Самый худший враг

      После того поцелуя на холмах, мы с Марком немного сблизились. Точнее, мне с ним стало теплее. На лекциях я часто смотрела на него, а когда наши взгляды пересекались, я смущалась и начинала краснеть. В такие моменты Марк улыбался, и его ямочки на щёчках заставляли меня улыбаться в ответ. И, хоть с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее, я этого не замечала, ведь улыбка Марка была теплее летнего солнца. Кажется, тогда Марк даже стал меньше надо мной усмехаться.        Всё поменялось в конце сентября. В тот день я в хорошем расположении духа, как и всегда, шла в студию. Ведь там меня ждали те сверкающие голубые глаза, те милые ямочки и тёплая улыбка. Когда я пришла в студию, все уже были там. Все, кроме Марка. «Опоздает». Но прошла лекция, а Марк так и не пришёл. Бывали дни, когда Марк прогуливал, поэтому я не удивилась этому. Но, когда его не было, я расстраивалась и мне становилось холодно. Тот день не стал исключением. Следующие три дня Марк тоже не появлялся. И тут я начала волноваться.       На 4-й день Марк пришёл. Он был каким-то похудевшим и бледным. Всю лекцию я, как и обычно, смотрела на Марка, но сегодня он не показал мне ни своей улыбки, ни ямочек. Я начала волноваться ещё больше. После лекции я подошла к нему и спросила: — Марк, у тебя всё хорошо? Ты плохо выглядишь. — Все отлично. Я нормально выгляжу. — Но ты сегодня какой-то подавленный. — С чего бы это? — Ты ни разу не посмотрел на меня сегодня и ни разу не улыбнулся. — А почему я должен на тебя смотреть и тем более улыбаться тебе? — Что это значит? Мы разве не? Тогда…на вечере.и.на холмах… — недоумевая начала я, но Марк перебил меня: — А.Ты про те жалкие поцелуи? Неужели ты подумала, что я в тебя влюбился? Ты и вправду думаешь, что я влюбился бы в такую гусеницу, как ты? — Марк продолжал говорить всякие гадости, но я его уже не слышала. И не видела. Из-за слез все было расплывчатым и неясным. Я до последнего пыталась их сдержать, но в конце-концов они побежали по моим щекам… А Марк продолжал: — Я просто проспорил на тебя -едва из его губ вылетели эти слова, я, не дрогнув, дала ему пощечину. В тот момент моему сердцу было так больно, и боль от пощёчины, даже рядом не стояла с моей, но даже в этот момент мне было жалко Марка… Даже в такой ужасный момент я его жалела. После пощёчины он молчал и смотрел в пол некоторое время. А я смотрела на него, в ожидании ответа. Слезы продолжали стекать по щекам, но я ждала, как он скажет, что это его очередная шутка или что-то в этом роде. Марк поднял голову, и смотря мне прямо в глаза, сказал: — Помнишь наше пари? Ты же сама говорила, что мы должны делать друг-другу больно. Считай, что я просто хочу выиграть…              После этих слов мне стало холодно… Очень холодно. Марк ушёл. Мне понадобилось время, чтобы придти в себя, после чего я отправилась домой. Всю дорогу я очень сильно плакала и все же не могла поверить в случившееся. Точнее, я просто не хотела в это верить. Той ночью я не могла долго уснуть. Я вспоминала все хорошие моменты. Даже наша первая встреча, которая раньше казалась самым плохим событием в моей жизни, теперь стала хорошим воспоминанием. Когда он нёс меня на спине и улыбался, когда мы говорили ночью при луне, когда танцевали и впервые целовались, когда он подшучивал надо мной, и когда мы были на холмах — все эти воспоминания были хорошими, поэтому они заставляли меня плакать.       После этого я не ходила в студию. Я просто не могла этого сделать. Мне было и так очень плохо. Я боялась, что, увидев его, мне станет ещё больнее…       Прошло 4 дня и я все-таки решилась пойти. Когда я пришла все уже были в классе, в том числе и Марк. Я поздоровалась со всеми. Все, кроме Марка ответили мне тем же. Всю лекцию я пыталась не смотреть на него, но у меня не получалось. Что касалось Марка, это у него выходило очень легко. Он ни разу не посмотрел в мою сторону. На перерыве все ребята вышли из кабинета. В нашем кабинете стояло фортепиано, и я решила остаться и поиграть. Марк так же остался в кабенете. Я начала играть. Хоть я и сидела спиной к Марку, я чувствовала, что он смотрит на меня, впервые за все это время. Я поняла, что он опять что-то пишет на бумаге. «Наверно, он пишет, какая я наивная дура». Если так подумать, то он всегда писал гадости про меня. Даже на вечере, и в лагере, и просто на лекциях, и на холме, и даже сейчас…       Мы находились в одной комнате с ним, но мы были далеко друг от друга. Тогда я почувствовала, что это была наша последняя встреча. Из глаз покатились слезы и падали на пальцы и клавиши, но я продолжала играть. Я играла, пока не кончился перерыв, и все не пришли в класс.       С лекции я уходила предпоследняя. Последним был Марк. Когда я уже была в дверном проеме, я обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на него. В этот момент Марк тоже смотрел на меня, и я наконец увидела его голубые глаза, но они не блестели, как прежде. Марк плавно отвёл взгляд к окну и сказал:  — Иди уже…       Домой я пришла разбитая и пустая. Мне хотелось плакать, но я боролась с этим. В душе я выстраивала плотину, ограждающую меня от боли и грусти.       Так и прошла следущая неделя. Все это время Марк не появлялся в студии. Я была на пределе. Моя «плотина» пошатывалась. А вечером раздался звонок. Моя плотина рухнула…