***
— Эва Квиг Мун, где тебя черти носили?! Как оказалось, мама не спала утром, когда я наконец попала домой. Я планировала проскочить в свою комнату до того, как она заметит меня, но мои планы с крахом обрушились мне же на голову в виде предстоящих нотаций. Чтож, я ждала этого, я была готова к этому. Я рассказала заранее продуманную историю, но на этом не отделалась. Мама припомнила плохой табель, кучу пропусков, а еще она нашла пустые бутылки алкоголя дома, и я с сожалением вспомнила, что забыла их выбросить после недели, когда мы с Крисом не общались. Даже сейчас, стоя перед мамой, склонив голову и изо всех сил стараясь сделать вид, будто мне действительно жаль, будто я обязательно исправлюсь в дальнейшем, я думала о Шистаде. Я думала о том, как недолго продлилась моя радость, о том, сколько нового я узнала о нем. Но в основном я думала о том, что меня это не пугает. И это так странно. Я не знаю, как назвать это, когда ты знаешь все ужасное про человека, когда понимаешь, что он не тот, кем бы ты хотела чтобы он был, и осознаешь, что таким он никогда не будет. Кто-то скажет, будто я просто принимаю его таким, какой он есть, со всеми его демонами, я же, скорее, назову это одержимостью. — Ты вообще меня слушаешь?! Она снова орет, орет, орет. Я давно заметила, что, кажется, наши с мамой отношения намного лучше развиваются на расстоянии. Мы не приживаемся просто потому, что она не в состоянии принять меня, поддержать, но зато порцию критики и нравоучений я получу обязательно. Так бывает всегда, и я вроде как привыкла, но на меня столько навалилось. И я просто взрываюсь. — Нет, мам, я не слушаю! Я не слушаю, потому что ты научила меня закрываться от тебя! Единственное, что ты делаешь — это осуждаешь! И я не хочу больше слышать это, я поняла тебя, и, надеюсь, ты поняла меня, — мой голос то и дело срывается, демонстрируя побитую событиями последних дней психику. Сдерживаться означает один раз выплеснуть все наружу, да так, что после этого ничего не останется. Означает поглощение твоим гневом не только окружающих, но и тебя самой, и выбраться из этого капкана совсем не просто. Я бегу в комнату, задыхаясь, оставляя обескураженную маму позади. Раньше я не смела перечить ей, послушно опускала голову, а после часа нескончаемых нотаций и нравоучений клятвенно заверяла измениться и взяться за ум. Может так и было бы, если бы не ее постоянная давка на меня. Чем больше она давила, тем больше мне хотелось сделать так, чтобы она злилась. И ничего тут не поделаешь. Я обессиленно швыряю рюкзак в угол комнаты, не заботясь о находящемся там телефоне, потому что мои мысли заняты вечными проблемами. Не хватало Криса, подключилась мама, такое ощущение, что все они сговорились окончательно сбить меня с ног и оставить валяться в абсолютном опустошении. Надоело, надоело, надоело. Я упала на кровать, подтягивая колени к груди и давая волю накопившимся эмоциям, рыдая так, что пришлось с силой зажимать рот, чтобы мама не услышала. На меня давит обстановка в моей жизни, я хочу к Крису, хочу чувствовать его теплые губы на своих губах, ощущать безопасность, несмотря на то, что это противоположность сущности Шистада. Он — опасность, безумие и хаос в моей жизни, он — ураган счастья и шквал отчаяния одновременно, он — ходячее противоречие. Я вспоминаю его прикосновения несколько часов назад, его бездонный взгляд черных, поглощающих все твое внимание глаз, и вспоминаю слова, сказанные о нем тем парнем, с ужасом подмечая в очередной раз, что меня не отталкивает это. Но отталкивает мысль об этом. Он будто демон, а я одержима им, окончательно и бесповоротно погружена в омут сумасшествия и не знаю как выбраться. И не хочу выбираться. А теперь я не смогу даже прикоснуться к нему, даже сказать ему пару слов, пошутить о его самовлюбленности, чувствовать его присутствие рядом. Ради его же блага, из-за его же безумия. Это ломает меня. Мне нужно мое лекарство.***
День 1
