Генератор случайных чисел

Удивительно, как много энергии вкладывают люди в создание своего подобия. © Призрак в доспехах: Невинность.

Рин бегает вокруг фуршетного стола и орет так, словно они с Кодзимой уже женаты. Норман, из-за которого случилась очередная свалка, отсиживается за портьерой, тщетно пытаясь подпалить ее коллекционной «Пьезой». Под шумок съемочная группа разбрелась по злачным местам, часть ее осела в старой ресторации первого этажа, а Рин льет слезы в сто карат на свою лаковую сумочку, украдкой скашивая прекрасные глаза на мистера Ридуса, безразлично глядящего в потолок. Тот развязен, нечесан и взор его девственно чист, как у святого в джинсах. Несмотря на зверское выражение носа в профиль, Норман выглядел суть смирение и благодетель, при этом умеренно противно вонял третьесортным коньяком. — Мы потеряли два дня съемок, — сдала мерзавца гримерша, и ее оттопыренная губа касалась пышной натуральной груди. — Из-за того, что он отказался брить бороду! Это же кошмар! Какая-то мочалка с усами! В декольте Рин были видны кружевные трусики, Хидэо задумчиво жевал бутерброд с икрой, глядя в даль. Настроение резко стремилось к нулю, или даже к минус одному, все из-за любимчика Миуччии, редкостного хамла и циника. На глаза Кодзиме удачно попалась Шайнинг Дин, прикрытая десятидюймовым планшетом. Она давила на импровизированном балконе кресло из чахлого ротанга, болтая ногой в грязном белом носке. Норман смотрел на носок с плохо скрываемым благоговением. Была бы у Рин в наличии газета, Ридус получил бы ей наотмашь по ушам за непослушание. — Трейлер готов? — Хидэо попытался привлечь внимание Дин строгим вопросом в пустоту, но та только зевнула, прикрывая рот металлическим корпусом серебристого буржуйского «Мака». Оператор, по совместительству зам, попытался разразиться от дальневосточных даров сатанинской икотой, мешая вести с подчиненными конструктивный диалог, угрожать и морально расчленять, но Кодзима-сан так зыркнул на него пламенным глазом, что бедолага прочно умолк. — Вчера вечером отдала сводить, — лениво сказала Шайнинг, похлопав себя по высокому конскому хвосту, — какие-то проблемы, мистер Хидэо? — А материал с Миккельсеном?.. — Отснят в последнюю очередь. Мы потеряли два дня, если вы до сих пор не поняли. — Из-за чего?! — моментально умиротворенный японец превратился в кунг-фу панду, готовую крошить противников на лапшу. Рин сделала классическое рукалицо, Шайнинг вернулась к планшету, Норман грустно положил подбородок на подоконник, сопереживая в окно некой длинной фигуре, застывшей у бассейна. В фигуре обозначился господин Миккельсен, садистски мокнущий под моросящим дождиком. Его футболка липла к худощавому телу, намоченная холодной влагой Карнейт, ботинками датчанин стоял в глубокой синей луже, и, казалось, не ощущал ее сырого мглистого плена. Очевидцам казалось, что Мадс смертельно обижен на жизнь, но умопомрачительно красив на фоне островного тумана, как гвардейская лошадь. Норман завистливо вздохнул, взметнув с подоконника занесенные туда ветром конфетти; он бы все отдал, чтобы так же чувственно, как Миккельсен, тереть пальцами свои глубоко посаженные глаза и неправильный прикус представить на камеру как восхитительно изогнутый рот, созданный для поцелуев. От всей души пожелав Мадсу словить молнию и превратиться из гордого коня в стерву погибшей пегой коровы, Норман повернулся обратно к Кодзиме, но тот уже переключился на завтрашний план съемок и про Ридуса благополучно забыл. Вот бы все гении были такие отходчивые! — Шая, — сказал Норман, подползая к специалисту по графике на своем металлическом походном стуле, специалист посмотрела на него глазами цвета подожженного абсента, в тот момент, когда пора бы его пить, но что-то удерживает от последнего опрометчивого шага. — Ты же не будешь напоминать Хидэо о неустойке? — Нет. В душе я пацифист, и в ней растут тюльпаны, — Дин перевернула планшет на коленях, ее внимание так же привлек Мадс, кукующий в неприличной луже. Он, почувствовав на себе чужое внимание, как-то особенно быстро развернулся, и, бросив скучающий выпад из-под коротких ресниц на парочку, воркующую в балконе, ушел в ресторацию строевым шагом. Почти в спину сбежавшему Кодзиме, подозрительно макавшем нос в шампанское. Он покинул Нормана на Шани и теперь наслаждался гордым одиночеством во главе стола. Японец показательно скучал. Его забытый в руке заветренный бутерброд с шариками покрылся сухой коркой, теперь его не разгрыз бы даже крокодил. Вдохновенно созерцая прекрасными глазами какое-то ракообразное на столе, стоявшее в позе покорителя Токио, Хидэо-сан выстраивал в голове