Fight

Всегда знала, что думать - это то дело, в котором я полный профан, а мозг мой - это вообще вещь далёкая от разума, и если я попадаю в ситуации, где нужно здраво мыслить, я зависаю и творю какую-то херню. Ну, я ведь Ира. Я не была готова к сессии ни коем образом. Просто забыла о её существовании и теперь ношусь, как сумасшедшая в поисках каких-то конспектов, о наличии которых я даже не подозревала. Моя жизнь превратилась в один сплошной день, в котором я беспрестанно что-то решаю, читаю, пишу. В это сложно поверить, но я натёрла на пальцах мазоль. Наверное, забыла как это делается, но проводить время в университетской библиотеке очень даже неплохо, но дома, конечно же, лучше. До начала сессии остаётся каких-то пара дней, а моя копилка знаний пополнилась лишь тем, что я чётко осознаю то, что нереально запомнить столько информации. Моей голове просто не под силу это сделать. Мне приходится с этим смириться. - Даш, ну где ты ходишь? - я ору в трубку телефона так громко, что моими слюнями можно поливать цветы. Возмущение во мне нарастает, я становлюсь нервозной истеричкой, но это больше от стресса, нежели от того, что жду Колиниченко возле института уже грёбанные тридцать минут. Чёрт, здесь ещё и жарко. У меня глаза потеют. - Я не иду, а несусь к тебе на всех порах. Она появляется около меня так быстро и неожиданно, что я невольно вздрагиваю и стою малча секунд десять. В последнее время долго соображать становится частью моей жизни, и никто из моего окружения этому не удивляется. Всё нормально. Дашка как всегда великолепна: идеально уложены волосы, идеально подобраны вещи, идеально подведены глаза. Да в принципе она идеальна. - Что-то я волнуюсь, Даш. - Это нормально. Ты же не начала лечить свои нервы, как я тебе советовала. Зато ты их хорошо подлечила. Отличная тачка у твоего мудака. - Как Кирилл? - я миловидно улыбаюсь и кидаю взгляд в сторону удаляющейся черной иномарки. - Живёт, не жалуется. Даша и очередной хахаль. Это самая очевидная вещь, которую можно было от неё ожидать. И если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, то на прошлой неделе машинка и парень в ней был другим. Но это ведь маловолнующий фактор, да, Даш? - На что ему жаловаться, если с ним живешь ты? - Хотя бы на это, - она так легко усмехается, что моё внутреннее напряжение немного отступает. Когда я волнуюсь, то начинаю ненавидеть всех вокруг, и даже тех, кто дорог мне больше жизни. Ужасная привычка. Мы заходим в здание института, внутри меня сжимается всё что можно, и холодок переживаний вихрем проносится по сердцу. Мне страшно. - Это последний шанс закончить год нормально. - Какая разница как ты сдашь? Главное не вылететь, а остальное ерунда. Ну, конечно, ерунда, ага. Я всё-таки хорошо училась. Когда-то давно. Колиниченко так гордо вскидывает подбородок и решительно идёт вперёд, внутрь института, а я так скукоживаюсь и горблюсь, что резонанс между нами очевиден и разителен. Я никогда не стану такой шикарной девушкой, как Даша, и буду этому очень рада. Серьёзно. Дальше идёт три часа мучений, переживаний и почти что моего приступа паники, но меня вовремя отвлекают приятели, как собачку в цирке, и я сохраняю себя в кондиции. Мои однокурсники выглядят вполне себе уверенно, а одна я трясусь, как осенний лист на сквозняке. Но это едва ли ощутимое спокойствие куда-то в миг улетучивается, когда я должна идти прямо к преподавателю, и начать рассказывать что-то про теорию экономической организации. Я что-то помню из этого, я читала и пыталась выучить позавчера, но моё состояние паники выветривает всё из головы, и кроме своего имени я больше ничего не