Корица

Итачи был обеспокоен. Он не мог сосредоточиться и продолжать вести занятия — он постоянно отвлекался. — Итак, в эпоху Мэйдзи Япония была под влиянием западной цивилизации. Именно в эту эпоху в Японии появлялись здания, сделанные из камня и кирпича, которые строились вместо особняков феодалов, прокладывались современные дороги, стала бурно развиваться промышленность, судостроение.        Мужчина в очередной раз откинулся на спинку своего стула, поправил очки, которые он надевал исключительно, когда требовалось что-либо читать, и устремил взгляд в окно. Студенты делали вид, что конспектируют лекцию. Ее третий день нет на занятиях. Она и так медленно начинала игнорировать его — отсаживалась подальше, прерывала всяческое желание по-дружески пообедать или сходить куда-нибудь. И Итачи сомневался, что этому послужил тот поцелуй. Тот поцелуй, после которого он стал смотреть на нее иначе. Нет, дело определенно не в поцелуе. Узумаки сказал, что она заболела. Может быть, так и есть.       Хотя, дело было как раз таки в поцелуе. Сакура написала Узумаки, что заболела и со спокойной душой прогуливала занятия. Что делала она? Лежала на диване, укутавшись в плед, предавалась самобичеванию, злилась и почти ничего не ела. Кусок в горло не лез после того дня. Вспоминать о Саске она старалась только нецензурными словами и то, вскользь. Пыталась забыть тот накал страстей и то желание всеми способами — смотрела глупые ТВ-шоу, перечитывала книгу, которая ее сильно зацепила, отвлекалась на проблемы персонажей, погружаясь в сумасшедший круговорот их любви. Пыталась. Но получалось отвратительно. То мерзкое и липкое чувство сожаления въелось под кожу. Не давало нормально вздохнуть. Это чувство скручивало в ее животе тугие узлы, вгоняло иголки под ногти. Больно чувствовать это вновь. Сакура долгое время не думала о нем, забыла, считала, что это пройденный этап ее жизни. Надеялась, что больше никогда не вернется в него. Судьба поистине коварная сука. Как же хочется стереть себе память. Не помнить, каким взглядом смотрел он. Не чувствовать, что он пах мятой. Этой долбаной мятой. Казалось — этот запах прочно напрочно засел в сознании. Везде он. Сакура натянула плед на голову и уткнулась в диванную подушку. Как же она устала. Устала от этих чертовых мыслей и снов. Устала от Саске, хоть и не видела его. Громкий стук вынудил удивленно вскинуть голову. Одеяло слетело. Этот стук определенно исходил с балкона. Ее балкона. Воры? Не придумав ничего лучше, чем взять с тумбочки лампу, Сакура медленно подошла к балконной двери. Шторы были закрыты — чем мрачнее, тем комфортнее грустить. Стук вновь повторился, только сила, приложенная к стеклу, была явно больше чем в предыдущий раз. Харуно, не мешкая больше ни секунды, распахнула шторы, в ожидании увидеть за стеклом воров. Она даже была разочарована. Там был Саске. Перелез? Не испугался свалиться с восьмого этажа? Псих. Взгляд ее метнулся в сторону перегородки, что всегда разделяла их балконы. Всегда. Но только не сейчас. Взломал, значит? Сакура снова посмотрела на Учиху ятебяненавижу взглядом. Учиха младший судорожно пытался что-то изобразить руками, но был так бесцеремонно прерван — она снова закрыла шторы. Пошел к черту. Мне не важно, что ты там хочешь. Засунула наушники в уши. Включила музыку. Теперь можно продолжать страдать, верно? Но на смену грусти, в очередной раз, пришла спасительная злость на пару с раздражением. Он просто м-у-д-а-к. Музыка не принесла долгожданного спокойствия. Ну, хоть не слышно грохота. Скорее всего, он уже ушел. Хорошо. Все хорошо. «Ты нужна мне, Харуно! Дело касается конкурса, живо открой свою херову дверь!» Когда Сакуре пришло это сообщение — она не поверила. Зажмурилась. Открыла глаза и ничего не изменилось. Он серьезно требует открыть ему дверь? Требует. Кем он себя возомнил? «К черту, Учиха, иди к черту» — отправить, закусить губу и ждать ответа. Сердце ускорило свой обычный ритм. Она действительно сейчас ждет ответа. Действительно надеется, что он ответит. Хочет этого. Ненормальная. «Смотрю, ты сильно переживаешь из-за того, что случилось, верно? …» — читая эти строки у нее загорелись щеки, «… наверное, это как-то отразилось на отношениях с моим братцем» — он представила как Саске, печатая это сообщение, кривит губы в такой привычной ему усмешке. Сакура уже хотела откинуть этот ни в чем не повинный телефон со злости и уйти курить, как вдруг пришло еще одно сообщение: «То, что ты чувствуешь, не должно влиять на нашу работу» — теперь эти слова учиховским голосом впечатались в сознание. Он невыносим. Просто, мать его, невыносим. «Если ты о чувстве ненависти к тебе, то, прости — никак