***
Превосходный вид, превосходная погода, превосходное вино. Наруто не врал — его дом действительно находился в непосредственной близости от пляжа. Море так и манило к себе. Сложно было сказать, чего хотелось больше — окунуться в воду, поддаваясь мягким игривым волнам, или же просто наблюдать за таким прекрасным видом ним из далека. Море… Прекрасное и такое непостоянное, оно может быть в один миг таким спокойным и чарующим, а в другой — взволнованным, бушующим и иногда даже суровым. Вот почему Сакура так любила море. Неосознанно, или, может быть, очень даже осознанно, оно напоминало ей о Саске. Он тоже через чур непостоянный, таинственный и, чтобы достигнуть его сердца придется надолго задержать дыхание и плыть, долго плыть, стремясь достигнуть дна. Стремясь достигнуть его сердца, коснуться хотя бы на мгновение, просто потом ей не хватит воздуха, она начнет задыхаться, если будет хотеть большего. Она утонет. Раствориться в этом море и больше никогда не узнает, какого это — жить. Какого — это быть любимой, быть нужной, быть кем-то очень важным для другого человека. Наруто не врал. Вид, действительно потрясающий. Закрывая глаза, подставляя лицо теплым лучам солнца, Сакура размышляла о том, что все сейчас слишком хорошо, чтобы быть правдой. — О, Сакура? — этот голос заставил приоткрыть один глаз, дабы удостовериться, что это действительно Наруто, — Почему сидишь одна? — Замечательный вид, Наруто. — Э-э, да, я тоже так считаю, — неловко почесав затылок, согласился парень, — так в чем же дело? Ты выглядишь грустной. Сакура открыла глаза и посмотрела на своего друга. Наруто ее лучший друг. Он всегда помогал принимать ей верные решения, всегда, когда она была не права — мог указать ей на это и не боялся получить за это тумаков. Да, она столько раз злилась на него за это, но всегда была благодарна ему. Сложно было представить этот отдых без этого озорного загорелого мальчишки, чьи глаза смотрели на нее всегда с какой-то искоркой и некой хитринкой. Сложно было представить всю ее жизнь без него. Она бы совершенно точно утонула бы. Еще два года назад. Наруто. — Наруто, представь, тебе что-то очень сильно хочется. У тебя есть возможность получить это, но ты прекрасно знаешь, что после содеянного пожалеешь об этом. Что бы ты сделал? Он же ее самый лучший друг. Именно у него она должна спрашивать, если ее сердце в замешательстве, если мысли который день сбиты с толку. Наруто задумался, устремив свой взор на спокойное море, в полной мере обдумывая вопрос, заданный Сакурой. Наверное, он уже знал ответ, но не спешил его озвучивать. Наруто точно сделал бы то, что велит ему сердце, будь у него на это право, и было бы не важно, что он потом пожалел. Он был очень импульсивным и не смог бы себя сдержать. — С моей стороны — я бы сделал все, что от меня зависит, чтобы получить желанное, конечно, если это не причинит боль другим людям. Я бы сделал это, главное, чтобы в ответе за свой поступок был лишь я один. Мы живем один раз, Сакура. Так правильно ли удерживать себя в рамках, в которые сами себя и загоняем же? Если у него только был бы хоть один шанс в прошлом заполучить Сакуру — он бы горы свернул. Но этого шанса не было и не будет никогда, потому что прошло уже давно и не болит вовсе. Осталось лишь бесконечное беспокойство за нее. А Сакура улыбалась. Наруто всегда был таким, его слова всегда достигали ее сердца. Она осознанно прислушивалась к нему, ведь он был не по годам мудрым, хоть и придурковатым. — А почему ты спрашиваешь? Я просто не знаю, что мне делать. Я заблудилась, Наруто. Заблудилась в этом темном и холодном море. Заблудилась, но так и не дотянулась до дна, а выбраться уже не могу. Я медленно задыхаюсь, Наруто. — Мне стало интересно, что бы ты выбрал. Скептичный взгляд и его эта вздернутая бровь говорили лишь о том, что он не верит. Чего и ожидалось от Узумаки — он знает ее слишком хорошо, чтобы верить в такие глупости. — Не забыла его, верно? Он выглядит необыкновенно спокойным, а его слова снова находят отклик в ее сердце. Ты чертовски прав, Узумаки. — Ты ведь знаешь, что я люблю корицу? — Ты будешь постоянно игнорировать мои вопросы? — недовольно фыркнул блондин, делая приличный глоток вина из ее бокала, — Знаю. — Так вот. Я люблю корицу. Люблю ее запах, люблю с самого детства. Но на вкус она, честно говоря, не очень. Она никакая. Дурманящий и уютный запах, — вот за что я люблю ее, но никак не за вкус. Саске подобен корице. Она внезапно замолчала, осознавая, что выложила Узумаки все как на духу, чувствуя его тяжелый взгляд на себе. — Я тебя понял. Он тебе нравится. Необъяснимо почему и как, но нравится. Вот только как человек, для тебя, он безвкусный, — вглядываясь в родные черты лица, медленно и спокойно говорил он. Он не злился и не был расстроен. Он уже давно смирился. Что первой, и, наверняка, единственной любовью Сакуры был и будет Саске. Она однолюб. Это было странно. Она сама не знала, как объяснить то, что она чувствует к Саске. Но Наруто, кажется, на телепатическом уровне понял все сам. Невероятный человек. — Я очень рада, что у меня есть такой понимающий друг, — ее голос задрожал, а глаза наполнились слезами. Даже сейчас. В такой обстановке. При разговоре о другом мужчине. Не скрывая слез. Она была прекрасна. Наруто вздыхает и дарит ей свою улыбку. Одна из тех улыбок, что была адресована только ей. Так он улыбался только своей лучшей подруге. Обнял ее, поглаживая по волосам и похлопывая по спине, позволяя ей немного поплакать. Он был рад. Она снова открылась ему. Снова доверила все свои переживания. Остальное было такой сущей мелочью по сравнению с этим.***
Ну, здравствуй, Италия. Удивительно. Из-за разных часовых поясов Саске оказался в Италии в восемь часов утра. А еще он бесконечно устал. Добираться до дома Узумаки еще четыре часа. Когда же это все закончится? Хорошо, что Узумаки над фотографией прикрепил свое местоположение, а то Саске бы еще весь день блуждал, пытаясь найти их. Обменяв деньги в местном терменале, он сел в первое такси и на идеальном английском объяснил куда ему нужно. Молодой итальянец в силу своей доброты и честности пытался объяснить, что на автобусе такая поездка обойдется гораздо дешевле, но Саске его слушать не стал. Хотелось доехать в комфорте, а не трястись в автобусе с неизвестными людьми. Комфорт нынче стоит дорого. Точнее дорого обошлись все его необдуманные порывы. Сорваться и рвануть в Италию — это самый безумный поступок в его жизни. Какая же жара! Об одежде он не подумал. В рубашке и джинсах было очень душно. Это же не Токио, он и забыл, что в Италии такое палящее солнце. Придется терпеть до ближайшего кафе, чтобы он смог переодеться. Он надеялся, что взял что-нибудь подходящее для такой погоды. Иначе он сам себе вручит звание «кретин года». К счастью, хотя бы удача была на его стороне — он взял парочку подходящих вещей и, запасшись водой, продолжил свое путешествие в одиночестве. Столько разных мыслей крутилось в голове, но одна была особенно настойчивой, второе темное «Я» набатом повторяло: «Ты точно спятил, Учиха». И он был абсолютно согласен с этим. Он сам себя не узнавал. Буквально месяц назад был ли он способен на такой поступок? Ответ слишком очевиден, чтобы его озвучивать. Что с тобой стало, Саске? С каких пор ради, — будем честны — глупой девчонки, ты стираешь ноги в кровь? Летишь черти знает куда, не вспоминая о том, что сам себе повторял каждый день: «это ведь всего лишь игра». Это было правдой. Саске давно позабыл, что Сакура это очередное развлечение. Способ забыться и потешить свое самолюбие с помощью девчонки, что так предано и долго его любит. Конечно, это льстило ему. И когда он узнал, что Сакура «забыла» о нем, то не поверил, решил сам себе доказать, что ее актерская игра так себе. А доказал лишь то, что он безвольный сопляк, сердце которого чертовски неправильно неистово стучит в ее присутствии. Даже сейчас стучит. Болезненно и приятно, напоминая, что он еще жив. Саске положил руку на грудь, чувствуя, что сердце стучит быстрее, чем обычно. Юноша откинулся на сиденье, закрыл глаза и почувствовал, что его губы растянулись в улыбке. Когда? Когда это случилось? Когда его телом и разумом смогла завладеть она? Ведь он почти сдался ей, даже не заметил. Столько раз повторял себе, что она ему никто, что она лишь способ развлечься, глупая девчонка с отвратительным характером. Кажется, он знал ответ: тогда, когда она посмела сказать, что Итачи лучше его. Сейчас он осознавал — именно тогда все началось. Именно тогда игра закончилась и началась одержимость.***
Кажется, он снова забыл о правилах дорожного движения. Ощутил полностью свободу и легкость, стоило ему снова сесть на байк. Когда, если не здесь? Эта страна воодушевляла, будоражила, успокаивала. Хотелось остаться здесь навечно, наслаждаться таким ритмом жизни, никуда не спешить, отдыхать и чувствовать, как замирает сердце от невероятных красот и высокой скорости. Звук мотора оглушал, ветер беспрерывно щекотал кожу и развивал волосы, ощущение открытого пространства — ведь на дороге не было никого — все здешние итальянцы сейчас отдыхали, это все дарило чувство окрыленности. Чувство, будто готов горы свернуть. Когда-то ему Нагато сказал: «Однажды байкер — навсегда байкер!». Тогда Итачи лишь много смеялся о том, что это всего лишь занятный способ передвижения, особенно, когда не хочешь стоять в бесконечных пробках. Когда он покупал себе байк, он думал только о том, что больше не будет опаздывать. Он и не думал воспринимать это как серьезное увлечение, потому что мотоциклы довольно опасный вид транспорта. Но спустя пару лет, почувствовав, что внутренности приятно скручиваются от высокой скорости, он понял, что действительно очень скучал. Остановился напротив огромной виллы, которая, судя по архитектуре, была построена давно и выполнена в стиле эпохи возрождения, Итачи снял шлем и слез с мотоцикла. С каждым шагом уверенность наполняла его все больше и больше. Сегодня он решителен как никогда. Улыбается, увидев Сакуру, которая стояла на террасе и похоже решила провести там весь день. Как всегда — она была прекрасна. Шорты с высокой талией оголяли стройные ноги, полупрозрачная мятная рубашка была аккуратно небрежно заправлена, волосы естественно струились по ее спине. — Привет, — останавливается в нескольких шагах от нее, наблюдая, как девушка разворачивается и улыбается в ответ. — Привет. — Надевай, мы уезжаем, — мягко проговорил он и легко кинул шлем ей в руки. Удивленная Сакура ничего не понимала, но скорее инстинктивно, чем намеренно поймала шлем. Учиха нежно взял ее за руку и повел за собой, а она не смогла противиться очарованию этого мужчины Сегодня. Сегодня она станет его.***
— Где ты? — его голос звучал устало и раздраженно. — Как это где? Отдыхаю, конечно! Чего звонишь, Учиха? Тут вообще-то роуминг, знаешь ли, — недовольно проворчал друг, потягивая из трубочки непонятный коктейль, относившийся из разряда «для девушек». — Узумаки, — процедил фамилию друга сквозь зубы, сдерживаясь, чтобы не сказать ничего лишнего, — Где ты? Наруто закатил глаза: умеет Учиха приставать. — На пляже я, на пляже! Пью самый лучший напиток в своей жизни и наслаждаюсь отдыхом с самой красивой женщиной, так что не мешай, ладно? — пробубнил блондин и сразу же скинул звонок. Учиха всегда бесил, когда вот так звонил — ни «привет» ни «как дела?», просто спрашивал, то, что ему нужно было и всегда бросал трубки. Поэтому, подготовленный ко всему Узумаки уже знал как вести разговор с этим поистине странным человеком. Наруто широко улыбнулся и перевернулся на живот, чтобы загар распределился как можно ровнее. Как же было хорошо: солнце ласково припекало, местный слабый береговой ветер приятно щекотал кожу и шевелил волосы, которые, из-за палящего солнца, казалось, выгорели еще больше. Теперь можно было и поспать. Никакой Учиха не сможет испортить ему столь приятное времяпровождение, ведь он и так отказал ребятам, которые собирались посетить местную ярмарку. Все ради того, чтобы понежиться в одиночестве на берегу моря. Как только Наруто начал расслабляться и проваливаться в дрему — солнце куда-то пропало. Наруто нахмурившись, перевернулся на спину и открыл глаза. — Боже мой! — подпрыгнул парень, схватившись за сердце, — Напугал! Сверху вниз, загораживая солнце, на него смотрел Саске. Тот самый Учиха Саске, который должен сейчас находиться в своей мрачной обители в Токио. Все-таки он неподражаем — добился своего и испортил приятный отдых. — Это… — блондин поднялся на ноги, и сделал неуверенный шаг к другу, — это действительно ты? — не верящим взглядом он посмотрел на Саске, словно видит того впервые, — Серьезно? — ухватился за щеку Саске, оттягивая ее, проверяя Учиху, так сказать, на подлинность. — Придурок, — владелец мрачной обители, которая находилась сейчас в дождливом Токио, отмахнулся от руки Наруто и усмехнулся, обведя взглядом пляж, и, не найдя самую «прекрасную женщину», точнее, не найдя вблизи Узумаки хоть какую-нибудь женщину, — Я, конечно, догадывался, но не думал, что лучшая женщина в этом мире это твоя правая рука, — приподняв одну бровь, Саске сдерживал свой смех, наблюдая за тем, как лицо друга постепенно краснеет. — Не твое дело, — откликнулся Узумаки, поднимая свой бокал с земли. — И это, — он снова насмешливо выгнул бровь, — лучшее пойло в твоей жизни? Мне тебя жаль, друг, — похлопывая по горячей спине, собрав в голосе все сочувствие, которое смог, проговорил Саске. — Чего ты здесь забыл? Кажется, ты отказался лететь, — отряхиваясь от песка, сменил тему Наруто, — Ты ненавидишь самолеты. Наруто прищурился и с подозрением посмотрел Саске в глаза. С ним что-то не то. Его взгляд. Другой. Не привычно отчужденный и холодный. Что-то было в его взгляде другое. Что-то яркое, похожее на звезды. Они сверкали так же, словно звезды, и это в один миг выбило из Узумаки весь воздух, потому что видеть друга таким было чем-то действительно невероятным. — О боже… — ужаснулся Наруто, догадываясь из-за чего он здесь. Этого ведь не может быть? Саске просто