Я давно не чувствовала этого, этой раскрепощенности и рвущейся наружу энергии, с ужасом осознавая, что не могу жить без ощущения давки со всех сторон разгоряченными телами молодых парней и девушек, реками текущим отовсюду алкоголем, грязными словами, сказанными в энергичном танце на ухо. Это мое спасение, мой личный сорт отменного наркотика, в который погружаешься с головой. Я не знаю имя того, с кем танцевала, но видела того, о ком были все мои мысли, когда я ощущала прикосновения к моей талии, рукам, шее. Он стоял чуть поодаль, то и дело прикладываясь к красному стаканчику с алкоголем, точь-в-точь так, как было при нашей первой встрече. Только теперь все напряженнее, опаснее, горячее. Я видела, что он еле сдерживается, чтобы не оторвать меня от парня сзади, а тому навалять что есть силы, и я смотрела ему в глаза. Мы не разговаривали с того раза, и мне казалось, он думает, что это всего лишь игра. Но я убегала всякий раз, когда видела, что он направляется ко мне. И видела, как злит его это. Вот и сейчас я без лишних слов бросила своего партнера по танцу, стремительно направляясь на кухню, в туалет, куда угодно, лишь бы не пересекаться с ним напрямую. Лишь бы не говорить того, о чем должна сказать. Я ощущала давящий взгляд Васкеса на себе всякий раз, как смела посмотреть на Криса. На кухне никого, и я иду к холодильнику, доставая очередную бутылку вина. Сейчас меня не волнует то, как я буду добираться до дома, или… Бутылку выхватывают из моих рук, и я оборачиваюсь, смотря Шистаду прямо в глаза и стараясь не упасть от их притягательности. Он чуть улыбается, ставя бутылку обратно и толкая меня в сторону столешницы, так, что я упираюсь в нее вплотную, а он в меня. Я чувствую жар и напряжение от его тела, и воздух из легких магическим образом исчезает, заставляя меня приоткрыть губы и судорожно вдыхать воздух. Я. Так. Не. Могу. — В чем дело? — обжигает кожу шеи горячим дыханием, а потом чуть прикусывает мочку уха, заставляя все мое тело трястись, пока я с трудом пытаюсь найти слова для ответа. — М-мы… ах, — я чувствую его эрекцию, когда он толкается мне навстречу, засасывая чувствительную кожу на шее, а руками блуждает по моей спине, вызывая миллионы ледяных мурашек от каждого места, куда касается. Мне льстит то, что я так легко могу возбудить его, но я не могу быть с ним сейчас. Юнас возможно уже ищет меня. — Крис, хватит, — он продолжал, — Крис! Он с неохотой отстраняется, будто я прервала самое важное дело в его жизни, и пронзительно смотрит мне прямо в глаза, пытаясь понять, что со мной происходит. Я ненавижу то, что должна сказать, но я не хочу, чтобы на нем появлялись синяки еще когда-либо. Я не хочу, чтобы он когда-либо имел проблемы с этими уродами, не хочу, чтобы ему когда-либо еще было больно. Поэтому я должна сказать это. — Крис, я не могу больше с тобой общаться. Он приподнимает бровь, сразу же надевая маску равнодушия и холода, от которой я избавлялась с таким трудом, и на которую было так больно смотреть сейчас, ведь все, что я по крупинкам строила, сейчас с грохотом рушится, заполняя мои глаза слезами. Я быстро отвожу взгляд вниз, чтобы он не видел этого. — Почему? — Я просто не могу. Он отходит на пару шагов, все еще внимательно вглядываясь в мое лицо. А потом разворачивается и уходит. Снова.День 2
Солнце сегодня как никогда назойливо бьет в глаза, заставляя щуриться и неимоверно раздражая. Буквально через три недели новый год, и кажется, Вильде слишком взволнована насчет своей вечеринки, уже успев распечатать листовки, которые мы теперь должны расклеить и раздать всем, кому только можно. Обязательно в течение этого дня, иначе произойдет апокалипсис и мы не успеем. — Вы только и делаете, что ленитесь, — надувает губки она, когда Сана озвучивает мои мысли, да и не только мои. В школу раз за разом заходят ученики, а мы стоим как идиоты возле входа, и раздаем листовки. Вильде с улыбкой, мы с усталостью. — Мы могли бы подождать с этим, — тянет Нура и протягивает листовку какому-то парню. — Осталось слишком мало времени, — парирует Вильде, и мы все саркастично хмыкаем. Мое сердце пропускает удар, когда я замечаю черный джип у ворот школы. Сегодня первый день