не могу перебороть рвотные позывы, когда ты рядом» Отправила. Откинула телефон в сторону и ушла на кухню. Как можно быть таким самодовольным ублюдком? И ведь он действительно считает, что он прав. О, Ками-сама, я конечно понимаю, что не все должны иметь уникальный мозг, но хоть чуточку можно было, а? Хотя, пожалуй, его мозги — а точнее их отсутствие — компенсирует внешность. Чертова внешность какого-то божества. А характер. Пожалуй, это самый скверный из скверных. Бездушный человек. Человек ли? Больше похож на демона, который сбежал из своей холодной и мрачной обители сюда, на Землю, чтобы поиздеваться над чувствами людей. Девушка устало провела ладонью по лицу. Она. Снова. Думает. О нем. Снова, черт возьми, ее мысли заняты им. Да сколько можно?! Как вообще можно постоянно думать об одном и том же? Да он даже внимания ее не заслуживает! Хватит. Все. Но. Уже завтра у нее не получится игнорировать Саске. Потому что им придется изображать друзей, что было, пожалуй хуже, чем изображать пару с Итачи. Больше никогда в жизни. Никогда. Не станет помогать ему. Если бы Сакура не повелась на все эти уловки мол: «я тебе помогу, если тебе понадобиться», то все было бы совершенно иначе. Она бы продолжала его тихо ненавидеть. Тихо ли было сейчас? Нет. Она ненавидела его громко. Сильно. Отчаянно. Так, что, кажется, звенело в ушах. За то, что заставил осознать — еще не прошло. Еще болит. Звонок оповестил о том, что к Харуно пришли гости. И она знала — это был Саске. Херов упрямец. Не может же он просто так отступить. Сакура лениво подошла к входной двери. Набрав побольше воздуха в легких, крикнула: — Учиха, катись к черту! Звонок, кажется, отпустили. Сакура прислонилась спиной к двери. Закрыла глаза. Досчитала до десяти. Он не стоит твоего внимания. Не стоит. Но сердце делает очередной кульбит, к щекам приливает кровь. Дышать становиться тяжело, а перед глазами картинка того самого вечера. Все правильно сделала. Ушла. Нечего сожалеть об этом. Сакура услышала, что ее телефон пытается истошно сообщить, что ей кто-то звонит. Вот же упрямый баран. Сакура не успела ответить — не очень хотела. Посмотрев на пропущенный вызов, она вынесла сама себе вердикт — «идиотка». Звонил Итачи. Вернулась и неловкость. Каждый раз, когда в воспоминаниях всплывал Итачи — она испытывала дискомфорт от своей же глупости. Сакура перезвонила — вдруг что важное? — Сакура, прежде чем ты начнешь говорить, прости меня, если я обидел тебя, — быстро и без запинок проговорил Итачи. Чего? Он извиняется? Это мне нужно просить прощение за игнорирование, ложь и пропуск его пар. Это даже смешно. Ничего не сделал — извиняется. — Итачи, с тобой все нормально? — все же поинтересовалась девушка, накручивая прядь волос на палец, — Почему ты извиняешься? Повисла тишина. Видимо, и Итачи не понимал, за что он извиняется. — Я, кхм… Я, в общем-то, только что звонил тебе в дверь, ну и… — О боже, это ты меня прости! Господи, как же стыдно! Идиотка. Ты такая Идиотка, Харуно. — Прости, Итачи, я думала это Саске, — голос дрожал из-за нервозности, — ты уже ушел? — Нет, — голос его звучал слишком низко. Скинув звонок, Сакура поспешила открыть дверь. На пороге стоял Итачи. Как всегда — он излучал уверенность и величие. Такой уж Итачи. Ее щеки до сих пор горели. Сжав губы в тонкую полоску, жестом пригласила его пройти. Сакура готова была себя проклясть. Почему она не может абстрагироваться от того, что этот человек перед ней — брат Саске и не более. Это не сам Саске. И характеры у них разные. Но она все равно вела себя зажато, даже слишком. Улыбка, адресованная Итачи, получилась слишком усталой. — Чаю? Он сдержано кивнул. Они расположились в гостиной. Сакура заварила зеленый чай с цветками кактуса, разлила по кружкам и смерила Итачи взглядом, который так и кричал: «говори, раз пришел». Мужчина чувствовал себя неловко. От былой уверенности не осталось и следа. И он ругал себя за это. Перед ним сидит девушка, а он так быстро стушевался. Да еще и взгляд отводит. Ну что за позорище? Встал, подошел к балконному окну и раскрыл шторы. Солнечный свет ворвался в комнату. Стало гораздо теплее и уютнее. Но бумажка, наклеенная с той стороны, привлекла его внимание. «Стерва» — вот, что было написано там. Сакура хмурилась: во-первых — она не любила, когда в ее доме хозяйничают, во-вторых — что это такое?! Выскочила на балкон, подцепила скотч ногтем и отлепила послание, оставленное одним придурком. — Достает тебя? Голос у Итачи был серьезным. Такую интонацию от него Сакура слышала впервые. Это настораживало. — Ерунда, ничего такого, с чем я не смогла справиться, — отмахнулась. И он понял. Скорее всего, она лжет. Что-то было