не мог… Это не Саске. Кто угодно, но не тот Саске, которого он знает. Тот самый его лучший друг ни за что не сел бы в самолет ради… — Где она? Этот вопрос подтвердил все догадки Узумаки. Человек, который ненавидит самолеты, летел двенадцать часов ради девушки. Умереть не встать. Это точно не Саске. «Твою ж ма-а-ать» — мысленно тянет блондин, осознавая масштаб всего пиздеца. — Что? Что ты так на меня смотришь? Даже сейчас, делая такое грозное выражение лица, опасно сверкая глазами, Саске не был похож сам на себя. Его взгляд говорил только одно — он действительно примчался сюда ради нее. — Она с Итачи. Коротко и ясно. Наруто наблюдал за эмоциями Саске, а последний позволял. Просто не смог во время надеть маску безразличия или не захотел, потому что незачем — Узумаки самый близкий его друг, пусть он этого никогда не произнесет вслух. Его кулаки сжались, стоило ему лишь услышать это, глаза утратили былой блеск, и он очень громко раздраженно вздохнул. — Где они? Саске был в бешенстве — так казалось Наруто. До этого момента он переживал и заботился только о Сакуре, совсем позабыв о Саске. Это вошло уже в привычку, ведь обычно его друг всегда сам справлялся с неприятностями и к опеке относился с неприязнью. Но сейчас, прямо сейчас, перед Наруто стоял человек, который, похоже, совсем не справлялся. Он видел, чувствовал, что Саске напуган. Чертовски напуган своими чувствами. Выглядит как затравленный щенок, на которого внезапно свалилась вся тяжесть мира, а на дне его зрачков мини-Саске бегает, мечется из угла в угол, размахивая табличкой с надписью «спасите меня от этого дерьма». Наруто закатывает глаза, видя в Саске простого эгоистичного ребенка, не желающего отдавать красивую конфетку своему брату. Но ведь Саске не любит сладкое, так же как и не любит летать. — Послушай, не думаю, что тебе нужно сейчас идти к ним. Ведь Итачи сегодня признается. В глубине души Наруто хотел, чтобы она согласилась на предложение Итачи. Он — самая подходящая ей кандидатура. Заботливый, надежный, милый, добрый, но самое главное — он очень любит ее. Однако, зная темперамент Сакуры — у Итачи не было шансов получить ее согласие. И, сейчас, наблюдая, в каком состоянии его лучший друг — ему становилось стыдно. Однако. Саске. Ненавидит. Сладкое. — Я сам решу, что мне нужно, — рыкнул Саске. — Оставь их сегодня, — положил руку на плечо, — Пусть сами разберутся. Пусть она поставит точку. Пусть Итачи сегодня ее отпустит. Если вмешается Саске, то это растянется надолго и в итоге — всем будет больно. — Узумаки, — предупреждающе, сквозь зубы. Саске не собирался останавливаться, когда зашел уже так далеко. Он просто не мог. Сидеть и ждать появления новоиспеченной парочки? Это было выше его сил. Поэтому сейчас он готов был отколошматить Наруто, лишь бы тот сказал — где они. — Саске, не нужно, ты… — Просто скажи, твою мать! Скажи мне, где они! И он уже не спрашивал. Не контролируя, повысил голос, в надежде достучаться до своего лучшего друга. Наруто коротко вздохнул и отвел взгляд на море, которое было взволнованным. Прямо как Саске. — Он повез ее в Сад Роз, это во Флоренции. Слушай, добираться не меньше часа, так что не думаю, что есть смысл… Но его уже никто не слушал. Как только Саске услышал ориентир — его и след простыл, остался лишь чемодан. Он бежал быстро. Бежал так впервые. Ему не хватало воздуха, и он задыхался. Его душила его же гордость. Плевать. Черт. Бежал, спотыкаясь, теряя остатки своей гордости. «Это только на сегодня» — где-то на задворках сознания, почти успокаивающе, но недостижимо для него. Бежал, к ней. Ради нее. Ловит какую-то попутку и, запыхавшись, спрашивает, не по пути ли им. Получив вежливый отказ, он бежит дальше, по неровной дороге, чувствуя все камни, что попадались на обочине. Чувствуя, что пот липко и неприятно течет по спине. Чувствуя, что его глаза увлажнились. Он не простит себя, если опоздает. Ни за что. Бежит, пока не слышит звук приближающейся машины. Останавливается, машет рукой и, обрывочно спрашивает, не могут ли его подвести. Милая итальянка соглашается и Саске, окрыленный, садится на пассажирское сидение, пристегивается и, наконец, чувствует, облегчение. Что дальше? Что он скажет ей, когда увидит? Сейчас, наблюдая за красивыми, захватывающими дух, пейзажами, в его голове настойчиво крутился вопрос: что он вообще творит? Еще вчера он не был уверен, что ему вообще кто-то нужен. А сегодня… А сегодня день смерти его гордости. Черт, эта девчонка, сама того не подозревая, ломает его. У нее почти не получилось. Но он ведь даже не уверен, что делает это из-за чувств к ней. Может быть это очередной таракан в его голове, и он просто не хочет отдавать ее Итачи, пусть даже для этого придется притвориться. Его вечно ноющее темное «Я» придерживалось именно этой версии. Она была правдоподобна — притворяться, чтобы утереть Итачи нос, — вот он, настоящий Саске, не так ли? Однако сам Саске ничего не понимал. Впервые в своей жизни он не знал, что он делает и почему. Он не мог назвать конкретную причину своих безумных поступков. Может быть, он просто сходит с ума? Кому и что он пытается доказать этим? Похоже, только самому себе, что он, кажется, совсем охерел. И потупел, кстати. Сейчас он знал одно наверняка — он смертельно устал. Но стоило ему приехать во Флоренцию, как мысли из головы улетучились, и осталась одна, особенно явная: «нужно найти их». Карта! Нужно просто проложить маршрут с помощью карты в телефоне — все гениальное просто. Саске уже успел несколько раз мысленно похвалить себя за сообразительность, пока искал такой нужный в данный момент телефон. И какого было его удивление, когда он — что вообще происходит? — не нашел его! Еще несколько раз проверил карманы, в которых ничего не было кроме денег, сигарет и зажигалки. Прекрасно. Просто охуенно! Не сдохнуть бы от радости! Почему все нахрен идет наперекосяк?! Это такая херова способность Харуно доставлять Саске проблем, или что? Саске сдавленно простонал, вспоминая, что телефон, скорее всего, остался лежать на сиденье в машине, а девушка была уже далеко — ждать ее возвращения не было никакого смысла. Нервно достал из пачки сигарету, прикурил и осмотрелся: узкие мощеные камнем улочки перерастали в местные достопримечательности, привлекая к себе внимание туристов; почти на каждом примечательном здании красовались скульптуры и композиции знаменитых итальянских мастеров, добавляя городу важности и притягательности — туристы часто останавливались и фотографировались рядом с ними, оставляя такую красоту себе на память; на другой стороне он приметил несколько известных бутиков с невероятно высокими ценами. Красиво, конечно. Не будь голова Саске так забита, он бы непременно прошвырнулся по магазинам, в поисках какой-нибудь эксклюзивной вещицы или вдохновения. Юноша вздохнул, крепко затянулся и выкинул окурок в урну. Еще раз обвел глазами площадь, на которой он находился и заметил подъезжающий туристический автобус — это его шанс. Сегодня одна неудача сменяется удачей. Он хотел верить, что и Сакуру сможет найти посредством своей подводящей удачи.***
