Брак

Это стало так обыденно — быть источником очередных слухов и насмешек, слов за глаза и оскорблений в лицо. Едва сформированная единственная семья когда-то великого древнего клана Учиха получила часть былого статуса, облагородив меньшую долю доступных земель. Саске остался изгоем, нужным обществу и правительству как расходный материал, Хината получила метку матери будущих ублюдков, потеряв статус принцессы, но обретя нечто новое. Уют и семью. Безумная спешка времени, сменявшая день ночью, неустанно напоминала о себе болью в мышцах и бессонными ночами, сотней часов болтовни ни о чем и безумным количеством поцелуев. Саске гладит живот Хинаты, обнимая её из-за спины, шепчет на ухо о чем-то таком простом: о погоде, путешествиях, семье и своём прошлом. Хината улыбается на дрожь в его руке, когда дети толкаются и веселятся в ее чреве. Резвые, а порой болезненные игры деток не дают ей спать ночами, напоминая, что в скором времени матери придётся встречать малышей криками и мучением первых родов. Женщина страшится этого, как и любая другая, паникуя с частой периодичностью, но берет себя в руки и смотрит в глаза страху, борется с ним в неравном сражении и побеждает, однако нося на сердце большую рану. Зияющая дыра, где прячутся кусочки ужаса и нежеланных знаний, с гниющими осколками, больными остатками недоверия, шепчет на ухо. Волком крадутся к ней из-за спины срок рождения детей и воспоминания, не так давно ставшие почти забытыми. «Идеальная» — Хината шепчет себе под нос не один раз на день слова Саске, так неприятно давящие сердце. Теперь, с приходом знаний и откровений, так не кажется. Шаринган и бьякуган, родственные Кеккей Генкай. И так же, как и союз родственников, плоды инцеста едва ли имеют право на существование. Саске знал об этом. Взгляд лучшего медика их деревни, посетившей неожиданную свадьбу двух представителей великих кланов, был красноречивей всех записей старых времён. Цунаде говорила и с Хинатой, когда оказалось, что чрево девушки растёт не от плотных обедов и большого аппетита, а от пары детей, растущих день ото дня. Никто и полагать не хотел, что клан Учиха, столько лет как «мертвый», будет пытаться совместить свою кровь с не менее известными Хьюго, дотошными, меркантильными и очень сильными, ревностно охраняющими свои секреты крови в пределах семьи. Потому учёные и медики бросили интерес к их совместимости в глубокий ящик, позабыв навсегда. До первого известия о беременности Хьюго Хинаты, ныне носящей фамилию мужа, от Учиха Саске. Цунаде была первой, кто оказался на пороге дома будущей матери, с заверением, что аборт — это единственный выход не навредить самой Хинате, испортив хрупкий мир её детям. Любовь любовью, но шанс того, что их глаза выдержат резонанс Кекке Генкая, равен ничтожным процентам, а шанс очевидность слепоты и пожизненной неполноценности… Сакура, которая пришла поддержать Хинату, застала последнюю бьющейся в истерике, и утешающая её Цунаде была весьма красноречивей сотни слов. Фраза «как печально» звучала из уст Харуно, словно издевка и насмешка над горем Хинаты. Вечно мечтающая о материнстве девочка, нося с любовью несколько месяцев своих малышей, стоит у края пропасти, где шанс перебраться на сторону с названием «все хорошо», «здесь счастье» равен нулю и ниже, а вот сорваться и закончить едва ли начатую жизнь, полную безмятежности... Крик и боль от осознания собственного бессилия были близки к предельной отметке — безумию, глубокой депрессии. Силы духа и стойкости в такие моменты едва ли хватит хоть на мгновение. Но рассудок и убеждения семьи взяли верх, успокоили неустойчивую психику, вернули глас разума и насытили мысли любовью к детям, ставшим заложниками родового проклятья, брака, казавшегося почти нереальным. Хината выпрямила спину, гордо вскинула подбородок и мягко улыбнулась, понимая, что мир не отнимет у неё детей из-за чего-то подобного. Слепота не унесет у них счастья и радости детства, не заберёт любви матери и её защиты, не оставит без понимания близких людей ни на час. Как матерь и шиноби, Хината клянется на крови, на собственной боли и тяге к счастью. Саске мчится домой, словно