Разрывая круг

      Малоэтажный пригород в это время года был похож на иллюстрацию к детской книжке — из тех, что раздражают своей пестротой и приторностью. Впрочем, таким же было и убранство двухэтажного коттеджа: гирлянды, флажки, аляповатые украшения и елочные игрушки, еще немного гирлянд… просто потому, что их, видимо, не бывает много. А еще разноголосая, безостановочная и бессмысленная болтовня. Моргана извинилась, но едва ли была услышана, и тихонько выскользнула из гостиной.       Ей нужен был маленький перерыв от этого открыточного, приторно-семейного празднества. От осадивших ее племянников, которым она была представлена как давняя подруга матери. От попыток мужа Моргаузы (или Венди?) скормить ей кусочек этой превосходной йоркширской ветчины или, на худой конец, еще одну крохотную свинку*.       Теперь Моргана с жадностью вдыхала морозный воздух, стоя на холодной террасе, и рассеянно вглядывалась в лица редких прохожих. Почти все они были молоды и беззаботны. Вышедшие из возраста, когда Рождество нужно непременно встречать с семьей, и еще не повзрослевшие настолько, чтобы этого действительно хотелось. Они смеялись, болтали без умолку, распевали песни, толкались, выпихивая друг друга в свежевыпавший снег. Она смотрела на них, видела их модные стрижки и пестрые шмотки, слышала ставший для нее привычным сленг, но перед глазами стояли совсем другие картины, а в ушах звучали другие голоса. Алые плащи, грубоватые шутки, раскатистый хохот…       «Хей, гляньте-ка, я зарядил снежком сэру Леону прямо в его высокородный за… Леди Моргана», — молоденький рыцарь смущается и розовеет до кончиков ушей, почтительно кланяясь воспитаннице короля.       Она благосклонно кивает в ответ, но уголки губ предательски подрагивают. Она задергивает штору, и они с Гвен покатываются со смеху.       «Уверена, он уже в вас влюблен», — фыркает, отсмеиваясь, Гвиневра.       «Или в тебя», — парирует Моргана и гладит пальцами мех на оторочке бархатного плаща глубокого темно-синего цвета.       Сегодня у них запланирован семейный выезд с королем и Артуром, а вечером в замке будет пир. Гвен слышала в людской, что Утер задумал устроить детям сюрприз и пригласил бродячий театр…       Моргана зябко повела плечами. Губы привычно скривились от едкой, разъедающий горечи. Все было ложью. Каждый миг, каждое доброе слово, каждый широкий жест. Все было отравлено предательством с самого момента ее появления на свет и даже еще раньше — в момент зачатия.       За спиной открылась дверь, на плечи лег мягкий плед.       — Ты замерзнешь и простудишься, — пожурила ее Моргауза, привлекая к себе за плечи.       — Вряд ли обычная простуда может мне теперь навредить.       Сила еще не до конца пробудилась в ее теле, но Моргана уже чувствовала ее мощь и наслаждалась этими жаркими, нетерпеливыми импульсами. Накануне она попробовала несколько заклинаний и поняла, что помнит их все. Результат был неидеальным, но у нее будет время поработать над точностью, а то зеркало ей все равно не нравилось. Оно помнило слишком много. Ее одиночество, ее слезы, ее потерянный и несчастный вид. По большому счету, в той крохотной квартирке в центре не было ничего, что стало бы ей особо дорого за последние три года, когда она строила свою взрослую жизнь и безуспешно пыталась отыскать свое место в мире, казавшемся ей чужим и враждебным чуть ли не с самого ее рождения.        Но теперь это в прошлом. Она больше не одна и она не бессильна. Черт, да она сильнее, чем когда-либо, и тому есть причины… Она довольно усмехнулась и повернулась к сестре.       — Значит, Сенред, да? Неожиданно. Здорово же ты наверное удивилась, когда вспомнила…       — Не то слово, — хмыкнула сестра. — Хотя, пожалуй, не так чтобы очень.       — Вот как? — Моргана пристально посмотрела на нее.       Моргауза пожала плечами и отвела взгляд.       — То, что было тогда между мной и Сенредом, не имело шансов на будущее… все, что было искреннего и настоящего с тех отношениях умерло, не родившись. Вместе с детьми, которых я лишала права на жизнь, едва ощутив их в своей утробе, — приглушенно сказала она. — Но между мной и Джоном все иначе. И наши дети сидят сейчас за столом вместе с нами.       — Что ж… я рада за вас, — прохладно сказала Моргана и прищурилась. — Выходит, он ничего не вспомнил?       — Вспомнил, но… — Моргауза дернула плечом. — Мне пришлось помочь ему снова забыть. Эти воспоминания, вся эта прошлая жизнь делали его несчастным. И потом, если со мной что-то случится, у Оливера, Чарли и Эйлин будет отец.       Моргана нашла и сжала ее руку.       — Обещаю, что в этот раз…       Моргауза качнула головой, прерывая ее.       — Давай обойдемся без обещаний, хорошо? Слишком много их было дано когда-то... Пойдем, скоро будет десерт.       Мягко улыбнувшись сестре, она вернулась в дом, и вскоре до Морганы донеслись радостные, возбужденные крики. Дети с нетерпением ждали сладкого, и Сенред, или скорее Джон, предлагал самой младшей, Эйлин, помочь ему с сервировкой.       Моргана не спешила возвращаться, кутаясь в плед и скользя взглядом по размытой, иссиня-черной линии горизонта. Воздух звенел от мороза и внезапно наступившей тишины. Она окружила Моргану, протянула свои ласковые руки к самому горлу, легонько погладила и вдруг сжала до навернувшихся на глазах слез. Снова, как когда-то очень давно, Моргана остро ощутила собственную ненужность, одиночество и пустоту, пожирающих ее, словно трехголовый монстр. Ее личный Цербер, сторож ее преисподней. Вот только раньше был еще Камелот. Цель, смысл и символ всего, что у нее отняли, и что принадлежало ей по праву. Сейчас осталась только месть… и сестра, для которой очередное дурацкое рождество было важнее того, что они снова вместе и могут стать сильнее, чем когда-либо прежде.       Волосы у Бретты были темные и блестящие, как напоенная лунным светом летняя ночь. Тугими кольцами они рассыпались по плечам, доставая до самой поясницы, а сейчас, когда она так низко склонилась над ручьем, показывая что-то своему бессменному другу, и вовсе полоскались в прозрачных водах иссиня-черными кисточками.       — Прекрасное наследство, — с тихим смешком сказал Эглер, подходя ближе и коснувшись плеча Морганы.       — Во-первых, не смей читать мои мысли, — поморщилась она, — а во-вторых, похоже, это единственное, что я сумела ей дать.       И действительно, все прочее досталось Бретте от отца: смуглая кожа, карие глаза, спокойная уверенность в своих силах и образ жизни. И только роскошные черные локоны с первого взгляда подсказывали любому, чья она дочь. Бретта не любила убирать их, сдергивая любые гребни и заколки, бросая их наземь, где придется. В конце концов, они сдались. Точнее — сдалась Моргана. Смирилась, вычеркивая из своего личного списка очередную привычку. В этом списке было много всего: мягкая постель, дорогие платья, вкусная и горячая пища в любое время дня.       На ее талию легли теплые, крепкие руки.       — Ты скучаешь по ней? По этой жизни? Прости… ничего не могу поделать, когда твои мысли звучат так ясно.       Моргана откинула голову ему на плечо. По губам ее скользнула рассеянная улыбка.       — Скучаю ли я? По сытой и спокойной жизни в королевских покоях? — спросила она. — По тем временам, когда мне не приходилось срываться с очередной нашей стоянки и жить в страхе за тебя и Бретту? Нет, — помолчав, покачала головой Моргана. — Я не скучаю.       Она обернулась и посмотрела ему в глаза.       — Потому что та жизнь была насквозь отравлена ложью и полна притворства, — она потянулась и коротко поцеловала его в губы, а затем положила голову ему на плечо. — А эта — магией и любовью.       — Вот и еще наследство, — сказал Эглер, обнимая ее. — Самое лучшее из возможных. Магия и любовь.       — Магия и любовь, — эхом отозвалась Моргана, прикрывая глаза.       Рядом раздалось деликатное покашливание.       Старший товарищ Бретты ненадолго оставил свою маленькую подругу, но продолжал поглядывать в ее сторону.       — Разведчики говорят, что в пяти милях отсюда прошел рыцарский отряд. Будем сниматься или…       — Да, уйдем глубже в леса, — немного подумав, со вздохом сказал Эглер. — Или подождем до вечера? — он посмотрел на Моргану.       