Сегодня Итачи был обаятелен, как никогда — это на него так солнце действует? Не скупился на комплименты, задорно шутил, рассказывал различного рода истории из своей жизни, в общем — делал все, лишь бы отвлечь Сакуру от душераздирающих мыслей об его чертовом младшем брате. Честно сказать, получалось у него не ахти. Сакура, которая отлично вписалась в романтичную атмосферу города и прониклась ею полностью, была погружена с головой в свои чувства, почти касаясь дна своей собственной души. Все казалось ей не к месту: Итачи и его красота; его шутки, что не находили отголоска в ее душе; комплименты, которые сбивали с толку и заставляли глупо смущаться. Словно это не ее место. Конечно, как и все девушки в мире, она считала, что заслуживает любви — чистой и искренней, единственной и неповторимой, — чтобы до гроба вместе. Вот только та любовь, что дарил ей этот замечательный человек, казалось какой-то… Искусственной. — Ты опять меня не слушаешь, — мягко улыбнулся Итачи, остановившись посреди дороги. Сакура виновато потупила взгляд и нервно закусила губу, вызывая у Итачи почти неконтролируемое чувство вины, за то, что доставляет ей неудобства. — Прости, Итачи, я сегодня сама не своя, — девушка обхватила его руку ладошками и натянуто улыбнулась. Это было сущей правдой. Виной этому был странный и неожиданно откровенный разговор с Наруто и плохое предчувствие, которое липко преследовало Сакуру на протяжении всей поездки. — Не извиняйся, — он переплел их пальцы, захватывая Сакуру в свой личный плен. Итачи чувствовал себя действительно живым рядом с ней. Держа ее за руку, он чувствовал, как его сердце отбивает неровный ритм, который отдавался приятной пульсацией в висках. И это было, действительно, упоительно. Он крепче сжал ее руку, намереваясь прогнать Саске из ее мыслей окончательно, и завернул на узкую тропинку, двигаясь в сторону маленького сада с гортензиями. А Харуно в очередной раз почувствовала себя не в своей тарелке — Итачи ее крепко держал за руку, людей вокруг не было и, казалось, в любой момент Итачи сможет выкинуть что-то такое, от чего ей станет максимально неловко. Девушка старалась не смотреть на него и отвлечься на удивительные виды — с этого сада открывался просто невероятный вид на Флоренцию, благодаря тому, что сад был расположен на возвышенности. — Тебе не уютно со мной, я прав? Кажется, это прозвучало довольно неожиданно для них двоих. Итачи не хотел спрашивать, не хотел знать ответ на этот вопрос, потому что заранее его знал. Ей действительно было сейчас неуютно, и как бы она не пыталась это скрыть — ее взгляд был слишком красноречив. Сакура так и не посмотрела на него, пристыжено устремила свой взгляд в землю и снова нервно прикусила губу. — Если ты так и будешь молчать, то сочту, что так и есть, — стараясь выглядеть как можно естественнее, бодро проговорил Итачи, — просто скажи мне, что я сделал не так. А Харуно не знала, что сказать. В голове вертелись сотни мыслей, но, ни одна из них не подходила, не было ни одной весомой причины из-за чего она могла себя ощущать так неуютно с ним. Глубокий вдох, она делает шаг и обнимает его, положив голову на его грудь. Итачи замирает, не в силах сделать даже вдох — настолько приятны ее действия, и, пересиливая себя, он обнимает ее в ответ, боясь спугнуть и молясь, что она постоит вот так еще немного. Потому что ему это действительно нужно. Потому что он — не Саске. Для него это не обыденная игра в чувства. Это нечто больше, много больше, чем какая-то игра. Это именно то, что он хочет навсегда сохранить в своем сердце. — Прости меня, Итачи, — еле слышно, на выдохе — не специально, просто так выходит. Сакура зажмуривается, сильнее сжимая ткань его футболки, сдерживается — лишь бы не заплакать. — Что? Почему ты?.. — не успев озвучить свой вопрос, к нему приходит горькое понимание. Итачи отводит взгляд, сглатывает большой ком, образовавшийся в горле, борется с разочарованием, которое с каждой секундой одолевало все больше и больше. — Ты не должна извиняться. Почему когда мы вдвоем, то ты либо благодаришь меня, либо безумолку извиняешься? — не спеша говорит ей прямо на ухо, горькая улыбка растягивает его губы, но он продолжает крепко ее обнимать, страшась, что это их последние объятия. Чувство, что ты захлебываешься, глотаешь морскую воду и как бы ни пытался — не можешь вздохнуть полной грудью свежего воздуха. Херова безысходность. Он снова, снова не мог ничего сделать со всем этим дерьмом, что заварил младший. Он снова не может уберечь ту, что так дорога. В груди болезненно забилось сердце, а в голове, словно назло — мелькали их общие воспоминания в замедленной съемке. Вплоть до сегодняшнего дня. Опустошение. Ничего, кроме ее тепла. Но и этому приходит конец довольно неожиданно — его просто взяли и отшвырнули в сторону, словно какого-то щенка. И эти глаза. Такие чертовски знакомые, что на миг становится жутко — вдруг все повториться снова. Глаза, красные от гнева. Глаза, способные убить. Глаза его родного брата. Итачи быстро приходит в себя, наклоняет голову вправо, затем влево, словно разминаясь перед чем-то поистине страшным. Усмехается, ведь Саске не знает истинную причину таких теплых и крепких объятий, что он видел. Что это? Тебе больно, малыш Саске? Саске спиной закрыл девушку, к которой он бежал как сумасшедший, позволяя ей удивленно таращиться на разворот его плеч. Противостояние взглядов. Глаза в глаза — никак иначе. Глаза Саске блестят и искрятся злостью, глаза Итачи слегка напряжены, но в целом спокойны. У младшего ощущение, что брат смотрит на него свысока и это — блять — злит его еще больше. Такое вообще возможно — куда уж больше? Когда он только увидел… это. Увидел, блять, их. Из него будто вышибли весь воздух вдобавок с оставшимися мозгами. Он действительно, пожалуй, впервые в жизни почувствовал себя настолько обманутым. Это ранило его херово самолюбие, это растаптывало остатки его гордости, это, в конце концов, было так неправильно. Это не то, что он себе представлял. Это не то, что он хотел чувствовать, видеть. Это нахер совсем не то. Он думал, он надеялся, что она вспоминает о нем, терзает себя, волнуется, а не вот это вот все, что он сейчас увидел и неистово желал стереть этот фрагмент из своей памяти. — Привет, Саске, — чуть наклонив голову набок, с легкой улыбкой на устах, приветствует Итачи. А Саске чуть не заскулил от раздражения и от какой-то — не понятно, откуда взялась? — детской обиды. Сжал кулаки, чувствуя, как подрагивают руки от напряжения и злости, чувствуя, что еще немного, и он сорвется, поэтому он, стараясь перебороть животные инстинкты, резко развернулся лицом к Сакуре, которая до сих пор пребывала в шоковом состоянии. Он ни слова не проронил, несколько секунд жадно пожирал глазами ее лицо, заново узнавая такие знакомые черты, после чего так же резко отвел взгляд и неожиданно подхватил девушку под колени и легко закинул ее себе на плечо. — Пока, Итачи, — напоследок