Заключённые

James Newton Howard - He’s Listening to You Tina Тина сжала виски, пытаясь перебить боль, которая жгла под кожей и заменить ее на другую. В реальности, она принимала такое же решение. Она задохнулась криком, когда увидела свободные руки Грин-де-Вальда и беззащитную Куинни напротив зверя. Благодарение всем богам, но этот жест был только насмешкой и демонстрацией силы: ваши кандалы, для меня - ничто. Пусть камера глушила беспалочковую магию, а прочие оковы надежно привинтили Грин-де-Вальда к месту, но весь МАКУСА на секунду обмер и проклял беса. Головная боль не унималась. Краем глаза Тина наслаждалась каждой вещью этой комнаты, в которой она находилась. Кабинет мистера Грейвса снова был для нее сокровищницей и убежищем. Конечно же, на месте заключения, их будут принимать по всем правилам гостеприимства и традиций. Неизвестно, сколько фанатиков Грин-де-Вальда будут держать оборону, или какие уловки и защитные системы попадутся при штурме. Тине слабо верилось, что ничего из вышеперечисленного им не встретится. Так что брать с собой нежную, хрупкую, ненормально добрую Куинни было выше ее понимания. Девушка словно позабыла, что сама могла составить конкуренцию сестре в силе и проявлении этих качеств. Привыкшая только отдавать, Тина и не заметила, когда махнула рукой на себя. - Но как же, - хмурое выражение только придавало детскости, - я же объяснила, почему лучше меня взять с собой. - Мисс Голдштейн, все ваши эксперименты в окклюменции не выходили за диапазон бытового чтения мыслей. - Да, госпожа Президент, но ведь я делаю это непроизвольно. Даже не стараюсь! Что если я сконцентрирую свои способности и попробую ими управлять? - Никаких если, Куинни… - А если, оказавшись на месте вы увидите, что состояние мистера Грейвса непоправимо и единственный шанс, который у вас был, это ваша сестра? - Так нельзя! Маленькие кулаки рухнули на дерево стола. Голова безвольно повисла, осененная темными короткими кудрями, а тонкая длинная шея представила свои тайны. Если бы хозяин кабинета был здесь, только он мог бы оценить случайную радость откровенности сокровенного. Только он бы почувствовал пульсирующее напряжение на кончиках пальцев – если бы только осмелиться ласкать воздух в миллиметре над сметанной кожей. Тина, как только могла, отрешенно качала головой. Пиквери не знала, какое выражение лица принять; негодование или сочувствие. Так я потеряю обоих. Говори с ним, Тина. Он тебя слышит. Боль каменным гробом оцепила сердце. Она даже не оплакала смерть мальчика. Она не будет оплакивать смерть Куинни и мистера Грейвса – шагнет за ними. Куинни удалось узнать, что камера где держали мистера Грейвса была в квадрате. Двойной замок нужно было открыть одним ключом. Зелье, что поначалу описывалась как яд замедленного действия, не было таким простым. Тот, кто выпьет эту микстуру, погружается в глубокий и необратимый сон, который умело копирует и продолжает события, которые происходили с человеком в последние дни. Что делало заключение мистера Грейвса вечным. Вот почему Грин-де-Вальд так великодушно не удержал для Куинни место пленения. Берите вашего главу аврориата, раз он вам так дорог. Поломанный, использованный, навечно плененный. Группа захвата была сформирована в первые же минуты, после того как Куинни ураганом выхватили из комнаты для допросов, и после того, как девушка торопливо изложила добытую информацию. Тина крепко держала младшую сестру за запястье, заглядывая в ее сапфировые глаза, а сама немела и крошилась от ужаса. Поток слишком страшных слов и предположений обхватывал и кружился вокруг двух самых дорогих людей в ее мире. Закрывшись в кабинете мистера Грейвса, они тратили выделенные специально для этого вопроса последние минуты. - Если даже действие зелья сработало, я попробую достучаться до него! - Каким образом? Последние слова Грин-де-Вальда о Тине, о волшебной палочке мистера Грейвса, слышали все. Но поняли ли? Куинни давно знала, что значил глава аврориата для Тины, но ответная сторона этого дела была ей неясна до этих пор. Сапфиры превратились к синий лед, и золото в карих глаза дрогнуло. Тина покорилась под этим взглядом. Куинни опустила взгляд, радуясь неприкосновенности своих рассуждений, - мы сможем достучаться до него. 888 Струна света все билась об каменную стену, и Тина не могла поднять головы. Не могла отследить золотые кудри. Засада была спланирована