помню. Кровь шумит в ушах, я проклинаю моё долбанное воспитание и эту привычку воспринимать всю свою жизнь всерьёз, потому что это одна из тех вещей, которые мешают мне жить. Глаза экзаменатора такие серьёзные и властные, будто он чувствует полное превосходство надо мной и видит, что я ни черта не могу сделать. А я ведь реально не могу ничего кроме как жалостливо смотреть на него и пытаться расшевелить его чувства. Мне остаётся пара шагов до его стола, уши закладывает неимоверно сильно, тошнота подступает к горлу. По телу пробегают мурашки, и я понимаю, что сейчас мне станет очень плохо. Первое, что я чувствую - это резкий запах, который ударяет по носу, и заставляет все биохимические процессы моего организма начать работать интенсивнее. Спустя пару секунд лёгкие удары по щекам окончательно вытаскивают меня из поволоки тёмных снов. Лампа, нависающая надо мной, сначала расплывается перед глазами нечёткой картинкой, и только через какое-то время я могу чётко видеть обстановку вокруг: я в машине скорой помощи и она куда-то едет. До меня, по обычаю, несколько долго доходит смысл всего происходящего, но в конечном счете, я выясняю, что потеряла сознание перед преподавателем и чуть не сорвала экзамен, а ещё позже медсестра обмолвилась, что некая блондинка упрашивала увести меня в больницу и закрыть там на пару дней. Я облегченно вздыхаю, когда мне перестают тыкать в нос эту грёбанную ватку с нашатырём и я могу нормально дышать. Я могу сказать "спасибо" только Колиниченко, потому что она видела, как мне было страшно, видела, что я не готова, и легко решила эту проблему: упекла меня на больничную койку. И всё бы ничего, если бы я не боялась больниц до смерти. Врач непреклонна, когда я пытаюсь уговорить её отпустить меня и дать самой войти в больницу на своих двоих , но меня уже несут на носилках внутрь, поэтому я вынуждена терпеть это унижение, когда на тебя смотрят, как на больную. Я, конечно, не отрицаю, что могу быть больной и не только физически, но идти ногами я могу вполне. Хотя моё мнение здесь, вроде, никого не интересует. - О, опять вы? Просто нереальное совпадение. Тот мужчина в белом халате, который вот-вот подойдёт ко мне, и есть лечащий доктор моего херого спасителя Новикова. У меня сейчас просто подскочит давление до сумасшедших цифр, потому что это ведь абсурд, таких совпадение не бывает. НЕ-БЫ-ВА-ЕТ. Ну, что ж, Ира, ты просто победитель. Мы ещё пару минут любезничаем друг другу, я улыбаюсь мужчине, он улыбается мне, а потом меня везут в его кабинет, где тонометр показывает обычное для меня давление. Игорь Иванович, как оказывается его зовут, решает лечить и меня тоже, а потом принимает решение оставить в больнице. Я так недовольно восклицаю и пытаюсь его уговорить отпустить меня домой, понимая, что одна в больнице просто не выдержу и сойду с ума от собственных мыслей. Искренне не понимаю, что такого криминального может быть в обычном обмороке, вызванным стрессом, но мне уже выделяют койку в двухместной палате, которая пока что пуста, дают постельное бельё и оставляют одну в палате. Если мне и надо было лечь в больницу, то не в неврологическое отделение, а поближе к психиатру. Медсестра, в весьма солидном возрасте, добродушно помогает мне обустроиться, хотя кроме своих костей и постельного белья у меня с собой нет ничего, поэтому спустя пару минут на мою кровать падает застиранная ночнушка. Если бы у меня был выбор, я не одела бы её никогда в жизни, но других вариантов нет и мне приходится напялить на себя это безобразие. М-да, просто прелесть. Вот, ненавижу розовый, хоть убей, но, блять, на этом мешке есть ещё и цветочки. Я