Zaubererbruder

Крабат смотрел Мастеру в лицо. Смотрел так, будто пытался умертвить его взглядом. Он уже много раз подносил нож к горлу Мастера и столько же раз отводил, не в силах завершить начатое. Он не мог его убить. Конечно, он мог бы ранить Мастера так, чтобы тот больше не смог покинуть постель на следующий новогодний вечер. Но Крабат слишком устал для этого. Это нужно хорошенько обдумать. Он не мог сказать, сколько времени он уже сидит тут. Ярость, пламенеющая в груди, перетекла в тупое онемение. Он просто сидит и больше ничего не чувствует. Иногда Крабат спрашивал себя: может, стоит хорошенько ощупать себя? Вдруг он уже умер? Равнодушно и холодно ожидает вещей, которые скоро произойдут. Снова и снова он глядел в крохотное окно и видел падающий снег, погребавший под собой окрестности мельницы. Под вечер всегда остаётся только белизна снега да чернота леса. Юро приходил три раза, приносил для Крабата немного супа, укрывал его одеялом, зажигал свечу или проверял бинты на теле Мастера. Когда снаружи сделалось совсем темно, Мастер в первый раз открыл глаза. Он посмотрел на Крабата. Его лицо было совершенно безэмоциональным; он просто глядел на своего ученика — спокойно, пристально, выжидающе. Крабат отвернулся, продолжая неподвижно сидеть на краешке кровати. Затишье. Крабат знал: если б Мастер мог, он отомстил бы за то, что Крабат опозорил его. Но он не мог. Так же, как Крабат не мог отомстить за Певунью. Напряжение росло оттуда, где пересекались их взгляды, и усиливалось с каждой минутой. Казалось, будто слепой глаз Мастера больше не слеп. Крабату чудилось, что этот глаз таращится ему в глаза. Ему казалось, над ним издевается сама смерть. И вдруг Мастер снова закрыл глаза. Будто заснул. И только тут Крабат заметил, что он сам смертельно устал. Он встал, опустился на стул перед кроватью, на котором до того сидел Юро, и натянул на себя одеяло. Он заснул почти мгновенно. Крабат провёл следующий день точно так же — у постели Мастера, с ножом в руках. Он выходил из комнаты только по нужде или для того, чтобы привести Юро. Тем временем Мастер пробуждался всё чаще, но и спал тоже беспокойно. Крабат наблюдал за ним: видел, как дрожат его веки, как губы дёргаются временами — и желал ему кошмарных снов. Когда Мастер очнулся, Юро перевязал его раны и со мученическим лицом налил немного супа. Крабат едва ли тронул хоть что-то из еды, которую приносил Юро. Он и не говорил ничего тоже — только сидел и смотрел. Иногда снова пересаживался на стул, чтобы поспать несколько часов, но большую часть времени не двигаясь сидел на краешке кровати. На четвёртый день после возвращения Крабата на мельницу сон сморил его тогда, когда он сидел на краешке кровати Мастера. Мастер проснулся от прикосновения, увидел волосы Крабата, размётанные по своей груди, и нож, который вот-вот выпадет из его руки. Горькая насмешливая улыбка исказила его тёмные губы, будто тень грозовых туч. Превозмогая боль, он протянул руку под покрывалом и выхватил нож из ладони Крабата. Крабат не проснулся и от этого. Он обхватил руку Мастера во сне так крепко, что её пронзила боль. Усмешка исчезла с губ Мастера, но он не вырвал руку.