present

{Ханахаки — болезнь, во время которой страдающий от неразделенной любви выплевывает лепестки цветов} Шерлок смотрит на то, как Ирэн чихает кровью, и подозрительно вскидывает бровь — 'только ты и я, милочка, когда успела не взаимно влюбиться?'; у него самого легкие — чистейшие, можно подавать заявку в олимпийский резерв или сразу в космос, останавливает лишь страх того, что инопланетяне вряд ли поймут британский акцент. Ирэн чихает, кашляет, з-а-д-ы-х-а-е-т-с-я без его любви, его внимания; Шерлок любит так, как может, но цветы в его альвеолах все не прорастают, он никак не может спасти ее от скорой погибели и предлагает план, старый как мир — вырезать к чертям, не у-м-и-р-а-т-ь; Ирэн фыркает и посылает на четыре веселых; больше Ирэн не собирает букеты орхидей по утрам, окрашенные ее кровью.

Иногда ты должен пораниться до крови, чтобы понять, Что ты жив и что у тебя есть душа. Но нужно, чтобы рядом был кто-то, Кто научит тебя этому.

Шерлок видит ее случайно: приехал в больницу ради допроса свидетеля и застыл, мгновенно почувствовав прорастающие споры в гландах; Шерлок недоверчиво чихнул, оцарапав горло, и помчался дальше, отложив иррациональные ощущения на более позднее время. Первый лепесток вырвался наружу в тот самый миг, когда преступник был на расстоянии вытянутой ладони; Шерлок кашлял и кашлял, пытался сохранять спокойствие, пока горе-грабитель стоял и смеялся, обещая поделиться номером лучшей клиники, если его отпустят; Шерлок сломал ему ребро, а затем с удивлением рассматривал лепестки белого асфоделиуса и чувствовал, что теряет самообладание. Шерлок вернулся в больницу в ту же ночь, перевернул все верх дном, но так и не нашел ту самую, что подписала его на медленную пытку одним только профилем; медсестры бегали туда-сюда, даже примчалось несколько врачей, но Шерлок знал, что ее здесь нет, и он намеревался найти ее; просто найти, не загадывая на будущее. Шерлок — не идиот, он прекрасно осознает, что ни одна адекватная женщина его не выберет, а свой единственный шанс он упустил, когда позволил Ирэн уйти; Шерлок — не идиот, если кому-то и суждено умереть от любви, то точно не ему; Шерлок записывается на самый критичный срок и ставит напоминалку на телефон — вырежет, если не найдет.

(Она моя рана в сердце. Я живой.)

Шерлок уже способен гербарий собирать, его судьба оказывается слишком эмоциональной, неустойчивой — то его рвет асфоделиусом, то грубой подделкой; Шерлок иронию ценит: сам бракованный, так и соулмейт в рамки обычности не вписывается. Шерлок находит ее случайно; с темных волос капает вода, вся продрогла и озябла, а запястья настолько худые, что опасно даже прикасаться; она трясёт головой и протягивает руку Маркусу, а на него, Шерлока, даже не смотрит; Шерлок дергается было, но она — свидетельница по какому-то важному делу, где главный виновник детектив-любитель, и Шерлок выходит из кабинета, не забыв оставить на подоконнике окровавленную жижу. Шерлок чувствует себя живым, просто наблюдая за ней через ограничительное стекло; она именно такая, как он и представлял: эмоциональная, немного дерганная, чертовски умная; она не ведется ни на одну уловку Маркуса, а затем интересуется, глядя на Шерлока в упор: — Ваш помощник когда-нибудь выйдет или он боится красивых женщин? Шерлок давится воздухом, и выкашливает больше обычного; до операции пара дней, но, быть может, он не способен будет дожить; Шерлок смотрит на нее сквозь стекло и все не решается выйти; кажется, что она иллюзия, и испарится после первого 'привет'.

Мое сердце — мои доспехи. Она моя рана в сердце. Она — нож, Она мясник, с улыбкой Разделывающий меня на куски Всё больше и больше

Она просит кофе и вытягивает ноги, спина затекла от многих часов допроса, а язык устал повторять одно и тоже; Шерлок же — идеальный механизм, может рассматривать ее еще несколько дней кряду, вот только Маркус ломает все планы. — Я с ней не могу, говорит вроде складно, так, что ей веришь, но что-то не получается… Шерлок? Шерлок оборачивается как в плохой замедленной съемке, падает на колени и его рвет, рвет так сильно, как никогда до; Шерлок тянется к телефону, но не успевает, последнее, что он помнит, растерянную улыбку, и Шерлок готов умирать каждый день, лишь бы видеть ее всегда. Шерлок открывает глаза и видит ее, спящую на его больничной койке, плащ валяется на полу, стол заставлен чашками кофе, а в уголках губ застыла кровь; Шерлок тянет руку, стонет от мгновенной боли где-то в ребрах, и зачаровано смотрит, как она вскакивает, отряхивается и бормочет что-то об отсутствующем Маркусе, о страшном деле и дилере, которого долго не могли найти; Шерлок чихает, и лепестки не появляются, сгнивают до выхода наружу. — Я… Меня прооперировали? — Вопрос звучит слишком грустно, слишком расстроено, но она улыбается, улыбается именно так, как помнит Шерлок, и поворачивается профилем, заставляя его выдохнуть чуть более резко, чем стоило бы; лепестков все еще нет. — Меня зовут Джоан Ватсон, мистер Холмс, и я рада, что Вы — мой кактус.