Безмолвие

       Всего одно мгновенье может разделить жизнь на "до" и "после". Необдуманное действие, чья-то ошибка. Ещё секунду назад я была самым счастливым ребёнком в мире, щелчок — машина какого-то пьянчуги выскакивает на встречу, секунда — мы уже летим с моста в реку. Ещё секунду назад, мама весело смотрела на меня с переднего сидения, и громко подпевала какому-то хиту по радио вместе с папой, громко смеясь. Её смех — последнее, что я слышу перед визгом шин. Её лицо — последнее, что я вижу перед долгой чернотой, не отпускающей меня и по сей день. Мы с родителями возвращались от бабушки с дедушкой. Был канун Рождества. Ремень безопасности больше не спасал, а топил. Воздух из легких вышел ещё перед столкновением с водой, а теперь вдохнуть было нечего, и я чувствовала, как мои лёгкие начинают гореть. Мне хотелось плакать, но и этого я сделать не могла. Телом я больше не управляла, а разум затопило страхом, как машину речной ледяной водой. Когда сознание от меня ускользает, начинаю прощаться с жизнью, но чувствую, как чьи-то сильные руки вытаскивают меня из машины. Фары перегорели, но перед тем как окончательно отключиться, я запомнила их силуэты. Мне было одиннадцать.        — Рони, к сожалению, родители не смогли спастись.        С тех пор Рождество я ненавижу.        Ровно семь лет. Я не промолвила ни единого слова. Мой психолог утверждает, что я смогу заговорить, когда сама этого захочу, главное — это дать мне мотивацию. Единственное, для чего я бы использовала свой голос, так это для того, чтобы проораться. Выкрикнуть все маты, которые знаю, выпустить то, что так долго во мне сидит и не даёт дышать. То самое, что спит днём, а ночью показывает мне кошмары, заставляя просыпаться в холодном поту, со слезами и почти чёрными синяками под глазами с утра.        После трагедии меня отдали в приют. Не прошло и двух дней, как я попала в свою первую приёмную семью. Моя сказка разбилась о жестокую реальность во второй раз. Мачеха — уголовница и алкоголичка, отчима я вообще видела только в день усыновления. Приёмный старший брат научил меня стрелять и отдал мне самодельную заточку со словами: "Бери, мелкая, пригодится".        Она пригодилась, после первых опекунов были вторые и третьи. Жизнь словно хотела ударить меня с каждым разом всё больнее, подкидывая семейки хуже и хуже. Однажды, сперев заначку у очередного любовника моей новой мачехи, я купила свой первый пистолет. Беретта. Мне было пятнадцать, и я очень собой гордилась. Оружие в потрёпанном портфельчике отдавало приятной тяжестью, и демоны в голове меня на время отпускали. Возможность испробовать его представилась мне не раз. Из-за худощавого от природы телосложения и миловидного личика меня всегда считали беззащитной. Но стоило направить в их головы пистолет, как весь запал сразу пропадал. В очередной раз отбиваясь от мозолистых рук своего отчима, так отчаянно, простреливаю ему колено. После этого арсенал пришлось расширить. Мама этого бы не одобрила.        Сменив с десяток школ, в новой я не ожидала ничего хорошего. Южный район большого Чикаго считают криминальным, и меня занесло в самый его эпицентр. Очередные опекуны, которые будут получать за меня деньги, вытолкнули за двери, приказав не возвращаться до пяти. Холода наступили в этом году куда раньше, и, пытаясь не думать об уже замерзающих в кедах пальцах ног, стараюсь быстрее дойти до моей личной каторги. Остался последний год пыток, и я — совершеннолетняя. В голове это предложение стоит на повторе. В мечтах у меня есть семья, прибыльная работа и куча обычных проблем, которые есть у всех нормальных людей. Грежу о жизни без заточки в кармане и пистолета за спиной, заправленного в джинсы. Без постоянного страха проснуться посреди ночи от того, что кто-то хочет меня изнасиловать или побить.        В школе тепло, хоть этого и не понять поначалу. Встречающий меня на входе металлодетектор, к счастью, сломан. Собственно, как и большинство вещей в этой клоаке. Исписанные шкафчики, затёртый пол, засаленные стены; как же мне это знакомо. Шлюховатые девки, похотливые парни. Голова начинает гудеть от количества людей, заполняющих коридор после прозвеневшего звонка. Сидя у кабинета директора хочется слиться со стеной. Постоянные взгляды вводят меня в ступор, хотя с таким количеством сменённых школ меня это не должно волновать. Чувство тревоги никак не хочет покидать меня. Кажется, антидепрессанты закончились ещё вчера. Как печально.        