в ней. Что-то такое нервозное, что не ускользнуло от внимательного взора мужчины. — Я тебе апельсины принес, ты же болеешь, верно? Перевел тему. Не зачем ему лезть туда, о чем она не хочет говорить. Осмотрел маленькую гостиную, потому что в прошлый раз он не обращал внимание на интерьер квартиры. В прошлый раз было не до этого. Сакура еще больше занервничала. Господи, она знакома с ним всего — ничего, а уже успела ему столько раз соврать. И почему ее совесть сейчас молчит в тряпочку? — Эм, да, спасибо, — и кашлянуть. Обязательно кашлянуть. Будто бы он такой дурак, что поверит. И он не поверил. Итачи всегда видел людей насквозь. И эта неумелая ложь его настораживала. Разве у нее есть причины бояться его? Есть причины врать и избегать? — Слушай, Сакура, — растягивая слова — Я тебя точно ни чем не обидел? Его взгляд приковался к лампе, которая лежала в несвойственном ей положении. Лишь бы не смотреть ей сейчас в глаза. Не давить на нее. Сакура смутилась и растерялась. Поняла — он заподозрил или, скорее всего, понял, что она лжет. Конечно, куда ей до Саске — бога и покровителя лжи, будь он не ладен. И от этого ей вновь стало стыдно. Обидел? Издевается. — Точно, — голос не дрогнул, как и ни один мускул на лице. А вот в глазах. Наверное, именно в глазах читалась растерянность и паника. Пожалуйстапростоповерьмне. Итачи коротко вздохнул, запустил длинные пальцы в волосы, поправляя их. Посмотрел на этот раз прямо в распахнутые зеленые глаза. Да, он видел ее. Читал ее. И ему так хотелось провести рукой по ее лицу и стереть это растерянное выражение, которое прячется за маской спокойствия. Они так и стояли возле широкого окна на расстоянии метра. Напряжение. Вот, что чувствовал каждый. Она не хотела его обижать и очень стыдилась своей лжи. Он не хотел, чтобы она лгала и избегала его. Потому что, что-то было в этой девушке. Что-то, что он смог распробовать, когда они целовались. И дело вовсе не в физическом влечении. Эта девушка еще так юна, беззащитна и неопытна. Еще совсем не умеет справляться в одиночку с проблемами, не умеет перебарывать чувства, не умеет смотреть на мир под разными углами, не умеет видеть две стороны медали. Совсем не умеет лгать. И он чувствовал себя рядом с ней действительно взрослым и мудрым. Испытывал навязчивое желание защитить ее. Пусть даже от собственного глупого брата. — Хорошо, — выдохнул он. Решил играть по ее правилам. В ее глазах успокоился страх, ведь он сделал вид, что поверил. Напряжение медленно покидало уже не мрачную, а очень даже уютную гостиную. Они наконец-то сели на диван. Более ли менее расслабились. Сакура взяла кружку с уже остывшим чаем. — Я разговаривал вчера с Саске, — начал брюнет, скользя взглядом по лицу своей собеседницы, — Спросил у него, куда мы завтра идем. Уже завтра день «Х». Надо будет гордо выдержать этот неравный бой. — Знаешь, мне показалось, что он удивился, — усмешка тронула его губы. Не такая, как у Саске. Добрая. — И куда нас решил затащить твой братец? — Скорее его «девушка», — изображая кавычки, произнес он. Сакура не поняла, почему Итачи не принимает Элису, как девушку Саске. Итачи же вдруг понял, что почти проговорился Сакуре о том, что у младшенького есть невеста. Именно поэтому, все девушки, с которыми Саске «встречается» — не воспринимаются всерьез. Он не хотел, чтобы она знала. Да не знал почти никто. Саске держал это в секрете даже от Узумаки. Итачи тоже мог быть уже окольцован. Но отказался. От всего. Ведь это его судьба, а не какой-то там контракт с крупным чиновником. Скандал был еще тот. Итачи был выписан из списка наследников. Но было плевать. Через свои принципы он не собирался переступать. Связывать свою жизнь с кем попало? Нет уж, увольте. И хотя отношения с родителями более ли менее наладились, взгляд отца все равно оставался напряженным. Фугаку принял и понял позицию старшего — Итачи хотел заниматься тем, что ему по душе, и ни за что бы не женился ради успешного положения семьи, которое, к слову и так было очень даже неплохим. Итачи снова был наследником семьи Учих. А вот Саске не очень-то препятствовал женитьбе, о которой его поставили перед фактом. Возможно, это был лишь фарс и очередная его маска. Кто знает… Но Сакура не стала расспрашивать. Что поделать, возможно, он имел ввиду, что Саске и серьезные отношения — это несовместимые вещи. Хотя вообще Саске и какие-либо нормальные отношения — несовместимы. — Пойдем в Амай-ери. Там неплохо. Вечер пролетел быстро. Сакура даже проводила мужчину до машины, а сама решила прогуляться до магазина. Их отношения снова вернулись в нормальное русло. Страх перед Учихой старшим исчез. Но вот что принесет завтрашний вечер?