после той вечеринки, и я не знаю, как поведет себя Крис. Я не удивлюсь, если он будет невозмутим, и лишь расскажет друзьям, что недавно ему удалось затащить в постель еще одну девчонку. Он умеет быть хладнокровным и жестоким тем более. Крис выходит из машины, а за ним Вильям, и я с ужасом понимаю, что сейчас они подойдут к нам, чтобы Вильям поздоровался с Нурой. Я хочу сорваться с места и убежать, когда они уверенно идут в нашу сторону, смотрю на Криса, который даже не одаривает меня взглядом, гордо уставившись куда-то вперед. В его стиле. — Привет, — говорят они разом, и Крис смотрит куда угодно, только не на меня. Нура обнимает Вильяма, попутно рассказывая про вечеринку и волнения Вильде. И на этом все. Просто все. Они уходят, и Шистад так и не посмотрел на меня. Ни разу. В то время как у меня все еще тряслись коленки при виде него.День 5
Я не сразу поняла, в чем дело. Почему после того, как я прохожу по коридору, я слышу шепотки и смешки, несящиеся мне в спину. Почему в столовой все смотрели на меня так, будто совсем недавно я напилась и сделала что-то ужасное, за что мне должно быть дико стыдно и вообще как я посмела прийти в школу после этого. Даже учителя смотрели на меня как-то косо, а я не могла понять, в чем дело. — Почему все так палятся на меня? — спрашиваю я у подруг, сидящих за нашим столиком и смотревших на меня как-то жалостливо, что ли. — Кто-то пустил слух, что ты… ну, спишь с Крисом и Юнасом по очереди, — Вильде закусила губу, произнося это. Я не могла поверить, что Крис опустился до такого. Больше никто не мог сказать такого, это было выгодно только ему, чтобы сделать еще больнее, чтобы показать свою обиду и заставить меня страдать за это. Или ему было просто жаль потраченного на меня времени, и таким образом он решил отыграться. Я ищу его взглядом, и нахожу, сидящего в компании Вильяма и еще трех каких-то парней, задумчиво крутящего в руках стаканчик с соком. Решительно встаю и иду в его сторону, замечая, что его взгляд теперь прикован ко мне. — Надо поговорить, — сбивчиво произношу я. Я когда-нибудь смогу нормально дышать в его присутствии? — Я не хочу с тобой говорить, — он сверкнул ослепительной улыбкой, откидываясь на стуле. Взгляды всех в столовой сейчас были прикованы к нам. — Мне плевать, — я хватаю его за рукав, поражаясь своей смелости, и победно отмечаю, что он все же последовал за мной. Мы зашли в пустой класс, и только тогда я отпустила его, и, признаюсь, мне вовсе не хотелось это делать. — Что за тупые шутки? — Какие шутки? — он засовывает руки в карман, опираясь о учительский стол. Я даже не могу описать, как горячо он выглядел сейчас. В моей голове были совсем не те мысли, что нужно, как и бывает всегда рядом с ним. — Ты распустил этот ужасный слух. Я вижу, как волна гнева поднимается в нем, словно разрушительное цунами, готовящееся снести все вокруг в пределах километра, и не понимаю, чем она вызвана. Его губы сжимаются в тонкую линию, а руки в кулаки, он резко отталкивается от стола и подходит ко мне вплотную. Я приподнимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я не настолько урод, как ты думаешь, Эва, проверь своего бровастого дружка, — шипит он, буквально касаясь моих приоткрытых губ. Пара секунд взгляда в глаза, дикая волна страсти, захватившая мой разум и тело, и… он уходит, хлопая дверью, так сильно, что мне кажется, будто стена уже готова покрошиться на мелкие кусочки от одного лишнего вздоха.День 8
Если честно, я не узнала его сегодня, когда он выходил из машины вслед за Вильямом. Я могла понять, что это он, по его рюкзаку или куртке, по сильным рукам и длинным пальцам, но не по лицу, которое снова было не обычного здорового цвета с легким румянцем на щеках, а сплошь покрытое глубокими фиолетовыми красками. Он чуть хромал, шагая к школе, не успевая за другом, который, кажется, был в ярости. Как и я, потому что я отказалась от общения с ним только затем, чтобы на нем больше никогда не было ничего хотя бы отдаленно напоминавшего синяки. Я была более, чем в ярости. Я была во всепоглощающем отчаянии. Я не могу видеть его таким.День 10
