Генератор случайных чисел

Не успел я подумать, что повидал в жизни все, как вдруг — на тебе, киборг, в свободное от работы время занимающийся дайвингом. (с) Призрак в доспехах.

На съемочной площадке с утра начинается самое интересное. Первым приезжает сам царь и бог этого вертепа, он рулит большой блестящей машиной, прямиком депортированной со своей родины, два круга на шильде намекают на претенциозность и шик. Пикап с устрашающе блестящими колесами взрывает на зеленой миле дерн, обнажая мягкую коричневую землю. Матерясь под нос, ассистенты заправляют ее кроссовками обратно, но учить Хидэо тормозить не собираются. Это чревато переездом на еще большую помойку, чем окраина острова Карнейт, обжитого после пары сотен лет запустения. Небоскребы на нем мирно соседствуют с обширным пустырем, в котором раскинулся городок с не менее мрачной историей, там, где пишется легенда под названием «Death Stranding», беспощадная, но крайне манящая… С другой стороны остров сторожит океан, дышит по ночам: мирный, строгий, пахнущий пряной влагой и солью. По линии прибоя хорошо бегать босиком по вечерам, перед сном, пока не наступит полночь и новый съемочный день, — просто кладезь различных подлостей. — Шани-тяяяяян, у нас обрыв на второй линии! — в громе голосов и жужжании аппаратуры над толпой несется голос с японскими писклявыми нотами. На стуле крутится оператор со здоровенным «Молескином» в руках, он топчет копытом подножку камеры и ругается, как средневековая торговка. Хорошо, что в пустоту, иначе мастер по графике просто выплеснет ему в холеную морду подтаявший молочный коктейль. — Шани-тян, помоги! Шани-тян, со связанной узлом на груди рубахе в красно-черную крупную клетку молчит и ждет, пока давление в ее голове сравняется с атмосферным, а потом красиво уходит боком в стационарную серверную, волоча за собой огрызок кабеля, очень похожий на тот, который прорисовывается в игре, как связующее звено между всеми существами. По вторникам оператор необуздан, как молодая валькирия. Пожалуй, его только красотка Рин, главная над звеном гримеров, может уговорить работать, и то, после обеда, когда солнце покажется на минутку из-за туч. На острове Карнейт чудесная погода — триста шестьдесят пять дней в году сплошная Англия и кашель с мокротой. Правда, иногда залетает йодированная соль под ручку c северным ветродуем, тогда на всех поверхностях оседают облачные разводы. По полотну задника в перерыве гуляет Норман. Он влачит за ногу своего импровизированного пупса и охотно показывает каждому желающему, как он красиво рыдает над пластиковым тельцем. За неделю он так задрал своими выкрутасами Кодзиму, что создатель спрятался в своей кибитке, икает оттуда, как цыганский конь и насморочным голосом вещает что-то о доработке сценария. Главный оператор возомнил себя заместителем, раздает приказы длинными японскими фразами, отчего периодически вспыхивают драки на разных концах поля. От Рин откупаются видом на залив. Мадс шипит что-то сквозь зубы на датском, ибо эта суета доводит его до белого каления. Знаменитая сдержанность дает ощутимую трещину, когда Рин окунает его скуластое лицо в некогда белую пуховку, затирая синяки под глазами. Брезгливое выражение лица достигает своего апогея — но бракоразводный процесс раз и навсегда отбил у него желание ругаться с чужими тетями. — Нет, да, господин Миккельсен, все будет в лучшем виде. У нас работают профессионалы… — Рин сжимается под взглядом, сотканным из чистой ненависти, незамутненной и жадной, словно из светлых змеиных глаз вылез сам доктор Лектор с обглоданной девичьей ляжкой наперевес. — Мы повысим вам роялти на два процента, — быстро добавила она, убегая в шатер, где стыл клубничный мусс в пыльных мисочках. Мадс напоследок хотел выдрать из ее рук чемоданчик и растрясти все содержимое по поляне, не сдерживаясь и не экономя, но гримерша была быстрее престарелого актера. Вместо нее из серверной вылезла давешняя Шани с каким-то жутким железным пауком наперевес, по виду — лучшим изобретением Джона Крамера. Пока она шла через