равнодушно бросил младший и пошел прочь от этого злополучного места. А Сакура сначала безвольно, затем очень даже возмущенно продолжает висеть у него на плече, будто мешок с картошкой. Вот только, будь она действительно мешком — не пиналась бы, зараза, так больно. Саске недовольно поморщился, слегка поменял ее положение, пытаясь усмирить ее пыл, нет, конечно, он бы мог оставить отпечаток ладони на ее заднице, — с огромным удовольствием мог бы — вот только, нечто похожее на давно забытую совесть жалобно заскулило в темном закоулке его сознания. Учиха шагает размерено, не быстро, возможно, как раз из-за худенькой недо-пушинки Сакуры, но все равно каждый его шаг отдается в ее животе неприятной такой, отчего-то действительно противной пульсацией. И вроде как страшно, и вроде как ее укачивает потихоньку, и вроде как это все нереально и неправильно, вот только чувство у нее такое, словно она маленький ребенок, в полночь, в темной комнате, освещенной лишь гирляндами, открывает долгожданный подарок от любимого дедули-Санты — она чувствует и то волнение, и трепет, и предвкушение, и… И много еще чего, что в очередной раз запутывает ее мысли к чертовой бабушке. Господи, прости. Поэтому она, совершенно отчаявшись, провожает удаляющуюся фигуру высокого мужчины грустным взглядом, и просто безвольно висит у него на плече. Вот теперь она действительно мешок, только не с картошкой, а с костями, которые Саске неприятно впивались в плечо, от чего иногда он издавал совершенно невнятный, похожий на шипение какой-то твари, звук. — Эй, — девушка уперлась локтями ему в спину и подперла руками голову, ну просто еще чуть-чуть и ее бы вывернуло наизнанку не так давно выпитым прекрасным вином и очень вкусным сыром, а портить Саске одежду или, того гляди хуже, его ноги, она не хотела. Может если только чуть-чуть и если потом бежать — далеко и надолго, — Э-э-эй! — протяжно позвала она, но и в этот раз не последовало никакой реакции, лишь опять тот самый звук, походящий на какую-то неизвестную миру тварь, которая водится где-то под землей, где очень-очень жарко. И это не Италия, а скорее — чистилище. О да, наверняка, Саске именно оттуда и вылез, чтобы грешить и сеть хаос на Земле. Мысли продолжали путаться, с геометрической прогрессией образовываясь в огромный клубок, что будь он реален, можно было бы открыть собственный магазин ниток для вязания. Сакура размышляла, что это, вообще-то, не так уж и плохо: стабильный заработок; общение с приятными бабушками, которые каждый месяц готовы вязать внукам новые носки-шарфы-перчатки; и зимой она точно не замерзнет. Вот живой пример тому насколько же сильно она запуталась, вплоть до того, что уже продумывала маркетинговый план и кому в случае чего, она доверила бы составление бюджета «будущей» фирмы. Господи, помоги. Мысли плавно возвращались к парню, что упрямо нес ее на себе, и был, как бы это сказать… был причиной всех ее бед. И вместо того, чтобы думать о до одури странном поведении великого и ужасного Учихи Саске, мысли опять ускользали к чему-то менее конкретному и угнетающему, например, к его волосам. Его волосы на вид были какими-то слишком колючими и растрепанными — как и весь Учиха, собсна, — мысленно добавляет про себя Харуно. Не сказать, что Саске по жизни был растрепанным, но вот колючкой точно был, и не только колючкой, а еще редкостным придурком, который почему-то делал все так, как хочет его воспаленный мозг, если таковой у него, конечно, все еще имелся. — Саске, — вдруг решается она, отчего-то боязливо и тревожно, — поставь меня! — уже более требовательно, но видимо, все еще недостаточно, чтобы он послушался. — Ну, Саске, в самом деле, какого, простите, фига ты делаешь? — возмущенно и специально, очень громко, щипая его за бока, что было действительно сложно ведь, к сожалению, — к счастью! — Саске не славился жирком. И снова полное игнорирование с его стороны. Ничего, теперь даже не шипит, слышно только, как неровно он дышит и на этом все. Нет, конечно, Саске всегда славился своей немногословностью, вот только, когда не надо, то трещал без умолку и всегда что-нибудь обидное. А сейчас, хоть Сакура в лепешку расшибется — ни слова не скажет. И это, признаться, пугало немного. Вдруг он сейчас утащит ее куда-нибудь, закопает-утопит-зарежет или чего похуже? Нет, у нее точно планка съехала. Сакура впадает в полную и беспросветную апатию, до нее медленно и как-то отстраненно доходит, что они, — а если быть точнее, то Саске на своих двоих, — покидает такой прекрасный до поры-до времени сад и останавливается. У него нет выбора: если смотреть налево, то лестница ведет еще выше на площадь Микеланджело; направо спуск вниз. Проще спускаться, чем подниматься, поэтому он, не мешкая, поворачивается направо и начинает спускаться. Тяжело неси Сакуру. Тяжело чувствовать Сакуру. Тяжело признавать, что даже после того, что он увидел, а он решил, что увидел достаточно, он все еще несет Сакуру. Харуно Сакуру. Девчонку, перевернувшую весь его привычный мир с ног на голову. Да какого вообще хера? — снова мысленно задает себе уже привычный вопрос и автоматически ухватывается крепче за ее талию. Ну действительно, жалкий сопляк, который даже Итачи не смог лицо подпортить, так, для профилактики, чтобы тот не расслаблялся. Никчемный Учиха Саске. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь он сам себя признает жалким. Нет, ну что, за мать его, вселенская несправедливость то, а?! — вдруг возмущается, опять же мысленно, он и поднимает глаза к небу. Стопроцентный атеист интересуется у человечка, который сидит там, на небе, и наблюдает за всем этим беспределом с — он был уверен — ехидной улыбкой. Смех, да и только. Наверное, этот человечек, ну, который на небе, все-таки существует, потому что за такие вот мысли его настигает мгновенная карма: не посмотрев под ноги, спускаясь с последней ступеньки, его нога эпично подворачивается и, стараясь не упасть, Саске выписывает те еще пируэты, но, потерпев неминуемое, и крайне унизительное поражение, летит, словно в замедленной съемке, прямо на землю. Прямо вместе с Сакурой. Летит и думает — все. Конец. Каким-то чудом — хер его на самом деле знает каким, — ему удается смягчить для Харуно падение, но ненадолго, ровно до тех пор, пока его тушка не навалится на нее. Надо было со стороны видеть, как его голова сталкивается с ее. Он слышал хруст или ему показалось? Но вся эта ситуация сейчас кажется до безумия абсурдной и комичной: хотел, конечно, придержать ее, а в итоге смягчил падение только себе. Ну, это тоже неплохо. И от этого его пропирает на ржач — даже не на смех или улыбку, — а именно на тот самый неудержимый ржач. Сакура сдавленно стонет и пытается скинуть с себя кабана по имени Саске, желательно посильнее припечатать эту милую смеющеюся мордашку к асфальту. Получается тяжко, он приподнимается на локтях, давая девушке немного кислорода, но так и продолжает смеяться. Сакура замирает, позабыв о боли, просто смотрит, как его губы растягиваются в улыбке, как