Незнакомка

Фара не понимает, что он здесь забыл. Не стоило этой милой малышке позволять тащить его на открытие какого-то андеграундного клуба. Хотя, таковым его было трудно назвать, очередное примодненное местечко для не таких, как все. Народу было много, особенно шаблонно одетых в духе девяностых девиц. Каждая вторая из них поглядывала на Глеба с узнаванием и расчетом, хищно, цепко. Перед глазами мерцали неоновые лучи, выхватывая смешивающиеся в водовороты лица людей. Голубин предчувствовал приступ социопатии и становился все более хмурым. — Купи мне коктейль, — заканючила его спутница, повиснув на локте и просяще заглядывая в лицо громадными глазищами. Фараон неохотно сделал то, чего от него хотели. Розовая гадость в воронкообразном бокале с сахарной каемкой и зонтиком подобного оттенка перекочевала со стойки в наманикюренную ладонь малышки. Её подруги не особо старались спрятать зависть, и она этим упивалась. Глеб ощущал себя редким артефактом в музее, на который приперлись поглазеть без всякой мало-мальски весомой цели, из праздного, тупого любопытства. Фара взгромоздился на барный стул, перекричав музыку, заказал себе вискаря, надеясь хоть как-то отгородиться от напирающей обстановки клуба. По-хорошему надо бы слиться отсюда под шумок, но бросать девушку, хоть и с подругами, было как-то не очень вежливо. А идея уговорить её уйти обречена на провал априори. — Милый, пошли танцевать, — малышка расправилась со своим коктейлем и теперь желала хлеба и зрелищ. — Нет желания, — скупо отозвался Фара, взвешивая в руке тяжелый стакан. — Ну, пожалуйста. — Я посмотрю на тебя отсюда, иди, — Глеб старался не раздражаться, и пока это еще получалось. Девушка обиженно поджала манящие вишневые губы, но послушно удалилась на танцпол. Её ладная фигурка не сразу затерялась среди танцующих, и Фара успел узреть плавные покачивания прекрасных изгибов, предназначенные специально для него. Он усмехнулся, глотнул обжигающего гортань напитка и перевел скучающий взгляд. Люди походили на невпопад волнующиеся море, бликами света выхватывались отдельные лица, превращающиеся в смазанный калейдоскоп. В глазах зарябило, и Глеб снова уставился в чайного цвета круг в прозрачном ободке стекла. Покачал стаканом, сталкивая кубики льда, медленно подтаивающего и делающего его поило менее крепким. Боковое зрение неожиданно выловило движение рядом, и Фара рефлекторно повернул голову влево, сам не понимая пока, что привлекло его внимание. «Всего лишь очередная девчонка», — досадливо прицокнул внутренний, сочащийся иронией голос. И правда, к барной стойке прильнула девушка. Невысокая совсем, она привстала на цыпочки, чтобы докричаться до бармена. Простенькое темное платьице, широкое и в меру короткое, не скрывало хрупкого строения миниатюрного тельца. Влажные прядки волос, завившиеся в кокетливые колечки, прилипли к лихорадочно-румяным щекам. Почему-то среди этой манекенно-пластмассовой толпы она единственная показалась живой. Бармен поставил перед ней стопку прозрачной жидкости и высокий тонкостенный стакан с соком, сгреб брошенные на стойку деньги и удалился обслуживать других посетителей. Девчонка, не чувствуя или попросту не придавая значения пристальному вниманию, лихо опрокинула шот, тут же припала губами к стакану с оранжевым внутри. Отставив ополовиненную посудину, она прижала согнутые пальцы ко рту, широким движением будто утерла их, и, крутанувшись от стойки, хотела направиться в зал, но заметила наблюдающего за ней Голубина. Лицо её, живое и подвижное, было набором черт неправильных, но симпатичных. Она поглядела на него взглядом подозрительно-трезвым, спокойным, не гармонирующим с резкими, рваными движениями. Подмигнула с развязным весельем и заспешила влиться в танцующий людской массив. За ней словно потянулся светящийся след, потому что иначе объяснить то, как он находил её среди народа, вскидывающего руки и подбородки, Глеб не мог. Он то и дело подмечал взвившиеся в воздух кудри, запоминающийся профиль и простое платье. Видел, хоть и не понимал зачем, яркие пятна