***

Конечно же, она наряжалась не для Саске. Конечно же, не для него укладывала волосы и красилась. Не для него было выбрано самое лучшее платье. Конечно же, он ее не волновал. Почти не волновал. Просто она хотела выглядеть более чем достойно. То, что Итачи будет одет с иголочки — она не сомневалась. Нужно было соответствовать его статусу. И плевать, что подумает Саске. Да. Плевать. Весь день Сакура подготавливала себя к вечеру, как морально, так и физически. Отрепетировала несколько колких фраз, если Саске снова стыд потеряет. Итачи обещал прийти в половину восьмого. С минуты на минуту. Пальцы аккуратно открыли тугую коробку. Она редко носила такие дорогие вещи, хотя родители ее порядком баловали. Не любила она слишком много ювелирных украшений на своем теле, считала, что кольца, цепочки и сережек — вполне себе достаточно. Но сегодня можно. Аккуратно достала часы из белого золота. Холодный металл коснулся кожи и девушка вздрогнула. Эти часы подарил ей отец, когда ей было всего лишь четырнадцать лет. Папочка всегда был неразборчив, когда дело касалось подарков. Просто дарил что подороже и все. Девушка вздохнула и начала заводить их — часы были механические и из-за того, что долго лежали без дела — остановились. Как и ее сердце. Оно тоже долго лежало без дела. И все, мать его, было хорошо. Потом появился Учиха и начал своими сильными и умелыми руками заводить ее сердце вновь. Прям как она сейчас заводила часы. Раздался звонок. Надела часы и поспешила нажать на кнопочку и открыть ему подъездную дверь. Пока Итачи поднимался на лифте, Сакура положила все самое нужное в маленький клатч и надела черные замшевые туфли на высокой танкетке. — Добрый… вечер, — выдохнул мужчина, скользя взглядом по соблазнительной фигуре и останавливаясь на милом лице, — Потрясающе выглядишь. И он не врал. Господи, как можно врать, когда перед ним стоит такая сногсшибательная девушка? Черное коктейльное платье платье облепляло фигуру, словно вторая кожа. Вырез был не вычурным — всего лишь приоткрывал ключицы, но вот спина. На спине был вырез. Ровный позвоночник, лопатки и милые ямочки на спине — все это предстало взору мужчины, пока девушка искала в своей сумочке телефон. Проглотил вязкую слюну, отвел взгляд в сторону. Он никогда не видел ее настолько женственной. Сколько лет он дружил с Сувой и никогда не обращал на нее внимание. Никогда не воспринимал ее как девушку. Только сейчас. Взгляд против воли опустился на округлую попку. Черт, хороша. Это сестра Сувы. Он убьет меня, если узнает. Определенно, даже слушать не станет. «Просто защищай ее, ладно?» — против воли вспомнил слова, когда тот уезжал. Ладно. Ладно. Отвел взгляд. Сакура вызвала такси и трещала что-то без умолку. Он не слушал. Делал вид. Но нет. Не мог сосредоточиться. И как скажите на милость, держать себя в руках?