обнажается ряд белых ровных зубов, как он закрывает глаза,вокруг которых образуются милые лучики будущих морщин, и продолжает… заливисто? — да, именно так, продолжает заливисто смеяться. Это так поражает ее, что хочется сразу же достать телефон и сделать кучу фоток на память, только жаль, глазами нельзя фотографировать — доступа к телефону сейчас нет, да и момент будет испорчен. Поэтому она тихо любуется им. Тихо, но все-таки очень-очень жадно любуется. И ее замечают — два черных проницательных омута, прищурившись, смотрят в самую душу. И вот, казалось бы — оно! Счастье! То, как он смотрит, то, что почти вплотную приблизился к ее губам. Но не все так просто — Саске поднимает свой взгляд немного выше уровня ее глаз и понимает — пиздец подкрался незаметно. Саске неуклюже встает, протягивает девушке руку и та, разочарованно вздыхая, принимает помощь. Да, пиздец действительно подкрался незаметно, во-первых, у нее какого-то черта кровоточит бровь, а во-вторых, его — с хрена ли вообще? — заботит это. — Ты в порядке? — голос от чего-то кажется каким-то через чур мягким, выдавая хозяина с потрохами — он беспокоиться о ней. Конечно, он видел, что с ее брови вот-вот начнет капать кровь, но все равно спросил, вдруг все совсем плохо. — Да, все нормально, — кивает и разрывает контакт их рук, так и не почувствовав рану на которую так пялился Саске, — Давай найдем какую-нибудь скамейку? Учиха согласно кивает, отряхивает колени от песка и пыли и отмечает про себя, что и он немного поранился. Поднимает свой взгляд и быстро находит им Сакуру, которая в нескольких шагах от него двигалась дальше, немного неуверенно наступая на правую ногу. Саске устало вздыхает — он порядком, если честно, заебался, как морально, так и физически. Вновь поднимает глаза к небу и мысленно жалобно скулит: «ну за что?». Обгоняет Сакуру, присаживается на корточки и хлопает по своей спине, молясь, что она не такая глупая и все поймет сама. Но девушка превосходит все его ожидания, задавая один единственный вопрос: «ты дурак?» Мысленно закрыв лицо руками и поражаясь ее глупости, Саске цедит сквозь зубы: — Это ты дура, — вздыхает, — Залезай давай, не дойдешь сама. Харуно, скрывая улыбку, и вместо этого корча недовольное лицо, все-таки неуверенно обвивает его шею руками и чувствует, как ее ноги отрываются от земли, а Саске ловко подхватывает ее под колени. Видимо, не в первый раз кого-то катает на своей спине — так легко дается ему это. Но на самом деле это его самый, блять, первый раз. Первый раз кого-то так бережно несет на своей спине и не жалуется на усталость, только добавляет, скорее из вредности: — Тебе бы не помешало сбросить парочку килограмм, — и улыбается, чувствуя себя полным придурком. — Умереть хочешь? — как бы невзначай интересуется девушка и крепче прижимается к нему, оставляя между их лицами несколько жалких сантиметров. Саске поворачивает голову немного и поражается насколько она близко сейчас. Убийственный жар мелкими шажками пробирается к его щекам, наверняка, заставляя их краснеть. И, одновременно они произносят совершенно разные слова: — Прости. — Спасибо. Два непонимающих ничерта взгляда сталкиваются. Оба еле сдерживают себя — лишь бы не улыбнуться, ведь это будет означать тотальную катастрофу. — Прости, что упал на тебя. Ты пострадала и мне действительно неловко. Не напридумывай себе там ничего, ладно? Ох, как тяжко ему давалась спокойная и равнодушная интонация, хотя раньше с этим проблем не было. — Спасибо, что появился во время, — объясняет Сакура, — ты тоже ничего не надумай там себе. В каком это смысле во время? Еще немного и у Саске голова начнет дымиться из-за всей этой непонятной херни, что сейчас с ним происходит. Это слишком для него. Его дни никогда не отличались особой активностью, как физической, так и мозговой, а сегодня ему пришлось так много работать. Он уже пожалел, что вообще прилетел сюда. Ну зачем оно вообще надо? Для чего? — Что ты здесь делаешь? Давно прилетел? Всего лишь два вопроса помогли отбросить ему ненужные мысли. Всего лишь касания ее холодных рук к его шее помогли ему вспомнить: почему он несет ее. Просто потому. Потому что Харуно Сакура. Потому что медленно, но невероятно точно и болезненно ее имя вырисовывается под сердцем, закрывая его от других, овладевая его разумом. Слишком много Саске размышлял. Сейчас хотелось просто ни о чем не думать и делать, как велит долбанное сердце. — Я… — и это все на что его хватает. Хотел увидеть тебя. — Я прилетел отдохнуть. Слишком скучно в Токио. Без тебя. — Ты следил за нами? — тихо смеется, утыкаясь носом ему в шею, заставляя его почувствовать, как огромное стадо мурашек пробегает по хребту. Да. Я искал тебя как последний псих. — Нет, я просто гулял. Она замолкает, а его сердце кричит. Найдя ближайшую лавочку, Саске аккуратно посадил на нее Сакуру и обернулся к ней лицом. — Почему ты забрал меня? — спрашивает тихо, отводя взгляд в сторону. Сколько можно? Зачем ты задаешь такие вопросы, на которые я вынужден лгать? Саске нервно запускает пятерню в волосы, поправляет их и устало потирает переносицу. Устал. Чертовски устал быть без тебя. — Захотелось, — пожимает плечами, — жди меня здесь, я скоро. Уходит, оставляя Сакуру в замешательстве. Сейчас ничего не может быть важнее того, что у нее идет кровь. По его вине. Поэтому, не смотря на всемирную усталость, ноги сами его ведут на поиски аптеки. У него даже не остается сил на банальное удивление, когда по возвращению он не обнаружил эту сверхэнергичную бестию на месте. Просто плюхнулся на скамейку и залип в одну точку. Если она куда-то ушла с больной ногой, значит, она гораздо, ГОРАЗДО, глупее, чем предполагал Саске. Да похер. Скорее всего, ее забрал Итачи. Откидывает пакетик со всякими пластырями-бинтами-мазями в сторону и его взгляд цепляется о тошнотворно розовый стикер. Выгнув бровь, Учиха лениво оторвал листочек от скамейки и несколько раз прочитал слова, выведенные аккуратным ровным почерком. «Мне скучно. Я пошла к тебе навстречу, если мы разминемся, позвони мне». Это что, наказание какое-то? Он что, в прошлой жизни предал страну? У него не было других объяснений тому, что на него внезапно свалилось столько дерьма. Может просто забить на вот это все и вернуться в особняк Узумаки одному? А уж Харуно со своей любящей приключения пятой точкой не пропадет. Наверное. Хотелось скулить от безысходности, которая с каждой секундой затягивала его все больше и больше. Не хотелось уже ничего. Хотелось вернуться в свою прохладную мрачную и по-своему уютную квартиру, завернуться в одеяло и спать, сутки спать, восполняя запас потраченных на вот это все сил. Но его сердце действовало наперекор протестующему и уставшему мозгу, заставляя его подцепить пакетик с лекарствами, оторвать пятую точку от скамейки и идти на поиски доброго человека, который позволит сделать несколько звонков. Удача снова была на его стороне, потому что первый встречный человек был доброжелательным молодым японцем в нелепой соломенной шляпе, в очках, который постоянно