выгляжу нелепо и мило одновременно. Хотя к херам всё. Без разницы в чём: в этом аля-поватом платье или без него. Просто уберите из меня это головокружение, а то бесит уже. Я звоню маме, бегло рассказываю про мои небывалые приключения, и вновь слышу, что я ходячее ЧП и сама сделать ничего не в состоянии. Она говорит долго, но слов её не разбираю, потому что речь мамина весьма быстрая, но смысл я улавливаю. К концу разговора я уже начинаю жалеть, что первой позвонила именно ей, а не дяде Паше, потому что он примчался бы ко мне молниеносно и принёс бы с собой хотя бы нормальную одежду. Но, надо сказать, что платье оказывается весьма мягким на ощупь, и я быстро к нему привыкаю. То-ли я такая мерзляка, то-ли здесь действительно холодно, но я постоянно ёжусь и кутаюсь в покрывало. Холодно в июне. Совсем бред. Мама не успевает навестить меня сегодня, поэтому казённая хлопковая ночнушка светло-розового оттенка ниже колен болтается на мне, и я похожа на одинокий карандаш в пустом стакане. Я даже не заправляю за уши выбившиеся из лохматого пучка пряди волос, потому что мне честно всё равно как я выгляжу. Я в больнице. Какая к чёрту разница-то? Проходит около часа, прежде чем я понимаю, что меня как-то обделили вниманием врачи, и я пока что никому здесь не нужна, и именно поэтому решаюсь сходить на разведку. Я по правде до одури боюсь больниц, потому что в голове возникает лишь одна ассоциация, связанная с пытками. Это, естественно, бред, и в моём двадцатилетнем мозгу есть тому доказательства, но я всё же всегда стараюсь избегать нахождения здесь. Запах здесь стоит дурманящий: хлорка и спирт, и через какое-то время я привыкаю и начинаю от него успокаиваться. И стены здесь бледно-зелёные, схожи с застиранной футболкой, цвет которой вымыло водой. Иду, чуть пошатываясь из-за долгого отсутствия движений, хватаюсь руками за стену, и вообще стараюсь далеко от неё не уходить. Подвешенное состояние, когда кажется, что ты в абстракции и всё вокруг происходит слишком медленно и до твоего сознания не доходит. Чувствовать это слишком странно, но гораздо приятнее, чем непрекращающуюся нервозность. Доплываю, словно корабль, медленно и плавно до середины коридора и понимаю, что везучести мне не занимать. Новиков, мать твою, ты задолбал. Почему-то его не выписали спустя две недели как обещал мне тот милый доктор. На вид Сергей выглядит очень бодро, весело, поэтому меня волнует лишь один вопрос: какого хера он здесь? Не горю желанием встречаться с ним, и вообше не хочу, чтобы он увидел на мне этот розовый мешок в цветочки. Это выглядит глупо. Ну, не могу я так быстро развернуться, иначе голова опять закружится, перед глазами помутнеет, поэтому я облокачиваюсь спиной о стену и перекатываюсь в другую сторону, вновь придерживая собой стену, плыву в обратном направлении. - Потерпевшая! Ёб твою мать. Замираю и не поворачиваюсь к нему, он всё равно подойдет ко мне рано или поздно. Лучше поздно, чтобы я успела смыться отсюда. Но Новиков, сука, регенерируется слишком быстро и уже носится по больнице, как ошалевший. Он догоняет меня через пару секунд, потому что я останавливаюсь и не вижу смысла идти в свою палату, Сергей всё равно не отстанет, поэтому я просто стою к нему спиной, придерживая стену правым плечом. И эта встреча не предвещает ничего хорошего, я не хочу сейчас вообще говорить с ним. - Отличный наряд. Меня навестить решила? Новиков возникает передо мной, встаёт напротив, также облокотившись о стену, и улыбается своей коронной нахальной улыбкой. В нём нет и намёка на то, что две недели назад он выгнал меня из своей палаты, когда я пыталась помочь ему и быть