Он пришел пьяным в школу. Или обдолбанным, я не знаю, мой мозг уже совсем не соображает. Я никогда не видела его таким, и мне страшно.День 11
Я опаздывала, как обычно, на ходу пытаясь запомнить задание по тригонометрии, ненавидя себя за то, что делаю все не тогда, когда надо, а в последний момент. Но заворачивая в очередной коридор, услышала его голос, и остановилась, спрятавшись за поворотом. — Кристофер, это уже выходит за всякие рамки, — сказал голос какого-то мужчины, совсем не знакомого, это наверняка не учитель и не директор, ведь всех их я знаю. — Мне настолько плевать, ты даже не представляешь, — хрипит Крис. — Как ты со мной разговариваешь? — слышны отчетливые нотки гнева. — Я твой отец, и ты должен хотя бы немного уважать меня, — мои глаза округляются, когда я слышу это. Я никогда не видела его отца, мать, или кого-либо из его семьи. Я вспоминаю, как он пришел вчера пьяным, и как учителя очень долго пытались выгнать его из школы домой, не рассказывая, к счастью, директору. За это я люблю наших учителей. — А тебе следует интересоваться моей жизнью не раз в год, папочка, а хотя бы два, — я слышу шаги, направляющиеся ко мне, и не знаю, куда себя деть, когда Крис появляется за поворотом, где я пряталась. Я стою перед ним, как нашкодивший ребенок, а он строго смотрит на меня с высоты своего роста, заставляя меня действительно ощущать себя ужасно маленькой. — Тебя мама не учила, что подслушивать не хорошо? — Видимо, у нас двоих с семьей не особо сложилось, — пытаюсь пошутить. Не выходит. Он закатывает глаза и идет дальше по коридору, закидывая рюкзак на плечо. Я кусаю губу, желая еще хоть несколько минут ощущать его присутствие рядом, слышать его голос. — Крис! — я не знаю, зачем я это делаю, но я это делаю. Он оборачивается, и тогда я искренне говорю: — Я понимаю тебя. — Мне похуй, Эва, — чтож, хотя бы искренне. И я снова остаюсь одна посреди коридора, а он снова уходит.День 13
Сегодня не было в школе ни его, ни Вильяма. Все остальные пенетраторы были на месте, но были какими-то встревоженными, я наблюдала за ними весь день. Нура тоже беспокоилась, так как Вильям не отвечал ни на звонки, ни на смс. Так продолжалось до обеда, и тогда Нуре наконец пришло сообщение от него. Ее глаза расширились, когда она прочитала, и она встревоженно взглянула на меня. — Эва, только не волнуйся, но… Вильям в больнице с Крисом, и Крис… он смешал алкоголь и… — она замолчала, закусывая губу. — И что? — спокойно спрашиваю я, чувствуя, как ледяной страх окутывает все тело. — И наркотики. У него интоксикация.***
Blackbear – 90210 (feat. G-Eazy)
Я нервно дергаю коленкой, ожидая, когда нам можно будет зайти в палату. В голове стремительно проносятся мысли, одна за другой, и я даже не успеваю понять, о чем они, лишь ухватывая части и стараясь сложить все воедино. Но не получается, и перед глазами будто маячит его имя, огромными огненными буквами. Вильям сидит напротив и напряженно смотрит на меня, заставляя меня чувствовать себя виновником «торжества». Он вскакивает, когда из палаты выходит отец Криса, и я сразу сжимаюсь на своем сиденье, не знаю почему, но его взгляд веет таким холодом, что по коже начинают бегать мурашки. Взгляд Криса похож на его, но он не настолько равнодушен. Они кивают друг другу, и Вильям заходит, а отец Криса садится рядом со мной, одаривая нас с Нурой заинтересованным взглядом. — Вы тоже друзья моего сына? — спрашивает он, пронзительно вглядываясь именно в мои глаза. — Я видел фотографии с вами у него в комнате, — это было обращено конкретно ко мне, и я делаю глубокий вдох. Крис распечатал наши фото?.. — О да, мы друзья, — неестественно пищит Нура, стараясь изобразить улыбку. Мне хочется провалиться сквозь землю. — Меня зовут Нура Сатре, а это Эва Мун. — Маркус Шистад, — улыбается он, и я понятия не имею, как можно улыбаться в такой обстановке. — Рад, что у моего сына есть такие друзья, как вы. В последнее время он будто слетел с катушек, не знаете, что происходит? «Это должен знать ты» — со злостью