Наша неполная история...

А если тебе кажется, что ты идешь ко дну, я сразу же прыгну к тебе, В холодную, холодную воду, ради тебя.*

Вода манит ее. Какая ирония. Она боялась глубоких водоемов, боялась так сильно, порой до сумасшествия. Страшилась их с тех самых пор, когда раненная, измотанная жизненными разворотами, изменами любимого человека, бросилась вслед за маленьким, тонувшим мальчишкой. Тогда, когда ее, словно воронкой, затянуло в пучину глубокой реки, древней, совершенно таинственной. И потом такой судьбоносной, в кое-то веке изворотливой, и ей хотелось вновь и вновь окунаться в нее, с головой, вместе с ним, потому что вдвоем не так страшно. Она ненавидела глубокие воды. Они отнимали у нее все, что она когда-то любила. Но сейчас…какая-то невиданная сила манит ее, манит все сильнее, желаннее. И ей хочется расцепить железную хватку, сдаться, покинуть бренный мир, оставить всю боль, все утраты и воспоминания. Потому что так легче. Потому что без него все не так. Так странно. Ночной Сеул блещет огнями, машины пролетают одна за другой, и нет никому дела до того, почему она, насквозь продрогшая, покинутая, разбитая делает на краю моста, хрупкими ладошками держась за холодные стальные перила. И не понимала: почему еще не расцепила их? «Прости. Прости меня», - думала она. «Прости за то, что оставила одного. Я заслуживаю самого сурового наказания. Прости меня». Горькая, одинокая слеза скатывается по щеке, а ноющая боль в сердце – всего лишь дополнение. Ей не хочется прелюдий – боль уйдет, как только она окунется с головой в эту холодную воду, как только ее тело погрузится в древние истоки реки, и она, одинокая, ушедшая, наконец, обретет счастье – она, наконец, воссоединится с ним. Небеса, разве это плохо? Разве плохо быть с тем, с кем так сильно хочет быть сердце? Разве это неправильно, когда душа рвется сквозь века, сквозь время и пространство, и тело следует за ней? Разве это постыдно? Нисколько! Ей просто хотелось хотя бы раз, хотя бы раз в своей простой, немного жалкой жизни выполнить обещание – одно из немногих, которых она, при той жизни, так и не смогла выполнить. Никогда не покидать его. И эта вода…так хочется…окунуться. Он, наверное, ждет ее, да? Хватка ослабела, и податливое тело уже было ринулось вниз, вслед за судьбой, за ушедшими снами, когда мужской голос вырвал ее из желанных видений. — Простите, - сказал кто-то. Его голосом. Его нежным, ласковым, но вместе с тем таким мужественным, с легкой хрипотцой, бархатистым баритоном. Она тряхнула головой, отгоняя призрачные воспоминания. Его здесь нет. Он ждет ее в давно минувшем прошлом, и она вновь заставляет его ждать. — Уходите отсюда, - как можно резче отвечает та. Он кашлянул и сделал один несмелый шаг в ее сторону. — Вода очень холодная. В Сеуле похолодания. Упадете – вам конец. Она горько усмехнулась. Глупец. Кто сказал ему, что она не желает этого? — Это то, чего я добиваюсь. — А как ваши родные относятся к таким…экстремальным видам спорта? – пытаясь нарушить этот неловкий диалог, а-ля самоубийца-спаситель, пошутил он. — Я имею в виду…Знаете, я потерял свою любимую. Так странно: обычно теряют детей, собак и кошек, а я взял и потерял свою возлюбленную. Тысячу лет назад она, без моего разрешения, покинула меня…и знаете что? Она пораженно застала. Сердце в ее груди, постепенно каменевшее, умирающее от тоски, забилось с новой силой, и она, все еще хватаясь дрожащими руками за стальные перила, медленно повернулась к своему спасителю. — Я простил ей это. Мне пришлось так много пережить, так много свершить, чтобы сквозь века, сквозь древние временные барьеры найти ее… Сердце пропустило удар и заныло, дух будто бы выбили из груди, и она, всхлипывая от боли, горечи и неиспытанного ею ранее чувства, прикрыла глаза и начала плавно опускаться вниз, когда сильные, крепкие мужские руки схватили ее за предплечья и не дали окунуться в ту самую, манящую, холодную, убийственную пучину. Эти руки, легко подняв ее, перекинули через перила и аккуратно, словно дорогой фарфор, поставили ее на твердый асфальт. — И я нашел ее. Я нашел тебя. А ты…снова хочешь уйти, да? Его глаза – родные, до боли знакомые, такие глубокие, темные. И этот взгляд: суровый, требовательный, но вместе с тем такой любящий и нежный, что щемило сердце, и ныло, ныло, ныло. И хотелось плакать, кричать в голос, хотелось завопить – и она не знала, от боли ли, от обиды или же…от счастья? Потому что эти дурацкие, дурацкие мысли путались в голове, мешали ей, и она только лишь глядела на него. Глядела так, словно в последний первый раз, и она не могла насмотреться на него. И рыдала. Рыдала, словно последняя девчонка. Словно жалкая школьница. И он не мог понять, было ли это чистым подарком небес, потому что она была рядом с ним – живая, здоровая, немного испуганная, озябшая от холода, но любящая его. И сердце пело, сердце плясало в груди, и мужчина улыбнулся ей: он любил улыбаться ей, но ее улыбки были дороже жизни. Но она плакала, и ему хотелось ударить себя. Потому что он снова испугал ее. Дрожащей рукой он дотронулся до ее мокрой щеки и стер слезу, а потому, потеряв последние крупицы сдерживаемого самообладания, сорвался и крепко прижал ее к себе. Он обнимал ее, трогал ее волосы, целовал до упоения, чтобы она поняла: этот мужчина перед ней – не сон, не иллюзия. Он, действительно пришел к ней, пришел, потому что обещал. — Ты здесь, - шептала она, и этот шепот, словно эхо раздавался в окружностях, создавая купол, надежную защиту от посторонних глаз. Вряд ли кто-то бы посмел побеспокоить их. Они скажут – иллюзия, игра разума. Она так не считает. Потому что он был живым, теплым и родным ей. Они прижимались к друг другу, потому что тосковали. Тысячелетия? Они скажут - преодолеть невозможно. Он посмеется, слегка улыбнется и наклонит голову. Ведь какая ирония: он пронесся сквозь века так, будто бы время и пространство – ничтожное расстояние. Преодолеть его для любимой? В этом не было каких-либо проблем. Сеул блистал огнями, машины проезжали по длинным городским дорогам, и ни один человек не смел нарушать их долгожданное маленькое счастье. Двое на мосту, обнявшись, прижавшись друг к другу, вновь переживали то, что холодной водой было смыто тысячу лет тому назад.