***

— Ты затмишь всех! — взвизгнула брюнетка и повисла на шее своего парня. Тот поморщился. Кажется, он пропустил тот момент, когда девушки начали делать парням комплименты, а не наоборот. Раздражение. Оно преследовало его еще со вчерашнего дня. Еще и Эл решила, что он должен выглядеть потрясающе. Какого хера? Он ослабил галстук, который битые полчаса пыталась завязать девушка, снял и кинул его на диван. Нахер. Наряжаться ради этой сучки? Нет. Он лишь хотел увидеть ее, почувствовать, что она лжет. Увидеть, что никакие отношения ее не связывают с Итачи. Потому что он чувствовал это. Потому что этого нахер не может быть. Дом у Эл был небольшим, но приторно уютным. И было жарко. Чертовски жарко. Херово пекло. Он не привык к этому. Ему нравилась своя прохладная квартира. Поэтому сейчас хотелось отрыть все окна нараспашку или просто выйти на улицу. Элиса прихорашивалась долго. И это тоже раздражало. Зачем? Ради чего? Это ведь был обычный ужин. Обычный спектакль Харуно и Учихи. Саске вышел на крыльцо дома, сел на ступеньку и достал сигареты. Чего ты ждешь от этой встречи, Учиха? Мести? О, да. Он хотел отомстить ей с того самого момента, как только попробовал то самое мясо. С того момента, как он чуть не поцеловал ее. С того самого момента, когда увидел в ее глазах страх. Закрыл глаза. Наполнил легкие никотином. Выдохнул. Сегодня будет интересно. Иначе и быть не могло. Дорога до ресторана заняла пятнадцать минут. Улица была освещена фонарями. Вывеска ресторана переливалась синим цветом, приглашая поскорее зайти внутрь и отведать чего-нибудь действительно вкусного. Эл была в предвкушении прекрасного вечера — вся светилась. Саске бросил взгляд на свою девушку, лениво обнял ее одной рукой и ждал. Ждал, когда они приедут. Такси подъехало прям к входу в ресторан. Итачи расплатился, вышел из машины, открыл дверь перед Сакурой и заботливо протянул руку. Щеки девушки загорелись, она крепко сжала его ладонь и грациозно вылезла из машины. Он потянул ее на себя, обвивая одной рукой ее узкую талию. Потому что знал. Саске смотрит. И да, он действительно смотрел. Во все глаза. Потому что эта девушка, что стояла рядом с Итачи — была ему неизвестна. Потрясающе. Она выглядела действительно потрясающе. Он даже растерялся. Сжал губы в полоску, пожал руку Итачи. Возьми себя в руки. Элиса уже обнимала Сакуру. Последняя скованно похлопала Эл по спине, чувствуя себя неудобно. Молодые люди зашли в ресторан. Официант проводил их к столику, на котором стояла бронь. Сели они, как и полагается парочкам — Итачи и Сакура; Саске и Элиса. Элиса и Итачи чувствовали себя комфортно и уверенно. Уже о чем-то разговаривали. Сакура нервно кусала губу, продолжая смущаться. А Саске, скрестив руки на груди, наблюдал за ней. И черт, он не мог не признать, ее красота сбивала с толку. Нет, Эл. Ты была не права. Я никого не смогу затмить. Не я. Итачи поинтересовался у своей девушки, что она хочет заказать. И Сакура, не мешкая, ответила: — Сухое красное вино, — выпалила как на духу. Потому что ей действительно нужно было расслабиться. Итачи понимающе улыбнулся. — Из еды? — Не важно, что-нибудь на твой вкус, — отмахнулась девушка, оглядывая утонченный интерьер заведения. Красиво, что сказать. Ресторан был преимущественно сделан в готической стилистике из белого камня. Кремовые каменные колонны — немного греческой архитектуры. Романтично и утонченно. На высоком светлом потолке были самые главные украшения — массивные хрустальные люстры, что освещали весь зал. На каждом столике обязательно был витиеватый канделябр с искусственными свечами. Оформлено все богато. Правда, было ощущение, что находишься не в ресторане, а в музее. Сакура отвлеклась, когда почувствовала, что Итачи обнимает ее. Прижалась к нему и закрыла глаза. Потому что взгляд Саске было трудно вынести. Этот горячий взгляд. Она помнила, к чему это чуть не привело в прошлый раз. Не надо. Не смотри так. — Что, Сакура, уже не терпится прибухнуть? — насмешливый тон. Издевается. Пытается вывести на эмоции. Сакура открыла глаза, посмотрела на него как на идиота и вновь опустила веки. Просто игнорируй любые его нападки. Это же легко, верно? Итачи наградил брата холодным взглядом, а Эл ударила его локтем в ребро. Плевать. Плевать, что вы думаете. Я хочу видеть, что она чувствует. Ну же, покажи мне себя, Харуно. Принесли еду и напитки. Все было оформлено на высшем уровне. Даже жалко было есть эту красоту. Пока Итачи и девушка Саске вели непринужденную