рядом, он будто бы не велел мне с невозмутимым лицом выметаться из больницы и не намекал на моё злоупотребление его помощью. Я делаю такой безразличный вид, который только могу из себя выдавить и, прищурившись, ядовито улыбаюсь ему, а потом просто обхожу Сергея и вновь прислоняюсь к стене, продолжая свой путь, но он настойчиво продолжает препятствовать мне, преграждая дорогу своим телом. Я вижу его каких-то пару минут, а он мне уже надоел. Что за человек? - Дай пройти, - требую я, пытаясь вновь пройти мимо него, но он предсказуемо хватает меня за запястье, останавливая. - Что-то случилось? Что? Я слышу нотки серьёзности в его голосе? Нонсенс. - Ты случился, - я впервые откровенно грубо отвечаю ему, и, по-моему, ему это не нравится. Вырываю свою ладонь из его руки так резко, что не подрасчитав силы, по инерции делаю небольшой шаг назад, а потом пошатываюсь. Ну, давление у меня, нормально всё. Новиков как-то резко подхватывает меня за локоть, чтобы я не ударила свои кости о пол. Очень благородно, ничего не скажешь, но я и не собиралась ничего ему говорить, потому что слишком много чести. - Ты только передо мной падаешь или перед всеми мужчинами? - кто тебе сказал, что ты мужчина? Я уже собираюсь кинуть ему в ответ что-то колкое, потому что хочу отомстить ему за его поведение тогда, в больнице, но не успеваю: мимо нас проходит тот самый доктор, и расплывается в улыбке. - Здравствуйте, Сергей, - Игорь Иванович поворачивается, блять, и ко мне тоже, ободрительно похлопывая по плечу, - Ирина, у вас с братом семейное обострение? Нет, у психов обострение в августе. Стоп. Что? Он сказал это в слух? И Новиков это услышал? Конечно услышал, иначе какого чёрта он так смотрит на меня, будто видит впервые? Я так рада видеть этого мужчину, словами не описать. - Она меня просто поддержать решила. Мне срочно нужно сбежать отсюда, иначе Новиков запросит объяснений, а я объяснять ничего не собираюсь, увы. Поэтому когда у мужчин завязывается короткий диалог, я делаю ноги. По-тихому, но это меня не смущает, пусть Новиков сделает что-нибудь сам. Меня вообще не волнует, что он там будет нести, как выкручиваться. Я в этом больше не участвую. Я не его сестра. Через пару минут, к моему счастью, в палату заходит медсестра и отправляет меня на какую-то процедуру, именуемую МРТ. Мне становится страшно, когда эта херня, в которую меня закатывают, как в трубку, начинает гудеть, но я стойко выдерживаю все тридцать минут испытаний, в конце которых врач диагностирует у меня спазм сосудов головного мозга. Нет, ну, я конечно подозревала, что что-то там у меня поджимает, а по-другому объяснить все мои косяки невозможно: дело явно в этом спазме. - Ирка, отлично ты тут устроилась. Дашка оказывается у меня в палате ровно после окончания экзаменов и очередного обеда с Кириллом. Хоть бы поесть мне принесла что-ли. - Лучше не придумаешь, ага. - Ну, что ты тут раскисла? - Я просто просрала всё что можно было. Серьёзно. Я так огорчённо вздыхаю, что Колиниченко в миг делается настолько серьёзной, что вся эта ситуация кажется мне полным дерьмом, из которого не выползти. - Жизнь не заканчивается на одном только экзамене. Дашка перелазит со стула ко мне на кровать, и укладывается радом, обнимая меня за плечи. Я чувствую себя в очередной раз маленькой девочкой, а Дашка кажется мне старшей сестрой. Она вообще умеет задвигать умные мысли, давать дельные советы, которыми никогда не пользуется сама. Даша не одержима теми вещами, которые становятся для меня самым главным в этой жизни. Я никогда не пойму её позиции, но в итоге казаться дурой, как она делает всегда, оказывается самой