определенный сюжет, чем бы поглощен полностью. Мадс, слегка задевший плечом раскоряченного у крахмальной скатерти работодателя, на морского гада старался не смотреть — этот Ктулху в юбке из салата мог возбудить только удаленные участки мозга, ответственные за кошмары. Маленький стажер, земляк Кодзимы, в углу рассказывал о Неаполе. О пароходе «Палермо» и о продавщицах цветов на пристани, красивых, смуглых, в золотых шалях. Одна даже подарила стажеру пион, пушистый, как розовый персидский котенок; о пионе паренек говорил особенно тепло, как о рукотворном чуде, на синяках под глазами блестела подозрительная влага. — А, Мадс, — Хидэо уставился сквозь актера смятенной душой, он любил искусно маневрировать в своих начинаниях. — Завтра с утра зайдешь к Шани, она там что-то недоработала, говорит, скуповато на эмоции. Да, он прямо мечтал к ней прийти и спросить, не для него ли, герра Миккельсена, так нежны ее руки и покусана волшебная линия пересохшего языка. — Кто она в твоей фирме? — мимоходом спросил герр, натужно выцарапывая из салата помидорку черри. Дескать, мне лекция о сколопендрах не нужна, но ты можешь пописать мне в уши за свою любовницу, а может быть троюродную американскую сестру аль тетку. Буду только рад. Раскланяюсь гекзаметром. Но уши навострил, на всякий случай, Кодзима под шампанским умел говорить потрясающие вещи. — Вообще, — сказал он, угрызая сушеный угол тостового хлеба, — отвечает за проработку человеческих лиц и пластики. Чтобы модель в игре двигалась как человек, а не манекен. Сложно, зато интересно… Дин делает волшебство, оживляет моих куколок. — Тут Кодзима так зверски улыбнулся, что его коллегу Ганнибала продрало до копчика и скрючило в районе лица, как пожилого бассета. Хидэо хохотнул в шампанское, выдув миниатюрное джакузи. — Но! Не думай ничего плохого, эта работа для нее так, фырк! , от скуки руки приложить. В повседневной жизни Шани-тян пишет движки для игр, от восьмибитовых кошмариков, до мастодонтов, готовых тянуть на себе неограниченное число информации. Гугл тебе в помощь. Она пишет под псевдонимом: то ли Ильза, то ли Иса, то ли Easy, на нашем форуме целая статья есть. Прошу только анонимность, они этого не любят, сам понимаешь. Хочешь, иди, спроси сам. Только быстрее. По вечерам Норман уводит ее в бар, и они там до утра сидят. Говорят о чем-то. Я к ним не суюсь, пусть отдыхают. — Обойдусь, — процедил сквозь помидор Миккельсен, покидая остатки пирушки в скверном настроении и перспективой лежать в номере старым мешком говна без мечт и стремлений. В темноте попутного крохотного экспресс-бара ему показалось мелькание красной рубахи в которую впилась загорелая мужская рука. Мысль о том, что Ридус в данный момент поит вином девицу с внешностью потасканной по болотам Сандры Баллок, а потом жадно высасывает вкус «Шабли» с ботанических уст, была невыносимой. Синие хитрые глаза Нормана освещали бар как два маяка, а девица шарила у него под одеждой жадными руками прожженной проститутки, пытаясь найти мужскую накачанную грудь. Конечно, ничего этого у стойки барной не было, но голодающее воображение разведенного парня рисовало всякое. Сколопендра Шайнинг перенесла его обаятельное лицо в большой тираж и отпустила умирать до завтра, собственно, ничего особенного из себя не представляя, чтобы о ней так упорно думать. То ли дело Рин… Латышка Маринэ в меху и Сваровски поражала журнальным блеском, стоило бы Миккельсену слегка улыбнуться ей, гримерша светилась, как солнышко, с той же степенью великолепия и простодушия благородной тургеневской барышни… Бармен греб лед совковой лопатой, сверху наливал колы, виски с горкой и вся эта Антарктида перемешивалась полосатой трубочкой. Шайнинг слушала вполуха Норманский голос с песочком, с легким мятным ветерком у одинокой сережки в хеликсе, когда он слишком близко наклонялся, повевая свои секреты. Он говорил про новый проект своего сериала, показывал свежачок трейлера, что-то юморил про вождение мотоциклов на хайвэях у Невады. Дин оправдывала свое имя и светилась так, что можно было прикуривать, но слов почти не запоминала. Когда Ридус улыбался, он моментально, невозможно становился другим человеком, с совершенно другими чертами лица — мягкими, белозубыми и теплыми. Тлела постоянная сигарета в его длинных пальцах, догорая почти до фильтра, обжигая чуть сбитые костяшки. Она ловила эти моменты улыбок и хлопала натуральными ресницами, как затвором фотоаппарата. Запоминала, наверное. — Старая вешалка, — злобно сказал Мадс про своего коллегу, вызывая лифт. Спать не хотелось. Хотелось выпить, как никогда сильно. И как никогда герр Миккельсен был к этому не готов.