северный ветер во время вьюги, сметая на своём пути преграды выше айсбергов, падая в снег и грязь, марая руку в густой и горячей крови. Среди рокота битвы он слышит плач Хинаты, слышит, как хрустят суставы в её плечах, будто сотни взоров давят, рушат морально, отражая физически на теплом теле отметку за отметкой. Саске кричит в пылу сражений на усмехающихся врагов, людей, о которых он не имеет понятия, он несёт свитки древних письмен обратно, что были украдены не у его родных. Он сражается до последней крови с самим собой и собственным проклятьем, будто зверь, сидящий на толстой цепи, миска с харчами которого находится в другом углу будки. Точно там же, где сейчас и Хината — в углу своей комнаты, в слезах и отчаянии, потерянная и будто забытая собственным мужем. Учиха рвется на этой цепи, сдавливая глотку хомутом долга и ответа за свои деяния. Хината с цепями на руках, несущих имя «Брак по расчёту» и «Принцесса Брошенка», греет свое чрево в тканях фамильного кимоно семьи Учиха, так символично разодранного у подола. Заложники ситуации и взглядов общественности, рвущиеся навстречу друг другу. Хината любит Саске. Как бы странно это ни звучало, но грозный убийца, отброс общества, предатель, отступник, нелюдь, проклятый, потерянный Саске теперь вызывает в ней только светлые чувства — те, что носят в самом сердце, дышат ими. Хината полюбила Саске, но не как когда-то небесного блондина — Узумаки Наруто. Бывший прежде источником смущения и неловких взглядов, он стал поводом для улыбки и смеха, а Саске же — желанием броситься в объятия и говорить, словно ребёнок, смотреть в глаза, держать за руку, одобряюще гладить по плечу, касаться волос на затылке, вдыхать запах кожи и любить, любить, любить… Ребёнок в чреве делает толчки, за ним второй пинает что есть силы. Хината улыбается, гладит пузо, покачивая кресло. За окном несутся месяц за месяцем, догоняя новый год, прощаясь со старым, а вести от мужа становятся редким праздником и мечтой. Сакура Харуно, Яманако Ино, Такахаши Тентен, Рок Ли, Узумаки Наруто, Киба Инудзука и Акамару, Шино Абураме, Акимичи Чоджи, Шикамару Нара, Сай, Куренай-сенсей, Хиаши и Ханаби Хьюго и даже призрачный Неджи… Будто хоровод, не кончающийся ни на йоту, они приходят к ней чаще, чем мысли о Саске. Гости приносят цветы и рюшечки, безделушки для малышей, конфеты, ягоды, фрукты, овощи, много фотографий из былых времен, новости, слухи, сплетни и, главное, улыбки. Они греют женщину, точно солнце в тёплый день мая, даруют надежду на светлое будущее. Будущее, которое увидят её дети собственным взором. Хината кланяется каждому ниже своих физических возможностей, принося благодарность со слезами и словами, полными чувств. И когда это мучение находит свой конец, женщина, что получила клеймо ненужной жены, сбрасывает кандалы с характерными и очень оскорбительными наречиями в пропасть глупости общественности, плюя на правила приличия и манеру поведения. Она плачет, точно дитя, в объятиях Саске, шепча о столь долгом ожидании, сравнимым с пыткой. Она пропитывает его одежду слезами облегчения и запахом матери его детей, запахом, что щекотал нос мужчины все эти месяцы, будоражил разум каждый день. Саске дышит в её макушку так глубоко и со свистом, что темнеет в глазах, кружится голова. Мгновение воссоединения, полное сентиментальности, так прекрасно, так пленит. Общество оборачивается к ним лицом, не пряча удивлённых взглядов за спиной, когда беременная, едва передвигающаяся Хината идёт по улице с улыбкой и смущением на щеках, держа единственную, но невероятно могучую руку Саске. Венок подсолнухов в её руках сияет, точно солнце, слепя глаза каждого, кто ранее нёс в своём сердце и на губах ложь в сторону семьи Учиха. Благословение Неджи и его любовь становятся почти материальной защитой. Супружеская пара посещает храмы и отчий дом, госпиталь, кладбище, места воспоминаний. Хината смотрит на Саске пристальней обычного, выискивая умыслы и злобу, недовольство, пренебрежение. На кромках мыслей сверчком трещит проклятье их крови и отвратительные, но такие верные выводы Госпожи Цунаде. Полный загадки образ мужчины из прошлого, ее