Простейший способ

Кафе «Уксус» расположилось на перекрёстке дорог, и на фоне утреннего блёклого неба приветливо искрилось разноцветными рождественскими гирляндами. На входной двери «Уксуса» висел праздничный венок из остролиста, а из приоткрытых окошек доносился аромат вишневого варенья и молока с корицей. Две фигуры приближались к «Уксусу» с разных сторон, однако не оставляли следов на белом пушистом снегу. Фигуры остановились у дверей кафе и там поздоровались: их ладони встретились в крепком рукопожатии — одна, покрытая мягкой темно-синей шерстью, и другая, пыльная и теплая. В молчании фигуры зашли в помещение; колокольчик радостно звякнул, приветствуя их. Салли, бессменная барменша «Уксуса», обнажила свою пасть, усеянную мелкими острыми зубами, и помахала им ладонью-клешнёй. Они кивнули Салли и сели за столик у дальней стенки кафе. Там, положив чёрную шляпу на стол, сидел Сайлас и читал свою извечную газету. Увидев старых приятелей, он педантично отложил её в сторону. Трое приятелей оглядели друг друга. Они давненько не собирались такой компанией, и теперь случайно встретились в лучшей и единственной забегаловке для подкроватных монстров. Здесь подавали вишнёвое варенье с косточками, имбирное печенье, тёплое молоко и какао с зефирками; вопреки предрассудкам, подкроватные монстры не ели детские души, или молочные зубы, и не откусывали босые пятки несовершеннолетним мальчишкам и девчонкам. Монстры были хорошо воспитаны и любили вкусно поесть, предпочитая сладости другим блюдам. — Салли, будь добра, принеси нам варенья и пряников, — прошелестел Сайлас. Он был словно соткан из клочков разномастного тумана: серого, черного, белого, и походил на жуткое лоскутное одеяло — в шляпе и с газетой. — Я угощаю. — Мне пряников с золотыми звёздочками-вкладышами, — добавил Эдмунд. Высокий, худой, он был покрыт толстым слоем мягкой серой пыли. В его щетине, постепенно достигшей размеров приличной бороды, обитало дружное семейство пауков-сороконожек, а в густой шевелюре запутались фантики от конфет и вафельные крошки. Салли кивнула им, показывая, что приняла заказ, и снова улыбнулась своей пугающей искренней улыбкой. Лошер, третий посетитель «Уксуса» сегодняшним утром, обладатель огромной синей ладони, золотистых глаз с вертикальными зрачками и кислотно-зеленого галстука, улыбнулся Салли в ответ — он испытывал к ней симпатию, но работа подкроватного монстра не оставляла времени на личную жизнь. Хотя, по правде говоря, Лошер жил и трудился не под кроватью, а в платяном шкафу — там для него было отведено три полки из пяти. На одной из них хранились галстуки. Лошер, несколько превышая должностные обязанности и потакая своим слабостям, примерял разномастные галстуки каждый раз, собираясь в «Уксус», — а бывал он тут довольно часто. Сайлас и Эдмунд, коллеги Лошера, были строже и дисциплинированнее своего приятеля — они обитали под кроватью и личных вещей не имели, хотя ходили удивительные слухи о том, где Сайлас раздобыл свои неизменные шляпу и газету. — Мда, что за дети пошли! Не напугаешь их теперь, не проймёшь ничем! — пожаловался Лошер, скучающе подперев ладонью пушистую щеку. — Помните моего Бена? Вчера я надумал: придушу этого парнишку галстуком, пока он будет ворочаться в своей маленькой постельке. Ну, напугаю маленько, то есть. И знаете, что он сделал? Эдмунд устремил на друга взгляд пронзительных серых глаз. — Включил ночник? — предположил Сайлас. Все знали, что ночники отпугивают подкроватных монстров, не давая им забраться на постель. — Если бы, — усмехнулся Лошер. Его крупноватые зубы сжимали в металлических объятьях брекеты. — Он выключил свет, и только я, с прекрасным бордовым галстуком в руках, приблизился к его постели, он шепчет, тихо-тихо, чтоб не расслышала няня: «Эй! Я имени твоего не знаю, но очень хотел бы познакомиться. Я слышу твое дыхание по ночам — под него мне хорошо засыпать. Я оставил тебе имбирного печенья на тумбочке, оно очень вкусное. Мама сегодня испекла. Доброй ночи». И, пока я растерянно пыхтел у его кроватки, он так сладко засопел — натурально уснул! И как после такого душить его? Вот наглец, не испугался меня! Лошер был не на шутку растерян и удивлён, но говорил о своем хозяине с непроизвольной гордостью, хотя сам вряд ли признал