беседу, Сакура узнала, что Эл не пьет. Совсем не пьет. Ей это и не нужно. Зачем? Когда она так легко может общаться с людьми, не испытывая никакого дискомфорта. Она хорошая. А Сакура… А Сакура уже сделала несколько смелых глотков вина. Первые сорок минут прошли спокойно. Сакура успела расслабиться, допивала второй бокал. Братья пили виски, а Эл сок. — Я заходил вчера к тебе, — протянул юноша, лениво перекатывая по дну бокала янтарную жидкость и расслабленно откидываясь на мягкую спинку, — ты проигнорировала. — Я плохо себя чувствовала, — соврать и натянуто улыбнуться. Как будто Саске не знал, почему она не хотела его видеть. Как же. А сердце начинало биться чаще. Его голос и взгляд. Господи, за что ты его наградил такими данными? Его взгляд пробирался в самое нутро, вороша все то, что так долго лежало в полном порядке. Почему ты не отвернешься? Почему продолжаешь смотреть в эти темные, полные уверенности и холода, глаза. Почему тебе это, кажется, нравится. Ненормальная. Точно. С ума сошла совсем. — Не сомневаюсь. Просто сообщаю, что мне нужно будет снова измерить кое-что. Ничего не оставалось — лишь кивнуть. — Прошу простить меня, я отойду. Воздух. Ей катастрофически нужен был свежий воздух. Потому что если она останется здесь еще хоть на одну минуту — она расплавится под его взглядом. — С тобой сходить? — обеспокоенно спросил Итачи, ухватившись за тонкое запястье. Она улыбнулась. Эта забота, которую дарил ей Итачи, очень грела душу. Он действительно замечательный. Она нежно накрыла своей рукой его руку. Покачала головой и ушла. — Эл, я пойду перекурю с Сакурой, — уже вставая со своего места, бросил юноша. — Итачи, а ты не против, что твоя девушка курит?.. Саске услышал начало разговора, усмехнулся и прибавил шаг. Распахнул дверь и вышел на улицу. Стемнело. Огляделся по сторонам — никого. Скорее всего, зашла за угол. Нынче никто не рискует — штраф за курение в общественных местах составляет крупную сумму. Засунул руки в карманы, завернул за угол. Лампочка над служебным входом, тускло освещала переулок. — Не боишься, что клиенты набегут в нерабочее время? — ядовито и зло. Так, как он и хотел. Сакура поморщилась, обернулась к Учихе. Да что же ему надо? — Что ты имеешь ввиду? Саске холодно усмехнулся, в который раз уже оглядел ее с ног до головы. — Ну как же, твое платье. Сколько берешь за час, а? Он нес полную чушь. Выглядела она великолепно и уж точно не была похожа на дешевую шлюху. Но ему так хотелось задеть ее. Так хотелось сделать больно. И, похоже, сделал. В ее глазах удивление сменилось злостью. Такой чистой злостью. Он удивлялся ей. Как эта девушка в один момент может быть нежной и милой, а уже спустя пару секунд метать молнии. Невероятная. — Катись к черту. — Что-то у тебя туго с фантазией, — потянулся, достал из кармана смятую пачку, и снова облизал ее фигуру взглядом, — Итачи то уже успел засадить? Вот сейчас было охуение. У них двоих. Он не собирался задавать этот вопрос вслух. Не собирался, блять, говорить это, да еще и такой ревнивой интонацией. Сказал. Итачи. Засадить? Охренеть. Он действительно это сказал. Ей не послышалось. — Заткнись. Итачи не ты, он не использует людей, — сквозь зубы прошипела девушка. На щеках играл золотистый румянец от злости. В глазах плескалась ненависть. Господи. Какая она горячая. — Ну конечно, — фальшиво усмехнуться, прикурить, — Итачи ведь лучше меня, — передразнив ее интонацию, процедил парень. — Да. Он лучше, во всем лучше, чем ты. Так что не сравнивай себя и его. В этой гонке он всегда будет впереди тебя. В ее взгляде презрение и вызов. Чертова дура. — Ты его даже не знаешь, а защищаешь, — фыркнул Саске, делая шаг к ней, — Чем он лучше? Тем, что не показывает свое истинное лицо? — еще один шаг. — Заткнись, — прорычала Сакура, отступая назад, — Ты. Ты единственный, кто постоянно скрывает свое лицо. Ты просто завидуешь ему. Ты жалок, Ками-сама, ты так жалок, — кажется, ее понесло. Нервный смешок слетел с ее губ. Саске сатанел. Что. Она. Только. Что. Сказала. Сжал челюсть. Никто. Никто и никогда не смел ему говорить подобного. Даже если так и думал. Даже Узумаки. Никогда бы не осмелился. А эта… дрянь. Просто взяла и сказала. Что я завидую Итачи. Что он лучше. — Ты ничерта не знаешь, — тихо, так, что его голос звучал еще опаснее. Она снова отступила назад, врезалась голыми лопатками в холодный камень. — О, больная тема, да? — сколько желчи. Она еще смеет усмехаться. В этот момент он подумал, что