выигрышной позицией. - Я опять маму расстроила. И это меня реально волнует. Я постоянно живу лишь с одной задачей: сделать хорошо маме. Я не могу сказать ничего хорошего и плохого об этом. Возможо, что это даже на самом деле полный бред - жить так, как живу я, но это и есть та вещь в моей голове, с которой я засыпаю и просыпаюсь каждый день. - Ты уже давно большая девочка, перестань зависеть от кого-то. Не создавай себе проблем, Ир. Живи сегодня. Мне так хочется заплакать, что дыхание перехватывает, а в глзах пощипывает. Колиниченко начинает гладить меня по голове, и это самая нужная в мире вещь для меня сейчас. Всё так, как я люблю: я слабая дура, которую жалеют. Проходит несколько часов, прежде чем мы с Дашкой наговоримся до отвисших языков и перепутанных слов в голове. Она на последок напоминает мне о моём возрасте и о том, что я должа жить своей жизнью, а не желаниями мамы. Я всё же думаю, что в этом что-то есть, однозначно. Мы выходим вместе в коридор, я хочу проводить её, а заодно и проветриться: сидеть в палате весь день для меня убийство. Домой хочу. Но то, что мы видим в приёмном покое не входило в наши планы: Сергей мирно беседует с Королёвым. Какого хера его ещё не выписали? Мы должны сделать одну простую вещь: пройти мимо них незаметно, чтобы не было проблем ни с Новиковым, ни с Ромой. У меня вообще нет желания проводить время в этой компании, с которой мы сталкиваемся в последнее время постоянно. Чувствую, как Дашка меняется в настроении и бегом, прямо таки в припрыжку, подлетает к молодым людям. Надо сказать, что ошарашенное лицо Ромы не сможет передать ни один артист на свете: ему настолько страшно видеть меня в таком виде, что я невольно опускаю глаза в стеснении. - Ира? А ты почему здесь? Да потому что, блять, я задолбалась нервничать. Королёв подходит ко мне, начинает расспрашивать обо всём, а Дашка стоит между Ромой и Сергеем, который косо поглядывает то на меня, то на Рому. Это выглядит очень глупо, но сбежать как утром от разговора с моим врачом, мне не удастся. И это плохая новость. - Ром, всё в порядке, правда. Просто плановая госпитализация, со мной такое бывает. Я не замечаю, как моя ладонь оказывается на плече парня, успокаивающе похлопывая, и мой жест производит невероятное впечатление на Новикова с Колиниченко: глаза Дашки загораются подозрительно радостным огоньком, а Сергей просто отворачивается к окну, делая вид, что читает что-то в телефоне. Вот, дать бы по твоей перемотанной башке. - Может, тебе что-то нужно? Я могу привезти. Если честно, то нужно. Немножко уверенности в себе. - Не думаю, что это будет удобно, так что… - Ира, не удобно будет, когда тебе хуже станет. Чего? Когда это мне станет хуже? Несёт всякий бред, чес-слово. Кстати, из-за своей неуверенности я, естественно, в слух этого не произношу, а потом жалею. - Да, Ир, мы сгоняем туда-обратно, и привезём всё, что нужно, - Даша вновь вступает в разговор без надобности и поддакивает симпатичным парням. Я удерживаюсь с трудом от желание напомнить ей про Кирилла, но во время останавливаю себя. Она взрослая баба, что хочет, то и делает. Пускай. Колиниченко с Королёвым уходят вместе из больницы, и судя по всему, поехали они ко мне домой за нормальной одеждой, зарядкой для сотового и прочей ерундой первой необходимости. Я честно не хотела, чтобы именно Рома помогал мне сейчас, потому что мне стыдно пользоваться его добротой, а потом не хочется видеть, как он ждёт от меня чего-то взамен. И я говорю не о помощи вовсе. Мы остаёмся в коридоре с Новиковым одни, пару мгновений смотрим друг на друга, я ничего не успеваю понять, потому что ухожу первой. Это