совершенно не профессионально и держалась только на великом фанатизме. Неразбериха и хаотичность ответных заклятий вызывала на лицах авроров недоумение и порой чуть-чуть улыбку. Куинни хоронилась за широкой спиной одного из лучших в своем деле мага, и восторженно вскрикивала, кокетливо прижимая полы шляпки к ушам. Тина не смогла сдержаться и нашла время на каплю умиления. - Нельзя трансгрессировать! Тина смиренно качнула головой и ползком двинулась к цели. - Голдштейн! Куда ты лезешь! – вопил бас командующего захватом. - Ты мне не начальник! – пискнула Тина, змеей виясь меж кустарников. Ее начальник, там. Надо будет, проползет ничком всю страну. Добравшись до здания, Тина серым пятном слилась с серостью фасада. Подняв палочку на девяносто градусов она послала прямую струю оглушающего. Невнятный, но пылкий защитник тюрьмы в ту же секунду рухнул ей под ноги. Черная стена аврориата поднялась и двинулась вперед. Розовая тень скользнула внутрь черного проема. Тина задохнулась от наглости младшей Голдштейн. За последний час Тина наверно шестьдесят раз напоминала кудрявой, что на место, та заходит в числе последних. Куинни серьезно и послушно кивала головой. Пропуская и отрешенно уворачиваясь от заклятий, Тина юлила по зданию, ища пропажу. - Тина! На серебро звука, девушка бросилась вниз по лестнице, в горькую черноту. - Тина! Родной голос звучал во тьме повсюду, но и он не мог осветить путь. Свет на конце палочки выхватил золото и неуместную праздничность розового пальто. - Что, что, Куинни? Что? Куинни склонилась в бок, пряча лицо. Опустились, как в черную воду, тонкие руки и ухватили то, что утонуло и пропало на дне. Да, да, да. Это он. Тина сняла руками свои слезы и обмыла его лицо. Его лицо. Никто и ничто не заставит смотреть на него со злобой и разочарованием. Тина гладила линию носа, проводила фалангами пальцев по впалым щекам, робела, и только нежила воздух над узкими, разбитыми в кровь, губами. Он больше не сильный, не большой, он не… Тина зажмурилась и склонила голову в иступленном извинении. Как мы могли не видеть, как мы могли так предать вас. - Тина. Мы не успели. Тина жарко замотала головой. Она знает. Девушка сильнее припала к брошенному всеми другу. Если ничего не поможет, она не даст ему крутиться на этих кольцах ада вечно. Она подарит ему настоящий сон, лишенный кошмаров. Видимо, из всего, чем она горела желанием его одарить, только покой станет ее первым и последним выражением любви. Покой омраченным убийством. Тина опустила чистый девичий лоб к его, широкому, награжденному морщинами дум и переживаний. - Тина, дай мне попытаться. Тонкая ладонь сначала опустилась на окаменевшее плечо девушки, а затем вспорхнула к мокрой щеке. Другая рука, повторила движение с заключенным. Минуты накаляли напряжение и бой наверху стих. Куинни совершала немыслимое: сводила реки мыслей в один поток. - Мистер Грейвс? Клокотание в груди разорвало легкие. Куинни пропустила выдох между дрожащих губ и подняла глаза на сестру. - Говори с ним, Тина. Он тебя слышит. Теплые пальцы переплелись с поломанными. - Персиваль. *** - Мистер Грейвс? Морок вился всюду и всегда, а здесь почему-то даже плакать не получается. Я хочу плакать и кричать, но нечем. Тюрьма высшего разряда. Нечем и ответить. Он забыл, что такое слышать другие голоса. Очень давно, он наедине с худшей из своих сторон. Он уже не думал, что это был злодей мира, другой человек. Нет, это насмешка разума. - Мистер Грейвс? Это насмешка, что здесь делать прекрасной и для него, немного надоедливой, Куинни Голдштейн? Он не допустит, чтобы ее сестра оказалась в этом аду. - Уходите, уходите пока не поздно. Тьма словно покрылась инеем серебра. - Говори с ним, Тина. Он тебя слышит. И через секунду морок отступил, а серебро озолотилось. - Персиваль. Если ты не вернешься, я останусь с тобой здесь, навечно. Я стану лишь духом, неясным и незаконченным выражением мысли, лишь для того, чтобы иногда осветлять эту тюрьму. Неосознанная и бестелесная, я буду разрывать цикличность кругов, чтобы давать тебе отдых и напоминать о лучшем. Запертая в этой тюрьме, с тобой, я не буду заключенной, я не буду несчастной. Но прошу тебя, вернись к жизни. Он вернулся к жизни, как только услышал ее голос. Желанные слезы осязали его лицо. Персиваль Грейвс смотрел на разрастающееся золотое облако.

***

Больные и искалеченные пальцы дрогнули в тонкой, женской ладони.