Вдруг на весь коридор раздаётся хлопок двери. Парень, вышедший от директора враждебно оглядывается, и, встречаясь со мной взглядом, зачем-то разминает шею, уходя в противоположную мне сторону. Он приковывает к себе не только мой взгляд. Но я — единственная, кто, посмотрев ему в глаза, не отворачивается, пытаясь смотреть куда угодно, только не на него. Пока он не ушёл на большое расстояние, успеваю рассмотреть широкие напряженные плечи, сжатые в кулаки руки.        "Из-за чего же ты так разозлился?"        Бросила бы ему в след, а он вновь угрожающе на меня посмотрел и продолжил свой путь, оставив мой вопрос без ответа. Опасный. Следует ли мне держаться подальше? Кажется, пора идти покупать антидепрессанты.        Не успеваю опомниться, как из той же двери выглядывает и сам директор:        — Вы мисс Рене Джонсон? Прошу, проходите.        Встав со стула, пожимаю протянутую влажную руку. Вновь переводя взгляд с директорской старомодной рубашки на парня, вижу его, сворачивающего за угол. Делая глубокий вдох, закрываю за собой дверь. В кабинете душно и воняет травкой, от чего сразу начинает тошнить. Стены засаленные, а окна, кажется, не мыли ни разу за все годы работы школы. Директор, обойдя массивный деревянный стол, грузно усаживается на протёртое многочисленными директорскими задницами кожаное кресло, которое жалобно скрипит под немалым весом. И как в таком районе можно разжиреть до таких масштабов и ещё не сдохнуть в подворотне с пулей в пузе? На столе лежат документы, вперемешку с обёртками из-под конфет и пустыми пакетами из фастфуда, которые, видимо, скапливаются тут неделя за неделей. Табличка, с директорским именем жалобно выглядывала из под документации об общей успеваемости по школе. Комок в горле стал ощущаться отчётливее, и заняв стул напротив, я решаю больше на стол не смотреть. Но, взглянув на самого директора мне становится ясно, что встречи с унитазом мне сегодня не избежать. Галстук, болотно-бордового цвета, был заляпан в нескольких местах. Рубашка, цвет которой отдалённо напоминает белый, была расстёгнута на несколько пуговиц, оголяя часть волосатой груди.        В конечном итоге, я смотрю в окно:        — Извини за беспорядок, сама понимаешь, куча работы. Я - Мистер Штерн, — проговаривает, открывая первую страницу какой-то папки. — Так, судя по твоему делу, ты меняешь школу уже в седьмой раз, верно? Это очень утомляет, не правда ли?        Ожидает ответа, приподняв бровь. И так в каждой школе, никто не пролистывает досье до того, как встретится с учеником лично. Хотя в данной ситуации ознакомление с личным делом не дало бы никаких результатов. Поднимаюсь с места, обходя стол едва не запинаюсь об переполненное мусорное ведро, указываю пальцем в графу: "Заболевания". Читает вслух:        — Психический шок, — переводит вопросительный взгляд на меня. Пальцем указываю на губы. И наступает озарение. — А, так вы не разговариваете. Прошу прощение. Итак, проведу вам небольшую экскурсию пока перемена, затем провожу вас в класс.        Срочный ремонт требовался не только зданию, а, кажется, всем, кто в нём находился. И всё-таки понимаю, что это — не самая худшая школа, в которой мне приходилось учиться. Но немного пройдясь по ней, я радуюсь тому, что не оставила пистолет дома.        Входя после звонка в класс, убеждаюсь ещё больше, что он мне, скорее всего, пригодится.        — Ребята, знакомьтесь, это Рене Джонсон. Будет учиться с вами, — кладёт руку на плечо. В голове возникает отчетливое желание отстрелить её. — Предупреждаю сразу, что Рене не разговаривает, постарайтесь быть помягче, если она не ответит вам на вопрос, — А после жирной руки, прострелить и голову. Всё-таки надо сходить в аптеку, если таковая тут вообще есть. — Твоя парта последняя у окна. Скинув руку с плеча, иду к указанному месту. И так каждый раз, всех сразу предупреждают, что я не нормальная. Что я не такая, как все. К месту иду в хрустальной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов на стене и скрипом моих кед об пол. Под пристальными взглядами всех находящихся в классе сажусь за парту, отворачиваясь к окну.        Жизнь — скитания по разным квартирам, она научила меня многому. В основном тому, что стоит держаться за пистолет увереннее и лишний раз ни на кого не пялиться. Но чувствую, что здесь и этого мало, когда натыкаюсь на взгляд того парня, вышедшего из кабинета директора. Он симпатичный, этого я отрицать не могу. Именно таких парней обожают девочки, думая, что в жизни, как и в кино, они смогут исправить его бабничество, привязать к себе. Но это дело заранее обречено на провал. Такие не исправляются и когда, все девочки бегут к таким, я стараюсь их избегать. Но почему-то сейчас, его опасность влечёт ещё меня сильнее. Кажется, в этой школе во мне многое поменяется. Отвожу взгляд от него взгляд, вновь смотря в окно.