необъяснимое чувство превосходства, когда ты уходишь, обрывая предстоящий разговор, одолевает меня, я улыбаюсь, и даже голова перестаёт кружиться. Мне неимётся одной в палате, поэтому я семеню туда-сюда, из одного угла в другой. За окном начинает потихоньку темнеть, я не включаю в помещении свет. Мне не хочется. В голове крутится сотня мыслей, как и в любой женской голове, но я жду чего-то нового, и чувство наступающего разговора с важным человеком не покидает мою чувствительную душонку ни на секунду. Меня отвлекает от мыслей открывающаяся дверь в палату. Я застываю посреди комнаты и тупо пялюсь в сторону выхода. - Ты как меня нашёл? В палате возникает Новиков во всей своей красе, он закрывает за собой дверь, облокачиваясь о неё спиной и скрещивая руки на груди. - Я спросил у медсестры, она сказала, что в отделении лежит всего одна психопатка. Меня переклинивает и я подлетаю к парню, намереваясь вытолкать его из своей палаты. Пусть проваливает к чертям. - Да стой ты, успокойся, - он перехватывает мои руки, цепляясь за мои запястья, когда я пытаюсь открыть дверь, дёргая за ручку, но он так же упирается в неё своей спиной. - Я могу выгнать тебя точно так же, как и ты меня, сечёшь? Я всё ещё стою по стойке смирно, со своими ладонями в его руках. Меня это напрягает ещё больше. - Миленький наряд, кстати. Его настроение меняется с серьёзного на довольно самоуверенное и весёлое намного быстрее, чем моё со спокойного на сумасшедшее. - Так, пошёл вон. Я опять начинаю дёргаться в его руках, но он мигом меняет своё довольное лицо на нормальное и пытается меня угомонить. - Да, подожди, я вообще зачем пришёл... - Вот и мне интересно: зачем? - Я знаю, что ты хотела мне помочь тогда. Но я типа не хотел, чтобы ты там носилась вокруг … так что, не бери в голову, окей? Он игнорирует абсолютно все мои нервные всплески, продолжая быть серьёзным. Я как-то странно реагирую на это, потому что не вовремя расслабляюсь, опуская руки вместе с его, и начинаю глубоко дышать, приводя себя в порядок. Мы так и стоим около двери, поглядывая друг на друга. Его ничем неприметные карие глаза обволакивают меня янтарным светом, который кажется мне весьма тёплым. Но дверь в палату предательски открывается, заставляя нас одновременно отскочить в сторону. На пороге возникает Королёв, совсем один, без Даши, с большим пакетом в руках. - Я тебе ещё булочек принёс, - какая прелесть то, а. Мне почему-то становится жутко неудобно перед Новиковым, потому что его угрюмый взгляд меня просто выносит. Он так сурово смотрит на все те вещи, которые принёс с собой Рома, что всё это становится противно и мне тоже. Я уже жалею, что попросила об этом Королёва. Ну не могла походить что-ли в этом розовом убожище. Рома начинает раскладывать все вещи на тумбочке, что стоит рядом с кроватью, совершенно не замечая своего друга. Это меня смущает, потому что лицо Новикова перекосило, будто ему на ногу наступили. Я делаю шаг к нему, а потом останавливаюсь, понимая, что делаю полный бред. - Серёг, будешь чай с булочками? - Рома, не отвлекаясь от своего дела, обращается к Новикову. Мы ещё и чай здесь пить будем. Совсем отлично. - Нет, спасибо. Боюсь форму потерять. Он так быстро покидает палату, даже не удосужив меня взглядом, что я не успеваю ничего сделать и сказать. Я просто приподнимаю руки в непонятном жесте, будто пытаясь ухватиться за его удаляющуюся спину, но дверь так громко хлопает, что я вздрагиваю. Королёв, слава Богу, не видит моего лица и поникшего настроения. Я не могу это объяснить, но сейчас меня съедает чувство вины перед Новиковым в то время, когда я ни хера перед ним не виновата.