румянца, бледные голые руки, выписывающие па в душном мареве над подскакивающими макушками. Казалось, что лучи контрастного света выхватывают из полумрака только её, задвигая на задний план остальных. «Наваждение какое-то», — глупо и обреченно констатировал Фара, спрыгивая со стула. Виски был давно допит, малышка, с которой он приплелся сюда, потерялась среди блеска украшений и пайеток. Громыхание битов и жара теснили из заполненного нутра клуба на улицу. Фара протиснулся по узкому коридорчику к дверям. Из них тянуло летним пряным сквозняком. Он отошел от клуба не намного, лишь чтобы не попадаться под ноги всем остальным курильщикам и, пристроившись под сенью какого-то козырька над стальной серой дверью, выбил из пачки сигарету. Зажав её губами, защелкал зажигалкой в тщетных попытках выбить искорку. Кремень не желал делиться огнем с хозяином. Глеб вздохнул и оглянулся. В метрах пяти от него курило наваждение сегодняшней ночи. Девчонка неспеша втягивала в себя дым. Обнаженные плечи белели нежной тонкостью, ветерок поднимал на немного вверх растрепанные кудряшки. — Зажигалки не будет? — хрипло поинтересовался он, подойдя на расстояние вытянутой руки. Он по дурной привычке хотел было добавить в конце фразы «малышка», но осекся под её внимательным взглядом. — Держи, — она протянула пластиковый узкий прямоугольник. — Одна здесь? — бестолково поинтересовался Фара, возвращая девушке её собственность. — С подругами, но они все нашли себе кавалеров, — с легким весельем ответила она, беспечно затаптывая брошенный на асфальт бычок. — А ты чего оплошала? — Тебя ждала, ага, — лукаво парировала она. — Жаль, здесь не ставят медленных композиций. Глеб против воли улыбнулся, с упоением наблюдая за её мягкой мимикой. — С чего взяла, что медляков не будет? — с любопытством осведомился он. — Я здесь, — она зажгла экран телефона, удостоверяясь, — два с половиной часа, за это время ни разу не было ничего похожего на медляк. — Но это не значит… — Да-да, знаю, — перебила девчонка, взмахнув ладонью с зажатым в ней мобильником, — но я дольше не выдержу. — Перебивать невежливо, — с занудливой интонацией проворчал Голубин. — Извини, — она была сокрушительно-мила и непосредственна. Летняя ночь переливалась, остывающим воздухом окутывая улицы и полуночников, застрявших на них. От асфальта поднималось тепло, скользя по ногам. Молчать с ней оказалось не в тягость. А с тем, с кем комфортно не произносить слов, как правило, есть, о чем поговорить. — Пошли отсюда? — собственный просящий голос не показался жалким. — В ночь с незнакомым мне толком человеком? — она вскинула брови в приступе удивленного веселья. — Меня зовут… — Я знаю, как тебя зовут, и еще немного о тебе. Но не знаю тебя. — Снова перебиваешь, — усмехнулся Фара. Она лишь наигранно потупила взгляд, но разблокировав смартфон, принялась быстро стучать по дисплею короткими круглыми ноготками, видимо, набирая сообщение. Глеб, продублировал её действия, бросая все-таки малышку на её завистливых горе-подруг. Резкие тени от электрического сияния экрана широкими мазками лепили её черты. Голубину нравилось разглядывать это интересное лицо, но она справилась быстро, клацнула кнопкой блокировки и погрузилась в жидкий полумрак московской ночи. — Пошли, — коротко бросила она, забросив телефон в сумочку, болтавшуюся на локте. *** Улицы тянулись километрами пройденных тротуаров. Подсвеченное оранжевым небо куполом нависало над ними. Ночь была тиха, хоть и Москва никогда не спит. — Будет дождь, — вдруг сбившись с пространственной темы разговора, заявила она. Глеб не успел ничего ни спросить, ни сказать. Сначала редкие, но крупные капли легли на темное полотно асфальта, потом они сбились в хлесткие нитки, загоняя пару под защиту темной арки. Где-то далеко разворачивалась гроза. До слуха доносилось слабое ворчание грома, приглушенное расстоянием, всполохи синеватых отсветов проскакивали над появившимися тучами. Он до сих пор не знал её имени, но уже мог безошибочно определить, когда улыбка расцветала на бледных девичьих губах.