Рассказать тебе правду?

      Зачем Джон позвал Холмса — он и сам не знал, но чертова аббревиатура поднимала в нем такую стену боли, что самоконтроль складывал свои позиции.       Но самое поразительное было в другом: Шерлок остановился и вернулся, хотя обычно его никто не мог догнать, а уж тем более попросить вернуться.       — Рассказывай! — прошипел, задыхаясь, Ватсон, чуть ли не воткнув бумажку в глаза детективу. — Что это за чушь?       — Ватсон, я не думаю, что тебе следует знать все именно сейчас…       — Да мне плевать, что ты там думаешь! Мэри мертва, я на грани, сколько еще народу погибнет, — я не знаю, никто не знает…       — Ладно. Ты точно хочешь услышать?       — Мне плевать, хочу я или нет, — мне надоело жить во лжи! Говори!!!       Холмс задумался на минуту. Пожевал травинку. Потом присел на могилу Мэри и жестом усадил Ватсона рядом с собой.       — Так вот, Ватсон, вся эта история началась не с твоего знакомства с Мэри, не с вашей свадьбы, даже не с твоего знакомства со мной. Все началось намного раньше, когда в молодости я хорошенько пошалил, разгневал Майкрофта, имевшего тогда надо мной больше власти, чем сейчас, и оказался в Ираке, в составе разведотряда SIS *. Я должен был внедриться в штаб противника, прикинувшись перебежчиком, и украсть у них карту военных действий на территории Ирака. Карту я украл, все обошлось, но по выходе из палатки я встретил другого «перебежчика» — некую блондинку Мари…       — Стоп, погоди: ты что, просто взял карту и вынес ее?       — Ну да, взял со стола, когда они чай пили в палатке. Еще и пару бутербродов прихватил с собой.       — И никто тебя не остановил?       — Ты меня как раз прервал. Остановили, — агент другой разведки, американской, кодовое имя — Блондинка Мари.       — В той же палатке?       — Да, в той же палатке. Она тоже заходила чайку попить и бутербродов захватить. Она вошла в палатку, мило улыбнулась мне, выходящему наружу, — и в ту же минуту я лишился сознания, карты и бутербродов. В отключке я был недолго, но карту в тот день так и не вернул.       — Бутерброды, чай, карта, агенты, разгуливающие по вражеской территории как по своей квартире? Да ты издеваешься, Холмс! Где охрана и снайперы были? Тоже чаек пили? Или Блондинка Мари уже успела утомить их услугами интимного характера?       — Ватсон, как ты груб, ай-яй, — так говорить о своей будущей жене…       — Замечательно, кое-что мы прояснили: ты познакомился с Мэри еще задолго до нашей с тобой встречи, она была агентом, она стырила у тебя карту, а иракская охрана никуда не годилась. Но как чаек и карта связаны с A.G.R.A., и кто такой этот чертов Редберд?!       — Одна группировка сменяется другой, Ватсон, а Майкрофт, вернее, все британское правительство через Майкрофта, еще раз наказало меня — и аграйцами, и Рэдбердом…       — Кто. Такой. Рэдберд?! — Ватсон уже на пределе, он готов придушить детектива.       — Спокойно. Это мой брат. Вернее, был им, — тут глаза Холмса затуманиваются, он берет еще одну травинку, жуя ее вместо сигаретной затяжки       — Что с ним случилось? — Он умер. Потом его место заняла Мэри.       — И тоже умерла?       — Верно мыслишь, верно помнишь… Просто знай, Ватсон, — Шерлок повернул лицо доктора к себе, — прошлым для Мэри был не ты. Так уж сложилось, что семья Холмсов встретилась с ней раньше, чем ты. Ты оказался лишь кусочком, хотя, наверное, ты мог бы стать целым для нее…       — Так, еще раз: операция в Ираке — ваша первая встреча с ней — смерть твоего брата — A.G.R.A.?       — Хмм, ты кое-что упустил, Ватсон.        — И что же?       — Причину смерти брата.       — Дай-ка угадаю: Мэри?       — В точку, Ватсон!       — Она его отравила, придушила, загипнотизировала? И почему ты винишь себя в его смерти?       — Мэри и Редберд работали в одной команде, просто на разные разведки: она — на американцев, он — на Майкрофта. За той картой в Ираке охотились мы все, Редберд меня прикрывал, когда я зашел в палатку. Он стоял снаружи и готов был прикрыть меня от охраны, я же занимался беловой работой — воровал материал. Когда я очнулся после того, как Мэри похитила у меня карту, я увидел, что моего брата связали и отправили куда-то в машине, — как потом выяснилось, на расстрел попавшихся шпионов… Я мог побежать за ним, мог схватить пистолет и стрелять по машине, я мог погибнуть рядом с ним, — но я ничего не сделал. Я просто стоял и смотрел, как машина с военными уезжает вдаль, а мой брат извивается и кричит, пол-лица уже избито в мясо… Я не помог ему, я просто стоял и смотрел.       — При чем тут Мэри?       — А, я не сказал? Они вроде как… полюбили друг друга — по крайней мере, они встречались. Я все-таки не думаю, что это была любовь: просто им обоим было одиноко и тоскливо, — я не больно-то хорошо общался с Рэдбердом, мы были слишком разными, у Мэри, конечно же, не было ни друзей, ни подруг, — в полевых условиях их не заведешь, да не доверишься никому. Но, я думаю, не будь у них теплых чувств и подобия отношений, Редберд бы остался жив…       Шерлок замолчал. Травинка была изжевана в лоскуты.       — Шерлок, договаривай!       — Если бы не Мэри, я бы, возможно, побежал за машиной с Редбердом. Мы бы спаслись вместе — или умерли вместе.       — То есть ты…?       — …влюбился в Мэри? Ну да, наверное, то, что я испытывал, можно и так назвать. Мне было скучно и тоскливо, а Мэри была умницей, с которой было легко и вместе с тем опасно общаться: это как болтать о погоде под дулом пистолета. Она меня цепляла, мне хотелось видеть ее рядом с собой как самого близкого мне человека, женщину, — и я не мог понять, почему она выбрала на тот момент Редберда, а не меня: он был скучнее, слабее и печальнее меня, его память и мозг работали с меньшей скоростью. Но я объясняю это проще: взаимное одиночество и страх притянули их друг к другу, — я-то не боялся на тот момент практически ничего, просто потому, что на каждую опасность у меня было порядка восьми или девяти решений из десяти, и я знал, что, если я смогу применить хотя бы одно из них, — я выпутаюсь. Я не боялся смерти на войне, потому что не верил в нее для себя.       — Ага, Майкрофт бы не дал тебе погибнуть, — пробормотал Ватсон.       — Нет, дело не в моем брате. Уверяю тебя, он на тот момент знал об опасности, угрожавшей мне и Редберду, — но не помешал, не предотвратил. И не из вредности или нелюбви к нам, — он же выполняет волю правительства, он не может по-другому.       — Так, Холмс, давай проясним: ты не побежал на помощь Редберду, хотя мог это сделать, из-за того, что он встречался с девушкой, которая тебе нравилось?       — Не нравилась, а привлекала, — как хорошее нераскрытое дело.       — Не суть важно… По факту, ты устранил конкурента в виде своего брата, пусть и руками военных?       — Да.       — Опять вранье: Редбердом же звали пса, который был у тебя в детстве, и его усыпили, а ты не смог ему помочь?       — Да, звали.       — И так же звали твоего брата?       — Это ненастоящее имя, Джон. Он взял себе кличку моей собаки.       — Почему? О, господи, нет… Собачья верность тебе, Холмс?       — Да. Мой брат дорожил мной, — и именно поэтому он вызвался охранять меня снаружи, а не лезть в палатку за картой. Майкрофт знал об этом, и он постоянно напоминает мне про то, кто должен был на самом деле тогда погибнуть… Редберд спас мне жизнь, — а я отправил его на смерть. Как и моего пса.       — При чем тут «R»? Редберд? Розамунд? Что это за формула: «A.G.R.A. — Редберд = …».       — После того случая в Ираке Мэри взяла себе кодовое имя «R.». Да, это не только первая буква ее второго имени, но и память о моем брате. А формула проста: умер Редберд — умрет и Розамунд. Ведь первое воплощение «R.» было стерто в Ираке, а второе должно было исчезнуть в Тбилиси…       — Но исчезло сейчас, в Лондоне.       — Учти, есть еще и дочка…       Ватсон лишь тяжело вздохнул.       — Ее тоже убьют, Холмс?       — Я обещал, что нет.       — Самоирония, Шерлок… Самоирония: все твои обещания — мыльный пузырь, как выяснилось. Ты ничего не сможешь изменить.       — Пусть так, Ватсон. Пошли домой.       — Я, вообще-то, не простил тебя. И не собираюсь.       — А я и не прошу прощать меня. Но ночевать на кладбище — идея не из лучших. Пошли на Бейкер-стрит. Ребенок у Молли?       — Да, все еще у нее. Я… не могу…       — Не объясняй, просто пойдем отсюда.       Выходя с кладбища, Холмс обернулся на могилу Мэри: она улыбалась с фотографии, будто напоминая детективу о еще не рассказанном.       «Ты не сказал ему, Шерлок… Ты не сказал ему».       «Скажу, Мэри. Спуск в ад еще грядет».       — Ты не простишь, когда узнаешь. Не захочешь прощать, — пробормотал Холмс.       — Что? Ты что-то сказал? — обернулся Ватсон.       — Ночка сыреет, говорю. Кости ломит…