раскатанные по площадке тряпки, Мадс уже придумал, как лично ее загрызть, а светлые ботики от Маноло Бланик решено было закопать за цистерной с питьевой водой. Однако, пока что он решил стойко молчать, чтобы не провоцировать очередное порождение тьмы, черта из коробчонки Хидэо. Девица размотала рубаху, спустила на нос слегка затемненные очки со скучающим видом, лязгнула устрашающей стальной спицей в растопыренных пальцах. Такие невзрачные сколопендры после тяжкого трудового дня действовали на Миккельсена, как красная тряпка на быка. Себя забывал, как хотелось устроить скандальный разнос на чью-нибудь безответную голову. Она же производила впечатление блока железобетонного, усталого, серого и слегка не от мира сего. По крайней мере, изучала гладкое лицо Мадса как надоевшую скульптуру Ники Самофракийской. Без головы, но с крыльями. От скуки датчанин тоже стал разглядывать невзрачного специалиста сверху вниз, неподвижно выстаивая свою очередь на пытки. Девица молча делала свое дело, порхая отточенными пальцами перед его лицом, изредка касалась щек теплыми шероховатыми ладонями, поправляя расположение камер. Прикосновения были отнюдь не неприятные, даже немного успокаивающие, Мадс перестал думать о персонале как о сборище злобных лярв и немного расслабился, изучая отстраненное лицо местного графика. По слухам, богинюшки на создание людских эмоций. Пожалуй, развод с Ханне здорово ударил по его здоровью. Его прекрасная белозубая жена, едва сошедшая с испанских картин в полете огненного фламенко поймала своего безупречного мужа на легком флирте с какой-то рыжей бестией на презентации очередного сезона сериала. Сказала, что это была последняя капля ее терпения, дети выросли, вся жизнь впереди, и тратить свое драгоценное время на сохранение репутации она не намерена. Решение суда Мадс получил по почте месяц назад, так разволновался, что пришлось пить успокоительные капли. Как бы то ни было, пятьдесят лет это не шуточки, хвалебный ровный характер перетекал в интеллигентного неврастеника, минуя кордоны из артрита и ревматизма. Тогда, в кафе «Матушка Аделаида» его настиг Кодзима, потрясая ужасающими скриншотами, полными размотанных кишок и нефти, обещал гонорар и новый опыт, прекрасные дни и фантастические ночи на дикой природе. К этому шел коктейль из ловких детских пальцев специалиста, которую звали Шани-тян, с четками на загорелом запястье. — Как тебя зовут? — спросил он, несколько грубовато. Неожиданно сильно закололо сердце, и Мадс потер грудь через художественно рваную футболку, попав пальцами как раз в ее широкую прорезь. Она вскользь глянула размашистой дугой через светлые глаза Миккельсена, прошлась, как тупым ножом, от седого виска до виска. Выглядела Шани лет на двадцать — двадцать пять, но у нее был очень старый взгляд… Пожившей и пережившей очень многое женщины, такой, как был у его Ханне в зале арбитража. Причем его бывшую жену и эту замотанную жизнью куртизанку разделяли минимум двадцать лет возраста и опыта в пользу жены. — Шайнинг. Дин. Первое имя, второе фамилия, — она была безразлична, как старый холодильник. Какой-нибудь белый гроб в тонну весом, в прекрасном состоянии, пусть слегка ржавый. Выдающийся в смысле моральных устоев, и морозящий, как псих. — А меня зовут Мадс Дитманн Миккельсен, — даже глухой услышал бы в его голосе запоздалое миролюбие. — Приятно познакомиться, фрау Дин. — Фройляйн, — напоследок она мазнула Мадса по лбу, под отросшей челкой, протягивая поперек маленький силиконовый проводок, и дала отмашку оператору. Мол, давай, клепай из живых людей механических убийц, а я пока покурю на холодке… Их воздуха материализовался лохматый веселый Норман, который ограбил Шани на ментоловую сигарету, всучил ей в руки изрядно надоевшую всем куклешку и приветственно расстегнул до пояса костюм с датчиками, обнажая ничего себе такую для его сорока семи лет талию. Татуировка над розовым левым соском нагло лезла в глаза. Оператор припомнил три бухты, цветущую сакуру и сосновый лес, включая передаточные камеры. Съемка началась.