по меридианам мириадами

На одни и те же грабли несколько раз подряд не наступают (обычно), но Чживон, похоже, в этом отношении особенный. Она спросила (появившись будто из ниоткуда): тут свободно? Чживон сжал (до побелевших костяшек) грифельный карандаш и кивнул. Не смог отказать. Она улыбнулась (как ни в чём не бывало): люблю этот столик. Чживон хмыкнул беззлобно: я знаю. Чживон каждый раз клянётся самому себе вычеркнуть, вырвать (сделать хоть что-то) из своей жизни Ким Сольхён, и каждый раз его клятвы тонут в карих глазах с длиннющими ресницами, в крошечной родинке у левого виска, в чуть насмешливой полуулыбке - в Ким Сольхён тонут. Сольхён спросила: что ты рисуешь? Чживон посмотрел на неё. На вишнёвые губы в полуулыбке и на глаза карие, почти чёрные, с длиннющими ресницами. Издевалась. Сольхён снова спросила: что ты рисуешь? И вишнёвые губы растянулись в насмешливой улыбке, и в карих, почти чёрных, глазах заплясали черти. Просто издевалась над ним. Чживон вяло покачал головой. Вяло улыбнулся в ответ: а ты не знаешь? Чживон ищет вдохновение, пытается, по крайней мере. Смотрит на мир через коньячную призму (такой мир, вверх тормашками, Чживону как-то больше нравится) и считает весело прыгающие огоньки в потухшем камине. А ещё рисует постоянно, каждодневно, е ж е с е к у н д н о. Не может не рисовать. А ещё бросает вырванные листы к весело прыгающим огонькам, потому что на листах этих вечно одно и то же: вишнёвые губы в насмешливой полуулыбке и карие, почти чёрные, глаза с длиннющими ресницами. Чживон сказал, будто сожалея: Токио такой большой, а ты и тут меня нашла. Сольхён засмеялась громко: я переехала сюда на полгода раньше, забыл? Чживону нравится, что в Токио только он, и что Сольхён тоже только в Токио (квартира сольхёновская метр на метр примостилась на четырнадцатом этаже) только с ним. Но об этом только Чживон упорно старается не думать, хотя от себя не убежишь, сколько ни пытайся. Поэтому снова мысли по только ему известному меридиану, и чёрные листы в холодном камине, и рваное (совершенно смысла не имеющее) «что ты тут делаешь?» с вишнёвых губ. Сольхён сказала: ты не меняешься, Чживон. Чживон хмыкнул беззлобно (потому что злиться, в общем-то, не на что было): кто бы говорил. Сольхён качнула головой, будто соглашаясь. И улыбнулась так, будто понимала его. Будто тоже сама в себе запуталась, потерялась на каком-то меридиане. У Чживона дежа-вю, а ещё Чживону кажется, что он навсегда застрял в проклятом круге, увяз по горло на известном только ему одному меридиане, имя которому Ким Сольхён.