сползали с переносицы, в гавайской рубашке, которая была совершенно не в тему, простых шортах и сандалях. Не сложно было догадаться — почему он не отказал и с энтузиазмом предложил свой телефон — выглядел он довольно наивно, словно не от мира сего. Конечно, Саске знал добрых людей, например Узумаки, этот иноплонетянен никогда не оставит друга в беде, конечно, и простому прохожему он поможет, но будет посматривать своими зоркими глазенками с неким подозрением — потому что жизнь научила его. Не стоит доверять невинным на первый взгляд незнакомцем — как-то раз его обокрали, но это уже совсем другая история. Сейчас Саске был рад, что ему попался такой добрый человек, с которым можно пообщаться на родном языке. Хвала всем богам, что Наруто никогда не менял свой номер телефона, иначе Саске бы и не вспомнил. Вообще, Узумаки был исключением из многих правил. Мозг Учихи работал как-то странно, самостоятельно отфильтровывал информацию и ненужную, такую как номера телефонов, выбрасывал далеко и надолго, оставляя место для более важной информации. А вот номер Наруто отпечатался где-то на подкорке головного мозга, чему Саске был несказанно рад в данный момент. Только вот друг не спешил отвечать, из-за чего на него медленно, но верно начинали сыпаться проклятья от раздраженного Учихи. — Возьми трубку, придурок, — еле слышно, сквозь зубы и почти жалобно. И он взял. Из телефона завопил какой-то жизнерадостный голос, не принадлежащий Наруто. — Узумаки? — осторожно поинтересовался брюнет, молясь, чтобы это оказался он, потому что тогда точно пиздец всему и вся, в том числе и самообладанию Саске. — Почти, — кто-то хмыкнул в трубку, — он тут в отрубе валяется, кто спрашивает? Долбаный алкоголик. Почему так не вовремя? — Саске, надеюсь, мы знакомы, потому что мне чертовски нужна помощь. — Саске?! — удивленно спросил голос, который все больше и больше казался знакомым, — Учиха? Давно не виделись! Чего звонишь? И почему с местного номера? Учиха устало потер переносицу и все-таки узнал этот голос. Шумный и надоедливый Дейдара, взбалмошный и очень разговорчивый, что сейчас вот вообще было не к месту. — Да. Да. Да. Послушай, пожалуйста, очень внимательно. Мне нужна твоя помощь прямо сейчас! Он хотел бы быть более грубым, да только зная норов Дейдары, не решился. Пусть он и был этаким местным раздолбаем, но вот гордости у него было, как у напыщенного индюка. Чуть что — сразу какие-то обиды, обещания расправиться при первой возможности, а иногда и нытье своему чертову красноволосому герою. Ох, лучше бы ответил Сасори, тот хотя бы если говорит, то коротко и по делу, не то что этот… Ой, ладно. Соберись Саске, нет ничего невозможного, поручение же пустяковое, наверняка Дейдара справится. — Прямо сейчас, позвони Харуно и узнай о ее местоположении, иначе она всю ночь будет блуждать одна в долбанной Флоренции! — Сакуре? Нафига? Она сейчас с Итачи и у них должно быть прекрасное первое свидание, я даже им завидую немного, знаешь, это ведь так романтично, вот когда у нас Сасори было первое свидание, он… — Тсукури, — уже раздраженно и с некой угрозой, — позвони ей и узнай, это все, что от тебя требуется. Пожалуйста, — в конце таки добавляет Учиха, сдерживаясь ну просто из последних сил. Дейдара что-то неодобрительно бубнит себе под нос, но все-таки нехотя выполняет просьбу товарища — находит в своем телефоне контакт Сакуры, звонит и ставит сразу же на громкую связь, чувствуя себя неловко. Учиха слышит хоть и не четкие, но гудки, которые длятся не долго, а затем голос девушки, которую он целый день ищет. Тсукури интересуется о ее местоположение и Сакура неуверенно отвечает, что где-то возле большого фонтана и просит подождать, чтобы она уточнила это, посмотрев на карте. А потом тишина… — Перезванивай ей! — гаркает в трубку, от чего Дейдара шипит что-то от неожиданности, ведь было так тихо, что он и забыл о присутствии Саске. Дейдара нервно прикусывает губу и мягко говорит одно единственное слово: «недоступна». Саске яростно сбрасывает звонок, сжимает чужой телефон в руках и шипит сквозь зубы какие-то ругательства, потому что… потому что Харуно Сакура, кажется, снова попала в неприятности. Учиха, прикусывает губу до боли и зарывается рукой в волосы, стремясь вырвать их нахрен, потому что в голове вертится та сцена с вором и глупой смелой Сакурой. Только вот Саске сейчас нет рядом, а образы покалеченной каким-то мудаком девушки живо въедаются ему в сознание. И горло начинает саднить от молчаливого крика, который рвется где-то из глубины самого юноши, где-то прямиком из потрепанной души. — Простите… Вам нужна помощь? — мягкий и пропитанный заботой голос заставляет обратить на себя внимание. Парень смотрит с беспокойством и слегка ежится, встречаясь с безумными глазами Саске. О да, помощь чертовски нужна, желательно психиатрическая помощь, иначе он точно убьет кого-нибудь. — Вы. — голос дрожит от волнения, — вы не знаете, где тут можно найти большой фонтан по близости? Или, — он делает паузу, чтобы заставить себя говорить дальше и успокоить бушующего внутри себя зверя, — может быть, вы видели девушку не высокого роста, с розовыми волосами и бледной кожей? Расцветшая улыбка на лице незнакомца дарит успокоение и надежду, а еще, кажется так улыбаются врачи душевнобольным. Но Саске почти сразу забывает об этом, потому что за улыбкой последовал уверенный кивок. Саске не думает, просто хватает незнакомца за руку, вкладывает ему в ладонь телефон, благодарит и даже слегка кланяется, просит о помощи. А глаза его, все такие же безумные. И в очередной раз он думает, что ему невероятно везет, потому что парень соглашается. Они идут быстро, между ними звенит напряженная тишина. Туристу просто неловко нарушать молчание, а Саске полностью погружен в свои безнадежные мысли. Не то чтобы он не знал, что она ему не безразлична, просто в очередной раз убедившись в этом, он ощущал какую-то апатию. Хондра настигла его довольно внезапно: просто взяла и забрала его в свои холодные и липкие объятия, высасывая все самое светлое, что происходило с ним за всю жизнь и оставляя самые болезненные сердцу моменты. Предательство. Предательство. Предательство. Он столько раз за всю жизнь чувствовал себя преданным, что впору сойти с ума, но вот только он упорно идет на встречу девушке, что стала причиной помутнения его рассудка и временного безумства. Так похоже на тебя, Саске. И не похоже одновременно. Слишком много он занимается самоанализам, настолько, что уже сам запутался во всем этом. Поэтому, не говоря ни слова, он подходит к ней за несколько шагов, притягивает ближе и обнимает. Она рядом и лишних мыслей нет. Есть только она. Ее запах. Ее мягкие волосы. Глаза. Губы. Она. Та, что не обнимает его в ответ. Та, что смотрит на него с большим вопросом. А в ее глазах плещется что-то похожее на надежду на лучшее, что все не так уж и плохо и они оба не погрязли в этом болоте. Нет. Та, чей голос он слышит, но не понимает. Что черт возьми она там говорит? Есть просто приятная и запоминающаяся