будущего супруга, шепчет те слова в тенях деревьев сада, раз за разом — с одной интонацией и единым выражением лица, не изменяя своему образу и представлению себя современного. Тот Саске холоден и одинок, решающий проблемы без посторонней помощи. Хината смотрит на него в реальности, абстрагируясь на миг от прошлого, и видит картину мира целиком. Ее муж как никогда мягок к ней, терпелив к обществу и доволен. Возможно, даже счастлив. Но материнский инстинкт, точно зверь в пещере, хранит свое сокровище и готовится напасть в любую минуту. Хината надеется, что этого не потребуется, и мечется между состояниями незаметной агрессии и мягкой любви. В мгновения тишины и уединения мужчина гладит горячие щеки жены, целуя виски и макушку, касаясь живота. Он рождает нежность на кончиках пальцев, даруя чувства, которые Хината ощущает как ласку и заботу. Чувства, что она будет беречь в сердце вечно. И этот образ потерянного и испуганного мужчины, убийцы и предателя Учиха Саске, высечет в её памяти, точно раскаленным железом по льду, вырисовывая каждый узор, каждый миг. В любое время дня и ночи, будто всевидящее око, глаз Саске наблюдает за ней, анализирует ситуацию, ищет зацепки. Ни один вздох или стон не уйдёт от ушей и не останется без внимания. Чаще фирменного молчания Хината слышит преисполненные заботой: «У тебя все хорошо? Могу ли помочь? Позволь мне. Хочешь ли что-нибудь? Как твоё самочувствие? Погоди минуту, я принесу. Доверься мне. Будь аккуратна. Я решу этот вопрос», — и ещё сотню-другую слов поддержки и заботы. Такой, о какой и мечтать не было шанса. Хината, податливая эмоциям, не может сдержать слез благодарности, когда Саске разминает её отекшие ноги и плечи, натирает душистым мылом спину, подносит книги, спицы, чай, еду, укрывает одеялом, поправляет волосы. Рука Саске, изувеченная шрамами и историей прошлого, ещё никогда не была столь нежна и ласкова, а глаза — переполненными своеобразной заботой. Накрывая руку мужа, прижатую к чреву, своей ладонью, Хината улыбается миру и Саске в частности, благодаря каждого за шанс быть счастливой. И на короткий миг, равный нескольким неделям, они забывают простую истину, изложенную кратко и чётко стальным голосом Госпожи Цунаде. — Саске, — Хината привлекла внимание мужчины едва слышимым шепотом, а ее рука, мягкая и нежная, прижалась плотнее к животу. — Хикэру и Юта… родятся слепыми. Я это чувствую. Он никогда в жизни не видел столько боли в ее глазах, как в миг этого осознания. Саске отчётливо помнил, что заявил ей тогда, в садах ее родного дома, в тени танцующих деревьев, и этот взгляд с их свадьбы свеж в памяти до сих пор. Сейчас же все было в сотни раз хуже. — Идеальная партия. — Он процитировал себя почти дословно, и даже интонация была такой же, как больше года назад. Удивительно. Холод Хината почувствовала в мгновение ока. Теперь, спустя столько времени, проведенного в их фиктивном браке, ставшем почти реальным, как у любящих и ценящих друг друга людей, все детали стали на свои места. И даже рука Саске на ее животе, слегка теплая, родная, пробиваемая дрожью, не наводила на мысли о любви. — Кажется, именно так я сказал в день, когда пришел впервые в твой дом и твою жизнь. — Он перевел свой взгляд с ее живота к глазам. Шрамы на его пальцах как никогда отчетливо чувствовались на коже касаниями, столь неприятными сейчас в миг осознания предательства хрупкого мира, выстроенного в голове глупой и не мечтавшей, но получившей счастливый год семьи с таким человеком, как Учиха Саске. — Прости, но я не лгал. Руки Хинаты обхватили живот плотнее, образуя защитный кокон. Она почти избавилась от зудящего мозг, кусающего болезненно сердце и обжигающего пальцы осознания всего этого карнавала. Нет. Хината знала наверняка ещё с самого начала, что этим все и обернется. Пожирающими мозг и мысли червями сомнения клубились в её голове каждый месяц, таились в пределах сознания, пускали тихо корни и расцветали сейчас пышнее той любви, что была в сердце женщины. Пусть Саске и стал в ее глазах и глазах окружения хорошим мужем, но разве люди, прошедшие сквозь море крови и стольких смертей, могут меняться