Сердце, не леденей, не прекращай полёт Только на глубине ты превратишься в лед
— Я могу покрыть льдом все, что угодно, — Кейтлин не хвастается, констатирует факт и, протянув руку, мизинцем касается кружки с кофе, мгновенно покрывшуюся инеем, — я могу даже остановить ваше сердце, Флеш, — и ее глаза искрятся. Барри готов ей свое сердце на блюдце преподнести и ему абсолютно плевать на то, покроется оно снегом или нет; в его души живут тайфуны и бураны, терять уже нечего. Кейтлин бегло облизывает губы, забирает его кружку, выпивает все одним большим глотком и просит, буквально умоляет, не влюбляться в нее, не заставлять ее убегать — Барри заверяет, что у него ‘навсегда да горячо-пламенно’ с Айрис, ей нечего бояться; Кейтлин извиняется, снова переходя на ‘ты’, и Барри эта ее привычка, такая детско-наивная, очень нравится.…не хватит семь нот Описать эту боль, и на самое дно Нам уже все равно Ведь не бьются в одно сердца в унисон
Команда Флеша пополняется Кейтлин, от которой ни один преступник сбежать не способен — то в автомобиле мерзнет двигатель, то ботинки скользят по сухому асфальту, то падает сосулька размером с небольшого щенка; Кейтлин восторженно хлопает в ладоши, бросается Барри на шею, делает абсолютно все, чтобы свести его с ума — и это работает. Барри часто ловит себя на том, что разглядывает ее сквозь полуопущенные ресницы, чаще бросается в омут с головой, лишь бы под удар попасть, ведь потом тонкие пальцы Кейт будут проверять сохранность его костей, горячие губы будут касаться лба, а голос, такой привычный и родной, укоряюще читать нотации о безалаберности и глупости; Барри все равно, Барри просто хочет быть с ней рядом, пусть для этого и придется пораниться. Кейт приводит Джулиана аккурат под четырнадцатое февраля, и у Барри кровь стынет в жилах; хочется бить-бить-бить, почувствовать алую, бегущую по пальцам, увидеть страх на лице, а затем прижаться губами к ее, и не думать о том, что она способна оттолкнуть или, что гораздо страшнее, испариться; Барри только улыбается уголком губ, жмет руку и желает здорово провести время — Барри не маленький мальчик, он умеет проигрывать. Циско не позволяет опускать руки, трещит на какие-то отдаленные темы, а затем, как какой-то дорогой психиатр, советует очистить душу, рассказать все лучшему другу, и Барри сдается; Кейтлин стоит в дверях и слышит весь рассказ, пропитанный болью, отчаянием, горестью, и ей хочется саму себя взорвать, лишь бы стереть из памяти те глаза, те интонации, те чувства. С пятнадцатого числа численность города уменьшается на один.(Сердце, не леденей!)
— Я не хочу ранить тебя! — громко, визгливо, так натурально, что Барри отступает на шаг, теряется в ее уязвимости; на Кейтлин не хочется смотреть, ее нужно обнимать, целовать, укутывать теплом и вкалывать внутривенно счастье, а не то она снова исчезнет. — Ты и не ранишь, — Барри подходит ближе, перехватывает хрупкие запястья и прижимает к своей груди, едва ли не собственноручно направляет холод к сердцу, зажмуривается и пускает снег по венам, кровь выдерживает, разгоняется, защищает; Кейтлин всхлипывает и скатывается вниз, сбрасывает броню. И льда между ними больше нет.