Первая ночь

Анна пробудилась легко, будто выспавшись после долгой прогулки. За окном высоко сияла полная луна, насмешливо рассыпая по лицу серебристые блики: такая ночь, Анечка, а ты спишь. Анна в одно мгновение ощутила всё, что окружало ее — мягкую постель, тяжелую руку на своей груди, глубокое мерное дыхание рядом. Впервые в жизни рядом с ней спал мужчина. Яков. Любимый. Муж. Лишь несколько часов назад, пресыщенная и утомленная, засыпала она в блаженной истоме, а теперь со всей ясностью вдруг поняла, что никогда, никогда ей не будет довольно, что не луна нынче разбудила ее, а свежее, с травяной горчинкой дыхание любимого, исходящее от него неодолимое и пьянящее ощущение мужской силы. Сердце ее, дрогнув, пропустило удар, а потом забилось громко и часто. Осторожно скосив глаза, она посмотрела на Якова. Сон смягчил строгие черты, разгладил прочертившие высокий лоб морщины, и обычно суровое лицо казалось сейчас открытым и безмятежным, а губы — мягкими и полными. Ей невыносимо захотелось прикоснуться к ним, и, приподнявшись на локте, Анна потянулась к мужу. Тут же остановилась, опомнившись, но уж успела спугнуть его сон неосторожным движением. Не открывая глаз, Яков перекатился на спину, притягивая к себе подушку и зарываясь в нее лицом, и Анна невольно улыбнулась детской трогательности этого жеста. Пуховое одеяло, которым он так тщательно укутал их перед сном, сползло, почти полностью доставшись ей, и, укоряя себя за жадность, она уж хотела было накрыть мужа, но взгляд запнулся на мерно вздымавшейся мускулистой груди, и, протянув ладонь, Анна ощутила жар, исходящий от его кожи. Не позволяя себе дотронуться до него, она задержала руку над сердцем, чувствуя, как глухой стук эхом отдается в ладони. Огладила выпуклые мышцы живота, в замешательстве остановившись над завязкой пижамных штанов. На мгновение ей почудилось, что ткань шевельнулась, и, обескураженно отдернув руку, Анна бросила взгляд в изголовье, но Яков мирно спал, уткнувшись в подушку, и она решилась продолжить свое исследование. Не дотрагиваясь до завязок, помедлила над хлопковым разрезом, и тут же боязливо отодвинулась — движение под тканью стало явным. Она настороженно поглядела на мужа. Улыбаясь, тот наблюдал за ней из-под руки. — Анечка! — он потянул ее на себя, привлекая к широкой груди, и бедром она нечаянно ощутила предмет своего удивления. — Доброй ночи! — Ты не спишь! — смущенно шепнула она, зарываясь носом в ямку между его ключицами, пряча пунцовые щеки у теплой шеи. Он перекатился на бок, уложив ее на спину, жадно приник к манящим губам, и снова, как путник в палящий день, пила она его дыхание, и, верно, могла бы провести так целую вечность, но Яков уж покрывал быстрыми, мелкими поцелуями ее скулы и шею, легко касался губами ключиц, вбирал в рот и нежно покусывал чувствительные соски, оставляя влажные следы на тонкой ткани сорочки. А потом, тяжело дыша, замер вдруг, зарывшись лицом ей в волосы. Потянув губами влажные завитки на его затылке, она чуть подтолкнула его ладонью, понуждая продолжать. — Прости, — хрипло выдохнул он, и, не выпуская ее из объятий, прижимая спиной к своему разгоряченному телу, вытянулся на постели, с трудом переводя дыхание. Анна попыталась повернуться, поймать его губы, но он удержал ее, мягко, но решительно. — Яков, тебе плохо? — Она не понимала. Он глубоко дышал, пытаясь совладать с собой, усмиряя безотчетный порыв снова, не медля ни минуты, погрузиться в глубину желанного тела. — Нет, Анечка. Справившись с собой, попробовал объяснить: — Милая моя, слишком рано. Я могу сделать тебе больно. Надо подождать… Она затихла, прислушиваясь к себе. Еще несколько минут назад между бедрами саднило, но сейчас… сейчас она ощущала там ноющую пустоту и непривычную влагу. Смущаясь мужа, рукой под одеялом она пробралась в местечко между ног, и, мазнув пальцем, удивленно воскликнула: — Яков, там кровь! Стыд хлестнул его, как удар плети — вечером он ничего не заметил, и позволил юной жене заснуть, не обтерев ее бедра хотя бы влажным полотенцем. Забрав ее руку в ладонь, он уж хотел было отнести жену в ванную, но ошеломляюще знакомый запах ударил в ноздри, кружа ему голову. — Любовь моя, это твой сок, — шепнул он у самого ее уха, безуспешно пытаясь скрыть удовлетворенность в голосе. Втянув в рот ее палец, он облизал его, смакуя на языке терпкий вкус, и эта ласка что-то сделала с ней, заставляя вытянуться стрелой, требовательно прижимаясь к его паху, снова и снова выгибаться в мужских объятиях, подставляя его ладоням внезапно отяжелевшие груди. Нетерпеливо комкая в пальцах подол ночной сорочки, Анна сжала обнаженными ягодицами твердо встретивший ее бархатистый ствол, поерзав бедрами, влажным входом поймала головку, и опять сорвалась, жалобно постанывая. Не в силах сопротивляться, он скользнул в нее, лихорадочно шепча: — Тише, милая, не торопись… — Зная, что еще дюйм вглубь ее тесных створок, и уж никакая сила не сможет остановить его, и оттого муча себя и ее неподвижностью. Почувствовав, наконец, как он заполняет ее, Анна всхлипнула. Мерные движения отдавались в теле чадными сполохами удовольствия, беззащитная шея выгибалась, отвердевшие изюминки сосков просительно терлись об его руку. Шорох простыней под ними, и приглушенные шлепки плоти о плоть, и нескромные взгляды насмешницы-луны — все исчезло, оставив ей только осязание. Просунув между ними руку, он прижал пальцем скользкую напрягшуюся горошину, чувствуя, как Анна сжимается вокруг него, прерывисто дыша на грани. Перебив его мерный ритм, изгибаясь, как тростник, она исступленно качалась на нем, пока, отвечая ей, горячая твердая плоть не содрогнулась в глубинах ее естества. Охнув в голос, Анна что было сил прижалась к мужу, будто хотела слиться с ним в единое целое. Соскользнув, обернулась к нему, встречая жадные губы, а он ловил бьющиеся в ней, как морской прибой, волны наслаждения, и целовал, целовал, утишая рвущиеся наружу всхлипы. — Да, милая. Да, — шептал он ей, переводя дыхание. — Люблю тебя. Анна понемногу затихла. Изумление только что испытанным удовольствием переполняло ее, и, тронув уже сонного мужа за плечо, она тихо спросила: — Яков, а это всегда так… прекрасно? И тот, счастливо улыбаясь, честно ответил: — По-разному, милая. Но я буду стараться.