слуху мелодия. Бессвязная. Читай по губам. «Саске?..» — Ты, блин, боже… — мысли в голове путались, выдавая сумбурный набор слов, но обнимать и гладить ее по голове он не мог перестать, — что с твоим телефоном то, а? А девушка, что заставила его сердце трепетать, все так же стояла неподвижно и как-то потеряно. — Зарядка села, — тихо и сухо, куда-то в район мужской груди, стараясь не дышать. — Ты в порядке, да? — скорее утверждение, чем вопрос. В ответ что-то похожее на «угу», девушка уверенно разрывает эти односторонние объятия и прожигает парня своим вопросительным взглядом. — Ты правда нечто, — вздыхает Учиха, зарываясь рукой в свои волосы и пытаясь вернуть самоконтроль, который, к слову, собрал вещички, помахал белым платочком на прощание и покинул его далеко и надолго, оставляя Саске одного разбираться со всей этой кучей дерьма, полагаясь лишь на свое сердце. Ну что, здравствуйте любимые объятия безумства вперемешку с отчаяньем. Учиха Саске полностью в вашем распоряжении. Пожалуйста, хорошенько позаботьтесь о нем. И они уже во всю заботятся о нем, иначе как объяснить то, что он сейчас делает? — обрабатывает рану, аккуратно наклеивает пластырь с нелепым рисунком на поврежденный участок милого личика и смотрит так, как, наверняка, ни на кого прежде не смотрел. Он даже потянулся вниз, чтобы снять ее обувь для перевязки ноги эластичным бинтом, но Сакура его остановила. — Да что с тобой не так? — в голосе ее больше удивления, чем осуждения, но то, что второе все-таки присутствует — немного расстраивает. О, Саске тоже хотел бы знать, что с ним не так. И стоило бы задуматься в каком именно моменте своей жизни он конкретно облажался и ступил не на ту дорожку, да вот только сейчас его в край обезумевший мозг был способен лишь на это: — Давай встречаться? Сакура вообще-то не из тех, кого можно обезоружить одной фразой. Сакура вообще-то совсем не робкая. Сакура вообще-то далеко не из тех, кто бросается на шею после такого неожиданного предложения стать ближе. Сакура вообще-то совсем не такая, какой ее видит Саске. И если честно, Сакура уже совсем не уверена в том, что она знает сама себя. И только лишь противное ощущение того, что она снимается в дешевой романтической дораме, где актеры подобраны так себе и их актерская игра даже не хромает, а еле-еле ползет, выдавая ужасные рейтинги на телевиденье, что впору бы уже свернуть лавочку и к чертям собачьим закрыть этот проект. Это все, конечно, до жути забавно и смешно. Но нет. Это нихера не смешно. И было бы здорово, будь все это шутка или игра больного воображения из-за палящего солнца, но нет. Нет, черт подери. Глаза Учихи серьезны и отчаянны, но это Сакуру совершенно не останавливает, потому что — нет. Нет у них ничего, что могло бы их связывать, кроме желания завладеть друг другом. И, может быть, будь это кто-нибудь другой, симпатичный и с приятным характером, Сакура бы и согласилась. Но это придурок Учиха Саске. И это нихера не смешно. Поэтому: — Нет. Да, Сакура совсем не из робкого десятка. Ее просто окончательно задолбало поведение неуравновешенного соседа, которое больше походило на раздвоение личности, иначе других объяснений просто не находилось. Парень не знает, как реагировать, ведь его — господи, серьезно? — впервые в жизни отшили, и смешно и плакать, как говорится. Но с последним он явно погорячился, а вот нервный смешок все же слетает с его губ, заставляя девичьи брови выгнуться дугой от удивления. — Почему? — огорченный отказом, он решил не сдаваться, а выяснить причину, прежде, чем он придет в себя и не вернется к своему обычному состоянию «плевать с высокой колокольни на всех». Теперь уже нервно смеется Харуно, которая, совершенно точно не думала о том, что этот человек потребует объяснений. Какие к черту объяснения, когда и так все понятно? — Прости, конечно, но Элиса знает об этом? С чего ты вообще решил, что я соглашусь? Только от того, что когда-то ты мне нравился? Допустим, что ты мне нравишься и сейчас. Внешне, Саске. Глупо не признавать, что ты привлекательный, но как человек ты полнейшее дерьмо, вот честно, — Сакура горько усмехается, с удивлением отмечая про себя, как легко получается говорить все эти несомненно отвратительные слова. И ведь она ведет себя сейчас ровно так же, как он. Как он раньше. Режет без ножа и почти не сожалеет об этом, только у Сакуры еще совесть есть, поэтому получается мягче, чем хотелось бы. — Мы даже не знаем друг друга, с чего вдруг встречаться? Из-за того, что я отношусь к тебе не так, как все окружающие тебя девушки? В этом я особенная? Ей хочется смеяться. Она, правда, хочет смеяться ему в лицо, только вот почему-то чувствует, что нож, который, казалось бы она воткнула в широкую спину юноши с проницательным взглядом, прокручивается где-то в районе ее солнечного сплетения, не позволяя нормально вдохнуть. Перед глазами картинка мутнеет, а по щекам течет что-то горячее и это не кровь, к сожалению. Ей хочется провалиться сквозь землю, а еще хочется, чтобы кто-то сейчас был рядом с ней и спас от вот этого всего. Слишком стыдно стоять перед ним и плакать из-за того, что она не в силах справится со своими чувствами, поэтому она закрывает лицо руками и пытается успокоиться. — Послушай… — он тянется к ней рукой, но так и не осмеливается коснуться, замирает в пяти сантиметрах от дрожащего плеча. Но в данный момент эти жалкие пять сантиметров равняются паре сотен километров. Эти жалкие пять сантиметров длиной во всю их сознательную жизнь. Длиной, начиная с их сознательного знакомства. Длиной от ее признания до сегодняшнего дня. А она вертит головой в разные стороны, продолжая размазывать слезы по своим щекам, не желая его слушать. Это просто выше ее сил. Слышать одно, а понимать совершенно другое. Для него совершенно нормально играть в любовь, для нее подобно смерти. Она была готова принять его в качестве друга, правда была готова пойти на мировую и перестать постоянно ругаться, чтобы лишний раз не провоцировать его. Но этот человек переворачивает все так, как он хочет. Встречаться? Ты серьезно?! Недавно предлагал пустить все на самотек и переспать, а сейчас вдруг встречаться? Такой смешной, что челюсть сводит от бесконечных слез. Она Снова Задыхается.***
Звук мотора оглушал, а крепкая широкая спина, что любезно была предоставлена Итачи как жилетка для слез на время их поездки до дома, защищала хрупкую девушку от прохладного вечернего ветра. Слезы перестали литься, как только появился он — ее личный Темный Рыцарь, готовый защитить ее от всего мира. Сожалений не было. Ответ, который она дала Саске, был категорически верным, с какой стороны не посмотреть. А сердце, которое вопреки разуму диктовало совершенно иные правила и бесконечно ныло, она предпочла игнорировать. И лишь закрывая глаза, в памяти молниеносно воскрешался взгляд чарующих черных омутов, на дне которых плескалась тоска и обида от предательства. Но Харуно была уверена, что с этого дня ее больше не будет волновать это. Ведь она… Определенно не из робкого десятка.