Одержимый

      Я проснулся от душераздирающего крика. Собственного крика. Снова кошмар. Мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, что произошло и понять, что я нахожусь на нижнем уровне Дома Эха. Перед глазами темно-желтый потолок, украшенный одинокой тусклой лампой. Отвратительная, твердая койка и тугие ремни, которыми пристегнуты мои руки и ноги, чтобы я не мог сбежать. Вероятно, они пропитаны чем-то, что ослабляет мою усиленную физическую силу. Голова все еще кружится, словно я только что отошел от долгого наркоза. В носу мелькает неприятный запах травы, которая действует на меня так же, как аконит на оборотней. Отравляет. Из-за влажного лица и волос, а также пропитанной потом одежды, мне ужасно хочется умыться и привести себя в порядок. Сколько я пролежал здесь без сознания? Несколько часов? Дней? Где Эми? Где Скотт? Кира и Малия? Где мои друзья, черт возьми?! Они живы? Нужно выбираться отсюда.       Я приподнимаюсь на локтях, осматривая помещение: практически пустая комната и дверь, судя по всему, служащая барьером для всяческих сверхъестественных сил. Закусываю губу, стараясь не шуметь и двигаться как можно тише. Хотя противная кровать скрипит от любого моего поползновения. Шепотом ругаюсь, пытаясь освободить руки. Ремни сжаты слишком туго. Настолько, что кровь плохо поступает, заставляя кисти синеть. Неприятное ощущение. Спустя несколько минут бесполезных попыток вырваться, кричу, истерично пытаясь разорвать оковы. Кушетка подо мной содрогается, что у меня появляется идея перевернуться вместе с ней. Но потом быстро понимаю, что это опасно и ни к чему хорошему не приведет. Рычу, а затем вновь начинаю кричать в надежде, что кто-нибудь придет на мой крик. Чувствую, как лицо потеет все больше, словно в комнате отключен кондиционер и на всю мощь включена батарея. Что они со мной сделали? Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться. Как действует обращение? Я не могу это контролировать, так как обычно это происходит случайно. Ты нужен мне, Ногицунэ. Пожалуйста. — Черт, — жмурюсь, после бесчисленного количества безуспешных попыток призыва темного лиса. Возможно, именно это состояние называют паникой. Сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся? Час? Как долго я пытаюсь освободиться или достучаться до лиса внутри себя? Ну же, ему нудно питаться раздорами и хаосом. Почему бы не устроить тут погром? Жмурюсь, пытаясь представить разрушительные картины. Красочные и изысканные, которые царят в моей голове на протяжении долгого времени. Но ничего не выходит. Впервые я начинаю паниковать по поводу лиса. Куда он делся? Мне же не могло все показаться? Почему сейчас я вновь ощущаю себя обычным Стайлзом? Где мои новые ненормальные желания и ужасные картины в голове? Кошмар, благодаря которому я проснулся, дает мне надежду на то, что кицунэ все еще со мной. Раньше существовали такие пытки: человека сажали в одиночную комнату, где ничего не было. И ждали, пока он сойдет с ума и умрет. Может быть, со мной решили сделать так же? Я снова с силой пытаюсь освободиться, но тщетно. Единственное, что я могу видеть перед собой — кусок двери и потолок с мигающей лампочкой. Возможно, это аналог тому, что раньше людям в пыточной камере капали водой на макушку, заставляя терять рассудок быстрее. Я впился взглядом в мигающую лампу, что противно потрескивала. Кажется, она скоро перегорит. Будет невесело, если я останусь без света. Не думал, что когда-нибудь снова окажусь здесь. Чувствую внутри страх, пожирающий каждый уголок моего сознания. Причем этот страх не только за себя, но и за своих друзей. Да, в большей степени за них. Я зажмурился и снова заорал. Настолько громко, насколько это возможно было. Горло неприятно