способен на убийство. Голыми руками. Просто сжать тонкую шею, сломать ее к чертям. И смотреть, как огонь в глазах тускнеет. Смотреть и наслаждаться. Но вместо этого он просто бьет стену. В нескольких сантиметрах от ее головы. Костяшки рассекаются в кровь. Не больно. Он был слишком зол, чтобы чувствовать еще что-то. — Еще одно слово и… — Что ты мне сделаешь? Учиха ты такой пустослов! Я сказала тебе правду. Итачи лучше тебя, не удивлюсь, что если и родители его любят больше! Почему ее никто не учил держать язык за зубами?! В ее глазах блеснул страх. Сказала лишнее, и она это прекрасно понимала. Но слово не воробей… — Закрой свой рот. Почему я вообще должен слушать какую-то шлюху? Который у тебя Итачи по счету? Третий, пятый, седьмой? Или уже сбилась? Его слова бьют больно, хлестко. Так же, наверное, как и ее. Но от этого легче не становится. Злость и обида никуда не уходит. Он отрезал все пути к отступлению. Ярость. Разве может обычный человек так злиться? — Ты переводишь тему. Мне казалось, что мы говорили о том, что тебя родители любили меньше. Отсюда и твое поведение. Черт, Учиха, да это даже смешно! Ну, не убьешь же ты меня в этом переулке, верно?! — бесстрашно кричать эти слова ему в лицо. Видеть, как в его глазах плескается что-то такое, ради чего она готова пройти все круги ада. — А мне казалось, что мы говорили о том, сколько ты стоишь, — рычит. Сакура снова опешила. Сколько раз за это время он назвал ее шлюхой. Охерел. Она не поняла, лишь почувствовала, что правую ладонь начало покалывать. Поднесла ладонь к лицу. Рука дрожала и была красной. Она ударила его. Она, блять, действительно сейчас ударила. Саске на какой-то миг удивился. Автоматически приложил руку к щеке и, не верящим взглядом уставился в район ее переносицы. Эта маленькая дрянь действительно ударила его. Ни одна девушка никогда не могла ударить его. Были попытки, но они никогда не заканчивались успехом, ведь он всегда перехватывал запястье. Черт. Это было не больно. Неожиданно и, блять, унизительно. Сраная пощечина. — Сука. Она отвернулась и зажмурилась. Как будто бы он ударил ее наотмашь. Нет. У него пока что еще было чувство собственного достоинства. — Никогда не смей, слышишь, никогда… — он прошипел эти слова ей на ухо. Ее передернуло. Мурашки паутиной расползались по ее телу. — Ты ничего не сделаешь мне, — глупая попытка успокоить саму себя, в то время когда сердце пыталось проломить грудную клетку. Ее жалкие слова заставили его усмехнуться. С ума сойти. В таком состоянии он мог еще усмехаться. Он тоже. Тоже ненормальный, как и эта девчонка. Он мог. Сломать ее. Глаза в глаза. Чувство дежавю. Несмотря на прохладу, воздух между ними раскалился до предела. Ками-сама, если бы он знал, какие у него сейчас голые глаза — непременно бы отвернулся. Извечная маска дала трещину. Она видела. Понимала. Чувствовала ту тоску и детскую обиду. Она попала в точку. Ударила по больному месту. Видела это все в его глазах, несмотря на то, что губы его кривила усмешка. Ради этого откровения она готова была вытерпеть целую гору обидных слов. Готова была его постоянно выводить на эмоции. Лишь бы он не надевал свои маски. — Никогда больше не смей на меня замахиваться, — все-таки проговорил он. — Я права, Саске, ты знаешь, — выдох, тихий шепот. Она подняла руку, хотела положить ему на плечо, чтобы наконец-то отодвинуть его подальше. Чтобы не чувствовать этот запах. Мяты и его одиночества. Хотя было поздно. Казалось, она вся пропиталась им. Стала им. А он думал, что она снова его ударит. Перехватил ее запястье и силой впечатал в стену. У него горячие руки. Серьезно, ты сейчас об этом думаешь? — Харуно, — угрожающе, — я, кажется, сказал тебе заткнуться. Это все не так. Все, что ты говоришь — это сраный бред. Она все еще видела в его глазах правду. И от этой правды она таяла, начинала чувствовать, пока что, тихое, но уже заметное сочувствие к человеку, что находился сейчас так близко. Если он не отойдет — все полетит к чертям. Потому что эта близость, эти руки, это дыхание — все сводило с ума. Она наконец-то заткнулась. Эта тупая дура наконец-то закрыла свой поганый рот. Он немного ослабил хватку, но не выпустил ее руку. Смотрел прямо в глаза. Смотрел, как ее — какжеяихненавижу — глаза смягчаются. Нет. Не смотри на меня так. Не смотри, блять. Свободной рукой она коснулась его плеча. Нужно его оттолкнуть. Нужно. Но она не смогла. Сочувствие, которым она полностью пропиталась к нему, не позволило ей