Я буду помнить

Шум. Страшный шум. Хватит, пожалуйста. Издаю болезненный стон, ощущая, как через закрытые веки пробивается яркий неестественный свет. Приоткрываю глаза, чувствую, как они наполняются слезами. В углу помещения, где я, тени. — Наташа! — с облегчением кричит кто-то. Закрываю глаза, пытаясь вернуться в прошедшее состояние, когда не было ничего не слышно, ни видно.- Господи, Наташа! Через несколько мгновений до меня доходит, что мне знаком этот голос. Приходится потратить еще несколько секунд, чтобы вспомнить крик: «Наташа, иди кушать!» — Мам? — выдавливаю я. — Девочка моя, — чьи-то сухие губы прижимаются к моей руке. Я приоткрываю глаза, и вижу склонившуюся мать. Рядом отец, брат. — Какое счастье, — выдавливает отец, на его глазах слезы. Брат молчит, глядя на меня напуганными глазами, словно я из гроба встала и начала говорить. — Что случилось?.. — Авария, Нат… — пробормотала мама, гладя мою руку. — Тебе сделали несколько сложных операций, но ты жива… жива, Наташа. Жива, Наташа. Слегка улыбаюсь сухими губами. — А что за авария? Во взгляде отца легкое замешательство. Мама обменивается с ним взглядом, отчего я вдруг чувствую жуткую тоску. Словно забыли обо мне! Ненавижу, когда так делают! — Ты ехала с Олегом на мотоцикле… тормоза отказали. Вы врезались в здание… — прошептал едва слышно отец. Хмурюсь, и медленно воспринимаю информацию. — Олег?.. — в голове моей словно яркая вспышка, как только я произношу это имя. Курносый нос, красивые голубые глаза и улыбка, от которой хочется улыбаться… — Олег! Что с ним? Мама вдруг ерзает. Отец предупреждающе смотрит на нее, но на этот раз она не обращает на это внимания. — Удар был сильный… Тебя спас его шлем, а Олег без всякой защиты был. Олег скончался на месте… Олег скончался на месте… Последние слова, произнесённые отцом, эхом отдаются в ушах. Нет. Это ложь. Ошибка. Злая шутка. Я знаю, сейчас он как всегда войдёт в комнату и звонко смеясь улыбнётся так, будто извиняется. Нет. Я не верю. Это все происходит не со мной. Не с нами. Пожалуйста. Перед глазами встаёт образ парня в нашу первую встречу. «Вы верите в судьбу?». На глазах появляются слезы. Сразу вспоминаю наш первый поцелуй: такой чувственный и нежный, словно лепестки роз. Вспоминаю его ослепительную улыбку, озорные огоньки голубых глаз. Вспоминаю все, будто это было вчера: его нежные объятия, звонкий смех, такой заразительный и родной. Он кружит меня на своих крепких, сильных руках, а я кричу, и ругаюсь на него, говоря, что мне страшно. Страшно… Он часто любил покупать буханку хлеба для птиц, но пока мы доезжали до парка, от него оставался лишь маленький ломтик, и тогда, заливаясь смехом, мы ехали за другим. Он часто успокаивал меня, когда горло хватали спазмы, не давая вздохнуть. И сейчас я чувствовала внутри себя знакомый зарождающийся спазм, но это было другое. Это спазм боли, отчаяния и бессилия, разрывающий мою глотку изнутри. По щекам текут горячие слёзы, а я все ещё надеюсь, что меня обманули, что он лежит в соседней палате, а может на соседней койке, но он здесь, тут, рядом со мной. Передо мной встаёт его образ. Я сошла с ума или это провода? Его душа… я вижу, это он. Улыбаюсь, хотя в этом нет никакого смысла. Больше никогда не смогу зарыться в его мягкие волосы, слегка оттягивая их. Не смогу увидеть его губы, сложенные в трубочку, когда он пытается не засмеяться. Не смогу ощутить его горячие дыхание на своих губах, его руки, обвивающие моё тело, шёпот, говорящий нежные слова, его глаза, наполненные такой теплотой и нежностью, что сердце замирает лишь при одном взгляде в них. Я буду скучать. Очень сильно. Спазм. Из груди вырывается надрывистый всхлип. Глаза застилает пелена слез, ничуть не облегающих моё страдание. Я хочу к нему. Хочу умереть. Зачем, зачем он сделал это? Ведь я не вижу смысла жить без него. Он был тем самым смыслом, был моим воздухом, моим сердцебиением. Был моим всем. — Не стоило, — отец злится на маму, но мне нет до этого дела. — Уйдите, — шепчу я. — Наташа, — мама гладит мою руку, но я сжимаю ладонь в кулак и повышаю голос, насколько это возможно. — Уйдите! Семья послушно идет к выходу. Дверь закрывается. И я остаюсь наедине с собой и своими слезами. Глупый, он спас мою жизнь! Он спас мою жизнь, не понимая, что мне не нужна жизнь без него! Его улыбка, его смех, светящиеся глаза… все теперь потухло, замолчало. Все это будет гнить в земле. Кулон… кулон. В память врезается воспоминание о нем. Не знаю, где он, ничего не видно. Быть может, я потеряла ключик при аварии? Раньше? Или родители взяли его с остальными вещами? — Кулон, — едва слышно говорю я. Дверь тут же распахивается и вбегает мать, которая явно стояла за ней и выжидала. — Вот твой кулон, мы сняли его перед операцией, — шепчет она, глаза ее полны слез. Я слишком слаба, чтобы поднять руку, поэтому мама осторожно разворачивает мою ладонь и кладет в нее холодный ключик. Она грустно улыбается и уходит, опять оставляя меня одну. Нервничаю и призываю себя успокоиться. Слезы начинают высыхать и больно щипать щеки. Смотрю на противоположную стену и размеренно дышу. Сжимаю кулон, и смутно понимаю, что чувствую боль от острых краев. Зачем ты сделал это, Олег? Что же ты наделал? У меня вдруг возникает ощущение, что парень здесь, в одной палате со мной. Словно вижу его прозрачную полутень. Его красивые голубые глаза, такие грустные и сожалеющие. И его ладонь, которая словно тянется к моему лицу, но не решается дотронуться. А смысл? Ведь я ничего не почувствую. В бессилии опускаюсь на подушку и закрываю глаза. Ты умер. Умер, а я жива. Ты умер. Умер, а у меня все еще ключ от твоего сердца. Сердца, которое больше не бьется. — Я буду рядом с тобой всегда, слышишь? Даже не пытайся от меня отвязаться, — словно тихо шепчет полутень умершего юноши. И после развевается, оставляя меня одну.