На мгновение она задумалась, прикусив губу. Что было бы, останься они и покажи утеровским прихвостням, на что на самом деле способны. Глаза ее потемнели, в них блеснула сталь. Эглер нашел и сжал ее ладонь.       — Нет, — она покачала головой. — Не станем рисковать. Давай, Мордред, поможешь нам с Бреттой собраться… Хей, осторожней, милая! — окликнула она дочь, которая наклонилась слишком низко, оступилась и теперь балансировала на краю неглубокого, но бурного потока.       На мгновение радужка Морганы окрасилась золотом, и вот мягкая волна приподняла и отнесла ребенка на пару шагов назад.       — Ой, мама, это ты, да? — Бретта обернулась и звонко рассмеялась. — А можно еще так? Ну, пожалуйста!       Моргана покачала головой и, опустившись на корточки, распахнула объятия. Бретта полетела к ней стрелой, едва касаясь земли ногами, и, кажется, сама не замечала, что тоже колдует.       Моргана подхватила дочь на руки и закружила. Воздух зазвенел, заискрился, столько в нем было магии. Мордред и Эглер переглянулись. Их переполняло волшебство этой минуты, счастье этой близости, и все же внимательный наблюдать заметил бы тень тревоги в глазах Эглера. Каждый раз, забираясь все дальше в лес, он надеялся только на одно: что они снова успеют скрыться. Что рыцари Камелота не преградят им путь. Что рука их не поднимется на близких Морганы... В противном случае — помоги им тот бог, которому они молятся. Ибо никогда прежде он не видел и не ощущал столько силы, как у его жены и дочери.       Моргана открыла глаза, чувствуя, как трепетное светлое чувство утекает из ее тела, сползает по простыням, просачивается между половицами. Какое-то время она лежала, не шевелясь, скользя невидящим взглядом по светлым стенам гостевой комнаты. Окна были плотно зашторены, но ровный белый свет все равно пробивался сквозь ткань и узкие щели, играя на лаковой поверхности трюмо.       Тихонько скрипнула дверь.       — Прости, ты еще спишь? — тихо спросила Моргауза, и Моргана покачала головой, жестом подзывая ее к себе.       — С добрым утром, — хриплым ото сна голосом проговорила она, сжимая ладонь сестры.       — С добрым, — Моргауза коснулась губами ее лба. — Хотя уже почти полдень. Похоже, проблемы со сном остались в прошлом? — добродушно усмехнулась она.       — В очень далеком прошлом, — Моргана приподнялась на подушках. — А ты все такая же ранняя пташка?       Когда-то, впервые обретя то, что у нее так грубо отняли в момент рождения — настоящую семью и магию, она с восхищением и затаенным стыдом наблюдала за тем, как самостоятельно справляется с любыми трудностями ее сестра, как рано встает и сколько всего успевает за день. Сама она, наконец избавившись от кошмаров, была не прочь понежиться в кровати дольше обычного. Но Моргауза только поощряла это, посмеиваясь. Приносила ей завтрак, гладила по волосам, рассказывала о маме. Они были счастливы тогда, по-настоящему счастливы… Мысль эта странно потянула внутри.       — Боюсь, в этот раз у меня не было выбора, — покачала головой Моргауза. — Вот и сейчас я снова вынуждена покинуть тебя, поскольку имела неосторожность пообещать кое-что... Но это только до обеда, а потом я вернусь, и мы обо всем поговорим, — пообещала она. — Или, может, ты захочешь присоединиться к нам? Ничего особенного: просто небольшая прогулка и умеренное количество фастфуда в ближайшем торговом центре…       — Нет-нет, идите, — улыбнулась Моргана, чувствуя знакомую приторность этой улыбки. — Мы еще успеем наговориться.       — Ну, хорошо, — Моргауза поднялась. — Внизу есть свежий кофе, яйца, тосты, жареный бекон и куча другой еды... Пожалуйста, не стесняйся.       — Не буду.       — Кстати, — Моргауза обернулась на пороге, — я заходила чуть раньше, и ты улыбалась. Снилось что-то хорошее?       — Очень, — помолчав, сказала Моргана, ограничившись одним этим словом.       Как только за сестрой закрылась дверь, она резко откинула одеяло и поднялась. Что ж, если у Моргаузы нет на нее времени, она знает, у кого оно может найтись. _____________________________________________       * «Свинки в одеяле» — традиционное рождественское блюдо в Англии (маленькие сосиски, запеченные в беконе).