжённым, как раньше. — Ты считаешь, что мне нужно поговорить с Йо? — Это как минимум. Вы же два взрослых человека, которые могут найти компромисс для данной ситуации, — нежно целую тебя в прикрытые глаз. — Пойдёшь к нему? — Неа, — ты открываешь глаза и смотришь на меня. Глаза сияют, как две звёздочки. — Нет, Би, у нас с тобой две недели воздержания, — пытаюсь выкарабкаться из-под тебя, но ты со своей злодейско-ангельской улыбкой мгновенно переворачиваешься на живот и заваливаешь меня на диван. Целуешь меня так, как будто мы не целовались по меньшей мере месяц — жадно, требовательно, глубоко до головокружения. Чувствую, как твоё каудостоинство, как называют его твои фанаты, настойчиво упирается мне в бедро, как живот начинает наливаться предательской тёплой тяжестью. Сама не знаю, как я лично выдержу эти две недели. Но, в принципе-то, говорилось же именно про секс, а не про… Ах!***
Со дня рождения мы сбежали. Самым беспардонным образом. Уговорили Тома прикрыть нас и, забрав с собой Саки, удрали из клуба. Чёрный джип отвёз нас в гостиницу, в которую мы вошли по раздельности. Сначала я получила ключ, а потом на ресепшн подошли Билл и Саки. Пока Саки получал ключи, Билл опустил вниз руку и показал пять пальцев. Понятно, пятый этаж. Пять, сомкнутое колечко из пальцев, три. Пятьсот третий номер. Качаю головой и отворачиваюсь к лифту. За спиной показываю, что я остановилась на третьем этаже, номер триста десять. Двери лифта раскрылись, и я благополучно отбыла на свой этаж. В номере я успела только заказать шампанское и сменить юбку на более удобные джинсы на пуговичках, а топ на рубашку с двумя пуговицами. — К тебе можно? — оборачиваюсь, чтобы увидеть улыбающегося Билла, держащего в руках белые розы. — Зачем ты спрашиваешь, Билл? — прикусываю нижнюю губу и мягкими кошачьими шагами приближаюсь к нему. Да, сегодня у меня настроение пособлазнять этого несносного мальчишку. Мальчишка в ступоре. Рука, держащая розы, заметно дрожит. Подбираюсь к нему совсем близко и, поднявшись на мысочки, интимно шепчу ему на ухо: — Проходи. Билл близок к капитуляции, но такая быстрая победа не входит в мои сегодняшние планы. Забираю у него розы и бережно кладу их на кровать. Белое на нежно зелёном смотрится потрясающе. Стук в дверь. Билл вздрагивает и словно сбрасывает с себя какое-то оцепенение. Официант завозит тележку с шампанским, бокалами и тарелочкой с несколькими видами сыра. Раздаётся хлопок и в следующую минуту пенный напиток наполняет наши бокалы. Наше неофициальное празднование происходит на полу. Не знаю почему, но там удобней. — С днём рождения, Билл. Пусть в твоей жизни желания совпадают с твоими возможностями. Билл смешно морщится от бьющих в нос пузырьков. Затем не выдерживает и фыркает, пытаясь скрыть икоту. Не могу смотреть на него без улыбки. Совершеннейший мальчишка. Мой мальчишка. Делаю глоток из бокала и, держа шампанское во рту, пододвигаюсь к нему. Он понимает мой намёк и тянется к моим губам. Слегка приоткрываю губы, следя за его реакцией. Его ресницы чуть вздрогнули, а потом карие глаза широко распахнулись, когда он почувствовал у себя на губах вкус шампанского. Моя рука скользить по его руке, по сгибу локтя, по предплечью. Билл тихо стонет мне в рот. Ох, кажется, с ним можно потерять голову просто сидя рядом. Его ладонь проникает мне под рубашку и ложится на живот. Он, как и в прошлый раз, аккуратен и нежен, ему явно не нравится поспешность. Роскошь медленной пламенной любви — вот его стезя. Его прикосновения настолько чувственны и искренни, что невольно начинаю отвечать ему тем же, заставляя его выгибаться и закусывать губы, сдерживая стон. — Schrei, — прошу его я. Да, может я и извращенка, но мне так хочется услышать, как он кричит, когда желание достигает своей высшей точки, когда уже трудно держать эмоции под контролем. И он уступает… Вскрикивает, когда входит в меня и уже не сдерживается. Ловлю его стоны губами, кричу вместе с ним, перестаю вообще чего-либо чувствовать, кроме того, что абсолютно счастлива. Он прячет лицо у меня на плече. Я глажу руками его тёплую слегка подрагивающую спину, дую на взлохмаченную макушку, заставляя Билла поднять лицо. — У меня никогда такого не было, — тихо говорит он, а на смуглых щеках играет яркий румянец, — я никогда не кричал в… ну ты понимаешь… А тут ты попросила и меня словно прорвало. — Спасибо тебе…