Closer

      Киан уже который день чувствовал себя неважно. Все свалилось на него слишком быстро, закрутилось огненным вихрем, пестрящим болью и горечью собственного положения. Ещё четыре дня назад он сидел на жесткой койке в Монашьей темнице, вспоминал дурацкую колыбельную, с которой отчётливо ассоциировал образ матери, и думал о неминуемой и вполне заслуженной смерти.       Сейчас же жёсткая койка, от которой жгутом выкручивало все тело, сменилась на мягкий, пусть и чертовски старый и очень пружинистый матрац, а одиночная камера с облупленными стенами превратилась в собственную комнату, которую для него великодушно выделили повстанцы. Столько людей погибло, чтобы он прошёл этот четырехдневный путь, Киан старался не вспоминать, но именно это не давало сбросить напряжение с гудящих мышц и постоянно захламляло голову.       Алване не понимал этих людей — повстанцев. Какая неведомая сила заставила их поверить ему? Какой стержень прятали в себе эти измученные и потерявшие все люди, когда выхаживали его? Его — апостола, азади, человека, из-за которого Сопротивление потеряло своего лидера. Какие мысли таились в головах этих магических, когда они вообразили, будто он — лучший шанс, который у них есть?       Несмотря на огромное непонимание Киан был признателен этим людям (или нелюдям, но какая, о Тень, теперь разница). Пускай он провел в Сопротивлении не более двух суток, и пока еще не выдалось случая, чтобы оправдать их доверия — магические заставляли его чувствовать себя на своём месте. Лишь немногие их них презрительно фыркали в его присутствии, демонстративно отворачивались, когда он пытался заговорить с ними. Большинство же излучало определенный энтузиазм, глаза их светились доверием.       Выходит, он предал свой народ из-за них. Конечно, большинство повстанцев видели в нем героя, но это совсем не отменяло того, кем являлся Киан на самом деле. По крайней мере, он видел себя именно так.       Предатель.       Это висело на шее Алване огромным, но незаметным клеймом, которое адски жгло что-то в грудной клетке, особенно по ночам.       Сегодняшняя ночь также прошла беспокойно: он долго не мог уснуть, а когда ему наконец это удалось, мучительные, тёмные образы из прошлого забередили живые раны. Поэтому когда раздраженный Киан встал с постели, полный решительного желания пройтись по округе, чтобы выветрить из головы весь груз своих ночных переживаний, солнце ещё не встало.       Он двинулся к двери решительным и весьма бодрым шагом для человека, страдающего каким-либо внутренним терзанием, но подойдя к ней, в изумлении замер, услышав, что магические говорят о нем.       — Серьёзно? — Высоко провыл чей-то женский голос, полный неподдельного возмущения. — Вы притащили сюда Апостола? Который Азади. Сюда? К повстанцам?! Не проще ли было вывесить на городской площади карту, как добраться в это убежище, или… Или сразу выйти с поднятыми руками и надписью на лбу «Я против Азади»?!       — Успокойся. — Терпеливо заметил обладатель другого голоса, смутно знакомого Киану, — Это моё решение, привести его сюда. Киан — лучший шанс, который есть у Сопротивления. Тебе следует прекратить так остро реагировать на все.       Обладательницу этого голоса Алване вычислил почти сразу — это была всегда спокойная и рассудительная Шеппард, когда голос ее собеседницы идентифицировать не удалось. Киан сомневался, что вообще говорил с этой девушкой когда-либо или вовсе видел ее — столь незнакомым казался ее лёгкий акцент.       — Остро? — Между тем взвился первый голос, но затем стал тише, что заставило Алване приблизиться вплотную к двери, — Я верю, что он чисто теоретически может быть за нас, но… Боги! Это неправильно, что здесь Азади! Он предал свой народ, предал тех, с кем сражался бок о бок! Что помешает ему предать нас? А? Некоторые люди просто всегда спасают себя.       Киан замер, почувствовав, как кровь приливает к голове, а нервы, скрученные в тугой жгут, бьёт сильнейшим и весьма болезненным зарядом. Незнакомка, с которой Алване не встречался (теперь он был точно в этом уверен, потому что не заметить такую волну ненависти и недоверия, летящего в тебя, было бы просто до сумасшествия глупо) била в самую суть его ночных переживаний. Кулаки непроизвольно сжались. Кем бы не была девушка, стоящая сейчас за дверью, она определённо не нравилась Киану. Не то, чтобы ему нравились какие-то девушки, но…       На секунду бывший Апостол даже подумал о ней, как о женской версии Лихо — наглой, недоверчивой, злобной и мелочной особе, которая чисто на генетическом уровне не может поверить, что кто-то способен на что-то хорошее.       — Успокойся. — Вкрадчиво повторила Шеппард. — Ты только прибыла, а уже делаешь какие-то выводы.       — Нет, а я не об этом же твержу? — Вклинился в спор хриплый мужской голос. Спустя пару секунд раздумий Киан идентифицировал третьего собеседника как Лихо. — Я тоже говорю, что ему тут не место.       — Хватит. — Оборвала спор Шеппард. — Разговор окончен.       Киан в этот момент ощутил укол напряжения. Он стоял здесь и подслушивал, хотя это было в корне неправильно. Эти люди могли ненавидеть и презирать его сколько им вздумается, но отчего-то слышать собственные мысли, озвученные кем-то ещё, было слишком волнительным занятием, пускай и чертовски болезненным. Киан даже почти заставил себя отойти от двери, но когда услышал снова начавшийся разговор, прильнул ухом к двери — искушение было слишком сильным.       — Боги! И что с ней не так? — Спросила незнакомка, громко фыркая.       — Не будь так категорична! — Вторил ей совсем тонкий голосок, похожий на детский — Эну.       «Вся компания собралась» — Мрачно подумал Киан, пропустив мимо ушей часть фразы, предназначенной в его защиту.       — Он хороший. — Продолжала тараторить Эну. — Нет, правда. Он не из тех, кто будет бегать от одной стороны к другой. И я ему верю. А ещё он очень милый: такой потерянный и одинокий, хотя строит из себя брутала и альфа-самца. — Последовала пауза. — Ой. Я опять говорю не в тему, да?       — Да, Эну. — Холодно заметил Лихо, но следом его тон смягчился — он, очевидно, обращался к незнакомой Киану девушке, — Пойдём, ты наверно устала с дороги. Последние новости и мистер «янезнаюначьейястороне» могут подождать.       — Ты прав. — Неопределённо заметил женский голос. — К тому же… держи друзей близко, а врагов ещё ближе, так?       По венам Киана молнией пронеслась бессвязная ярость. Что позволяла себе эта девица? Почему не зная его, позволяла себе делать какие-то выводы подобного рода? В одном Алване был уверен точно — он определённо не сможет найти с ней общего языка. Она уже считала его врагом и предателем, и никакие светские разговоры тут помочь не могли. Это до ужаса злило и обезоруживало — даже после всего произошедшего, Киан считал, что заслуживал хоть немного уважения. Он не хотел обожания и слепого преклонения: он жаждал обычного, человеческого понимания, которым, очевидно, данная особа не обладала.       Голоса за дверью тем временем стали чуть приглушеннее — очевидно, толпа повстанцев двинулась дальше по коридору. Прежде чем разговор превратился в монотонное гудение, различить в котором слова было невозможно, Киан услышал радостный вопль Эну, полный энтузиазма:       — Я так рада, что ты здесь! Боги, нам так не хватало тебя! Все скучали — даже наш непробиваемый Лихо!       Смеющийся голос незнакомки утонул в возмущённом бурчании долмари, но через несколько секунд всё затихло — повстанцы вышли из поля акустической слышимости.       Киан вздохнул, как-то дёрганно и возмущённо, пытаясь соединить в единое целое кусочки услышанного.       К Сопротивлению примкнул новый человек. Вернее, кто-то уже знакомый. Женщина. Которая выражает явное недовольство его прибыванием здесь.       Из всех мыслей, захлестнувших голову лавиной, Алване чётко мог выловить чувство, единое для каждой из них.       Неприязнь.       Кем бы не была эта девушка, она определённо не производила впечатление дружественно настроенного существа. Он ни за что бы не позволил ей прикрывать свою спину, если бы возникла такая необходимость. Яркую волну неприязни вызывало её стремление судить людей, не зная их.       Опять же: он считал, что не заслуживает предвзятой ненависти только из-за того, что в прошлом был Апостолом и преданно служил Азади.       «Этой девице очевидно не известно, что люди делают ошибки. Также как и то, что некоторые хотят их исправить!» — Бессвязно пронеслось в голове Алване, и он с удивлением отметил, что гнетущее раздражение начинает затихать.       Киан отошёл от двери и уселся на койку — желание прогуляться по окрестностям пропало.       Он был немного зол на себя, из-за того, что позволил подслушанному разговору пошатнуть свой настрой, но злость эта была лёгкой, в какой-то мере даже приятной.