думаю я. — Ох, нет, к сожалению, он совсем ничего не рассказывал, — я не слежу за дальнейшим развитием их беседы, отсчитывая секунды в голове до тех пор, пока Вильям не выходит, в упор глядя на меня и приподнимая бровь. Я вскакиваю, подхожу к нему, и просто стою на месте, потому что мне страшно. Страшно увидеть его, и что с ним произошло. Но вечно я стоять здесь не могу, и вдохнув по больше воздуха, прекрасно зная привычку моих легких с легкостью выталкивать все без остатка когда я вижу Криса, я шагаю в палату. Я не сразу могу разглядеть его, полностью окутанного какими-то электронными приборами, трубками, проводами. Но я приближаюсь, вижу его лицо, и мои ноги подкашиваются. Оно неестественно серого цвета, без привычного легкого румянца, с пожелтевшими синяками. Мои глаза жжет, и я чувствую скопившиеся в уголках глаз слезы. Я хочу упасть на колени, потому что не могу стоять, и я делаю это, всхлипывая. Я сделала это с ним. Теперь я понимаю, чего пытались добиться те уроды. И они этого добились. Я осторожно касаюсь его руки, ощущая столь непривычный холод. Он всегда был горячим, энергичным, и одаривал своим жаром меня, а сейчас я сижу перед ним и хочу отдать все тепло своего тела ему, все без остатка. Я вожу пальцами по его руке, и мне плевать на Вильяма, стоящего у двери и пристально наблюдающего за моими движениями. Я хочу отдать все свои жизненные силы ему, исцелить его и дать ему все, чего он захотел бы. Я не могу видеть его таким, мое сердце будто протыкают тупым ножом с каждым моим вдохом, с каждым трепетанием его ресниц, и я не могу терпеть это, я хочу орать, крушить все подряд, выплеснуть все, что накопилось. Но больше всего я хочу чтобы на его лице снова появилась его наглая бесящая ухмылка, чтобы он снова засунул руки в карманы и был весь такой из себя крутой. Я улыбаюсь своим мыслям сквозь слезы, и замечаю, что он чуть приоткрывает глаза. Он впивается взглядом в мое лицо, его глаза мечутся от моих глаз к губам, к щекам, замечая дорожки слез, наверное, он не может понять, что происходит, где он, и какого черта я тут делаю и даже держу его за руку. Я пытаюсь улыбнуться, но в итоге начинаю рыдать. Вильям подходит, опускаясь с другой стороны на его кровать. — Ну как оно, чувак? — он легонько пихает его в плечо, силясь улыбнуться, не показывая то, как мы все переволновались. — Хорошо погулял? — Запомню на всю жизнь, — захрипел Крис, не отрывая глаз от моего лица, а после опуская его на мою руку, все еще касающуюся его. — Что ты тут делаешь, Мун? И чего ревешь? Я смущаюсь, тут же убирая свою руку и вытирая слезы. Почему он просто не мог оставить этот момент как есть, не задавая своих тупых вопросов? — Я тут, потому что ты говна кусок, — произношу я, шмыгая носом и вызывая смех Вильяма. — И я не реву, соринка в глаз попала. Впервые за столько дней он улыбается, и я клянусь, он хотел закатить глаза сейчас. Повисла тишина, и мы все по очереди просто смотрели друг на друга, пока Вильям не поднялся и не вышел из палаты со словами «скоро вернусь». Но я знала, что он не вернется. Мы остались одни, спустя столько времени, и просто смотрели друг на друга. Я пыталась угадать, о чем он думает, но тщетно, поэтому я просто принялась любоваться его идеальными чертами лица, которые не испортят никакие шрамы и никакие болезни. Он будет идеальным для меня всегда. — А если серьезно? Почему ты здесь? Ты же не хотела общаться со мной, — тихо сказал он, и я услышала впервые в жизни обиду в его голосе. — Я здесь, потому что… — я не верила тому, что хотела сказать, но понимала, что это правда, — потому что люблю тебя.***
Нура последней захлопнула дверь машины, и воцарилась тишина. Никто до сих пор не мог поверить в то, что произошло, откуда мы сейчас вышли, у всех была одна мысль — это просто какой-то пиздец. — Это неспроста, — говорит Нура, глядя в одну точку. — Это точно неспроста, — повторяет Вильям. Он поворачивается и пристально смотрит на меня, прожигая взглядом. — Что ты сделала с ним, Эва? Секунда — и я в слезах пересказываю им все, что произошло тем вечером.