запершило и стало побаливать. Возможно, я даже сорвал себе голос. Наконец, я услышал скрип двери и приподнял голову, чтобы увидеть вошедшего. Это был Брунски, и это не предвещало ничего хорошего. Страх внутри меня начал сменяться лютым гневом, от чего я невольно начал рычать, что было нехарактерно для меня. Мужчина усмехнулся, присаживаясь на стул, рядом со мной так, чтобы я мог видеть его отвратительное лицо. — Уже заметил изменения в себе? — Где мои друзья? — проигнорировав вопрос санитара, я спросил то, что больше всего интересовало. Голос хриплый и презренный. — Они живы, можешь не беспокоится. С ними тоже интересно поработать, — мужчина посмотрел на часы на своей руке, — а ты хорошо поспал. Два дня. Мы многое успели сделать. Сердце сжалось после этой фразы. Что он делал с ними? Что он делал с Эмили? Ведь она больше всех остальных нужна ему. В голове эхом раздается ее плачь, который я слышал когда-то в этом же месте. В тот день, когда она просила спасти ее. — Что ты сделал с ними? — Видишь ли, Стайлз. Это такое место, где из сверхъестественных существ люди пытаются получить пользу… — Ответь. На мой. Вопрос. Мужчина усмехнулся, начиная расхаживать по комнате. — На данный момент смотрю, как много они могут выдержать. Мне не хотелось бы убить их раньше времени. Рычу, проклиная его. Мужчина с некой жалостью смотрит на мои безуспешные попытки выбраться и надрать ему задницу. — Ты ненормальный, — сдаюсь я, — Сколько еще людей занимаются этим с тобой? — Практически все санитары осведомлены о происходящем на нижнем уровне. — Зачем вы делаете это? — надавил я, надеясь, что Брунски ответит на все мои вопросы. Судя по его расположению, он намеревался сделать это. — Понимаешь, обычным людям не дано иметь регенерацию, как у оборотней. Тогда почему бы им не поделиться ею с нами? — с тобой, — Представь, сколько людей можно было бы вылечить с этой помощью? — Почему бы тебе просто не обратиться? — спрашиваю, игнорируя его фразу про массу людей. И дураку понятно, что Брунски делает это в своих личных интересах. Как ему только удалось создать этот список смертников? — Это слишком рискованно. Почему бы оборотням не поделиться своей замечательной способностью? — Тебе не говорили, что воровать — нехорошо? — выплевываю я, снова пытаясь выбраться, — зачем тебе Эмили, если у нее нет регенерации? — О, Эмили — особенный вид оборотней. Она не способна регенерировать свое физическое состояние, но вполне способна проделать это с эмоциональным состоянием. Я заметил это, когда она была здесь. Неплохая вещь, правда? Я задумываюсь и фыркаю. — Да, ты прав. Особенно, если у тебя разбито сердце. Но не думаю, что у тебя найдется такой человек, который сможет разбить то, чего нет… Мужчина наигранно смеется. — А ты шутник. Твоя подружка может влиять на эмоции других людей. Если развить ее способность, то она запросто сможет манипулировать любым. Подсознательно она делает это с твоим Ногицунэ, так как вы связаны. — Откуда ты… — Не трудно догадаться. К тому же, Эми сама сказала мне это. Мужчина подошел к двери, показывая мне, что намеревается выйти. Я вытянул шею, приподнимая голову максимально, чтобы видеть лицо санитара. — Я еще не закончил. — Не ты здесь устанавливаешь правила, сопляк. Без темного кицунэ ты — никто, лежи и помалкивай. Жди, пока за тобой придут. Я сжал челюсть, а мужчина открыл дверь. В последнюю секунду перед выходом он опомнился и снова просунул голову в палату. — Кстати, все это время мы вводили тебе инъекцию летарии волчьей, поэтому можешь не пытаться обратиться. Дверь с грохотом захлопнулась, вновь оставляя меня наедине с вовсе нехорошими мыслями. По крайней мере, теперь я знаю для чего все это. Знаю, что мои друзья живы. Знаю, что она жива.