толкнуть его. Аккуратно сжала его плечо, то ли притягивая, то ли отталкивая. Он нагнулся, прижался к ней. Обнял ее. А она не могла пошевелиться. А хотела ли? Повел рукой по ее волосам, коснулся щеки. Она задрожала. Он почувствовал, слегка отстранился и заглянул в ее глаза. Она молила богов, чтобы он не увидел в них слез. Потому что это снова было слишком. Слишком много Саске. В ней. Глубоко в ней. Легкие были полностью забиты его запахом, от которого мозги отключались. Как в тот раз. Только сейчас она не была уверенна, что сможет его оттолкнуть. Она вообще ни в чем не была уверена. Пожалуйста, прекрати это безумие, потому что я не могу. Не могу. Но он не умеет читать ее мысли. А если бы мог, то ничего бы не сделал. Он тоже. Тоже не мог сейчас отойти, бросить что-нибудь колкое, обидное и уйти. Поэтому в следующее мгновение он прижался к ее губам. Уверенно, но не спеша. Медленно провел языком по нижней губе. Ее губы дрожали. Она вся дрожала. Рассыпалась на миллионы осколков и собиралась вновь. От чувства его мягких и теплых губ на своих она умирала снова и снова. Этот поцелуй был горьким, он был пропитан его — тоской и одиночеством, ее — болью и ненавистью. Это был самый прекрасный и самый ужасный момент в ее жизни. Самое легкое и сладкое прикосновение в ее жизни. Самое долгожданное и самое разрушающее. Приподнялась на носочки, несмело обвила его шею. Лампочка перегорела и перестала освещать переулок. Он зарылся рукой в ее волосы, наверняка пачкая их своей кровью, притягивая еще ближе к себе. Не отпустит. Не сейчас, когда ему так была необходима. Не сейчас, когда она увидела настоящего его. Не сейчас, когда он почувствовал, что ее робкий язык начал отвечать. Господи. Что ты делаешь со мной? Что же ты, блять, делаешь? Зарычал, прижимаясь сильнее к ней, чувствуя, как ее грудь плотно прижимается к его груди. Слегка прикусывает губы, облизывает и снова страстно целует. Снова чуть ли не рычит от того, что его член упирается в ее тазовую косточку. Черт возьми, ты такая… такая… Ненормальная. Он не мог ее по-другому называть. Ненормальная. Она сводила его с ума. Каким-то образом заставила замолчать демонов, которые постоянно всем и вся были недовольны. Кажется, она заполняла ту пустоту, что сквозила в его груди. Ками-сама, пусть это только кажется. Потому что если нет. Убейте меня прямо сейчас, здесь. Она несмело погружает свои пальцы в его волосы, слегка оттягивая, стараясь поймать истерзанными губами воздух. Вдохнуть полной грудью, что так мучительно ныла и требовала ласки. -Нет, — рычит и снова впечатывается в ее припухшие губы, раздвигая их своим языком, пробираясь внутрь. Свободной рукой проводит по ее щеке. Она пообещала себя убить. Сразу же, как только он отпустит. Нет. Он сам убьет ее. Растопчет своими словами, скажет, какая же она жалкая. Но сейчас… Почему, черт возьми, почему так хорошо? Пожалуйста, еще чуть-чуть. Дай мне почувствовать. Дай мне прочувствовать тебя, впитать тебя под кожу. Пожалуйста, Саске. Кажется, он слышит ее мысли, целует так, что она не сдерживается — стонет в его губы, опаляя горячим дыханием. Целовать, слышать ее стоны — это сейчас просто блядски необходимо. Он. Точно. Сошел. С ума. Телефон зазвонил совершенно внезапно. Сакура распахнула свои зеленые глаза и в ужасе уставилась на Саске. Оттолкнула и сделала шаг в сторону. Достала телефон. Итачи. Прикурила, ответила на звонок. — М-м, мы просто общаемся, да, хорошо, да, скоро будем. Саске тяжело вздохнул. — Ты думаешь, они не поймут, что мы не просто разговаривали? — усмехнулся, глядя на ее спину. В голове шумела кровь. Прислонился к стене, в попытке успокоить свое возбуждение. Потер переносицу и навскидку прикинул, сильно ли разбита рука. Она молчала и нервно курила. Руки тряслись. — Вот только не надо делать из этого трагедию, ладно? — протянул Саске, возвращая своему лицу привычную маску холодности. — Это ничего не значит. — Говорит она уверенно. Смотрит в глаза и гордо задирает голову. Будто бы не она сейчас готова была отдаться ему в этом переулке. Ну да, не значит. Просто на несколько минут я сошел с ума. Он не знает, почему стоит и ждет пока она докурит. Он мог бы уже вернуться обратно. Она задирает голову, выкидывает окурок и уверенно проходит мимо него. А в душе ад. Самый настоящий ад. Саске усмехается. Ненормальная. Но ему это, кажется, начинает нравится. Охереть. Харуно Сакура. Интересная и строптивая игрушка. Таких у него еще не было. Но будет. Обязательно будет.