окончательно? Стать теми, к чему не стремились изначально? В мыслях и сердце маленькой и глупой принцессы всегда есть место полету мечты и фантазии. Выстраивая идеалистический образ в своей голове, она отметала в пропасть всякую глупую мысль о злых, корыстных намерениях её мужа. С течением времени какой бы то ни было поступок или изначальные слова о идеале Хинаты на роль источника наследия выветривались, становились блёклыми. И, как оказалось, зря. Предатель ее мечты о семье, о любви и взаимопонимании... Он избавит свой род от слабой крови. А те мимолетные перемены... Глупостью было рассчитывать на счастье. — Я не позволю. И её полные слез глаза выдавали стальную решимость защиты. Она не убийца, но руки помнят холод стали, а бьякуган — где каждая точка тенкецу. Хината — женщина, рождённая для семьи и ее защиты. И если потребуется, она встанет против всего мира, будет просить помощи у отца или же Наруто. Саске прекрасно знает это и раздражается этому знанию. Он смотрит сквозь нее на прошлое своей жизни, предаваясь воспоминаниям столь короткий период времени, буквально миг, но вспоминает все. Вот он радостно вопит, взбираясь на горку около старого заброшенного и затянутого тиной пруда. Горка оказывается слишком крутая, и уже разбитые колени неприятно щиплют и приносят боль, напоминая о падении. Итачи, старший брат и пример для подражания, источник внутреннего стремления, касается его лба пальцами, отмечая глупость и слабость. Отец, вызывающий страх и восхищение, оценивающий способности младшего из сыновей, скептически качает головой, призывая к ещё большему старанию. Мать, мягкая и нежная, тонкая, но с внутренней силой женщины, достойной похвалы и любви, нежно гладит по волосам, напевая мелодию, полную покоя и умиротворения души. Вновь Итачи. Над родительскими телами, что тонут в собственной крови, его тень точно как у великана — затмевает свет луны, отнимая у него остатки сознания и понимания устоев этого мира. Дни стремления к мести сменяют друг друга быстрее вспышки света. Сила и жажда знаний, пожирающее желание отмщения застилает глаза и толкает вперёд, заставляя переступать через тела друзей, затыкать уши от их убеждений. Получивший силу, он идёт вперёд, без каких-либо сомнений в верности своих действий и своих принципов. Тело брата, ещё теплое, падает в его руки, и, упуская его на грязные плиты побоища, он не выпускает из сердца тьму, пустившую там крепкие корни. Правда всего мира приходит к нему позже нужного и раньше необходимого. Он встаёт с окровавленной постели и во имя силы идёт на войну с этим миром и самим собой. Взгляд Хинаты, находящейся так близко, точно оплеуха — возвращает к реальности момента и проблем теперешнего времени. Прошлому пора остаться позади. И шея Хинаты прекрасное начало новому пути. Тонкая, с выступающими синими венами, бьющейся в бешеном ритме жилкой, прекрасная шея, держащая взволнованную голову, полную беспокойства и ужаса. Шея, скрепляющая голову с телом, в котором билось преданное Саске сердце и игрались ничего не подозревавшие детки, виновники этого пропитанного напряжением момента. Шея, которая просит касаний и поцелуев, жаждет румянца и ласки. Шея, которую ничего не стоит свернуть или сдавить сильнее, чем в порыве страсти. Саске смотрит на эту шею и принимает сделанный давно выбор. Поцелуй в губы кажется горячее всего остального в мире, с чем можно только сравнить. И пустыми теперь кажутся всякие мысли о плохом. Саске улыбается, как счастливый и очень простой человек, придавая своим изначальным планам куда меньше значения, чем новому дню. Саске берёт Хинату за руку, переплетая тонкие пальцы, сжимая их, смотрит в глаза, словно заглядывая в самое сердце. И мужчина видит в лиловых омутах женщины собственное отражение и благодарит ее — ту, в чьем утробе бьются за полноценную жизнь его дети. Теперь в мыслях госпожи Учиха только он, а не его блеклый темный образ на фоне когда-то яркого голубоглазого героя и испуга перед жутким высоким человеком в черном плаще, калекой, искалечившим жизни многим. Теперь там брак, начавшийся с пепла и разожженный пламенем неспешной, но такой очаровывающей любви.