бы это. Лошер привык, что подкроватных монстров боятся, а тут сопливый семилетний мальчишка, в комнате которого он жил, бесстрашно предложил ему печенье — которое Лошер, разумеется, тут же умял за обе щеки, и которое действительно оказалось очень вкусным. Сайлас сочувственной покачал головой, чуть рассеявшись в тёплом воздухе кафе. — Мой Алекс тоже чудит, — сказал монстр. — На днях уронил за кровать газету. Его отец обыскался её, а Алекс молчит, как рыба. Не признаётся, — Сайлас рассеянно провёл пальцем по своей газете, лежащей на столе. — Лиззи никогда не моет полы под кроватью, — обронил Эдмунд, почесав мохнатую от пыли руку. Монстры замолчали. Каждый вспоминал о былых днях, когда они, подкроватные монстры, вызывали трепетный ужас не только у детей, но и у родителей. Люди ложились спать только с включёнными ночниками, боялись свешивать с кровати босые ноги и читали молитву перед сном — всё это льстило монстрам, тешило их самолюбие, смешило и, что уж говорить, искренне радовало. Теперь в них толком и не верили; покупали слишком низкие диваны и кровати; пренебрегали всеми правилами по защите от монстров — и монстры пропадали, сиротливо ютясь на остатках былых детских страхов. — Зато, — заметил Лошер после молчания, — Бен позволяет матери покупать галстуки. Он никогда их не носит, но вся полка ими забита, зуб даю. И он… Кажется, он знает, что я их ношу, — немного смущенно закончил Лошер и глянул на друзей: что они на такое ответят?.. — Лиззи никогда не моет полы под кроватью, — повторил Эдмунд. — Зато она любит украшать свою комнату. Я приношу ей золотые звездочки из имбирных пряников. Она вешает их на потолок. Красиво получается. Эдмунд поглядел на бархатно-синего Лошера и несмело улыбнулся ему, отчего на левой щеке нарисовалась маленькая ямочка, а в холодных глазах тёплыми огоньками вспыхнула радость — и, пожалуй, гордость. — Алекс часто читает с фонариком по ночам, даже если мама гонит его спать, — мягко прошептал Сайлас, — а я могу читать свои газеты. Иногда Алекс роняет за кровать и книги. Интересные. А недавно оставил на тумбочке осколок увеличительного стекла, — Сайлас задумчиво вытянул перед собой свои туманные серые ладони, на которых неясно белели узкие клочки тумана, отдаленно напоминающие порезы. Он поднял голову и посмотрел на друзей. Подобие улыбки возникло на его неясном лице, тёмно-серые глаза впали еще больше, а через приоткрытый рот Лошер и Эдмунд увидели кусок бежевой стены кафе. И все-таки Сайлас улыбался — со всем уважением, на которое был способен. Салли подошла к их столику; поставила перед каждым монстром варенье в стеклянной пиале и пряники, Эдварду — с вкладышами. В своих руках-клешнях она зажала стакан с молоком и теперь задумчиво тянула его через трубочку. — Я живу в больнице, — негромко сказала она скрипучим голосом. — В хосписе для детишек, которым уже никогда не вернуться домой. Их монстры редко приходят за ними, так что кроватей много, а я — только одна. Но они такие сильные, такие замечательные. Они чувствуют, что я рядом, и ночью рассказывают мне свои истории — я глажу их по спине, пока они не выплачутся и не уснут, — Салли показала монстрам свои руки. — Видите, какие страшные. А детишки не боятся. Они вообще у меня ничего не боятся. Салли допила молоко и побрела к стойке. Её железные пятки негромко стучали, соприкасаясь с досками пола. Монстры скоро доели свои порции. Сайлас расплатился за угощение и надел шляпу. Эдмунд спрятал звёздочки-вкладыши в карманы пыльного плаща. — Да, что за дети пошли! — снова сказал Лошер. — Совсем не то, что раньше, — добавил Эдмунд. — То ли ещё будет, — туманно заметил Сайлас. Они вышли в морозный день, попрощавшись с Салли, и, вежливо кивнув друг другу, разошлись в разные стороны. Каждый из них сделал два шага и пропал в воздухе, пропитанном ароматами корицы, молока и печенья. На белом, празднично мерцающем снегу не осталось следов. Кафе «Уксус» стояло на перекрёстке дорог и оставалось незаметным для тех, кто жил на кроватях, а не под ними. Салли, постоянная барменша «Уксуса», мыла стаканы в большом медном тазу, полном горячей воды. — Да, что за дети сейчас пошли! И то ли ещё будет! — негромко воскликнула она. И улыбнулась своей доброй колючей улыбкой. Вряд ли она о чем-то сожалела.