Навсегда

Юкари не было страшно. Она знала точно: он не может умереть вот так просто, так рано, так безвольно. Он обведет всех вокруг пальца, усмехнется и помчится дальше к своей мечте. Он делал это уже много-много раз, и сдаваться — не в его привычках. И в то же время она чувствовала, что ее попытки успокоиться бесплодны, что подбадривания не помогут. Что у Джорджи, всегда помогавшего ей находить верное решение из тупиковых на первый взгляд ситуаций, выхода больше не было. Вернее, был, но только один. Дверь распахнулась, впуская продрогших Араси и Мивако. Парень хмурился, поджимая губы и ероша всклокоченные волосы. Сакурада не сдерживалась. — Кэролайн! — всхлипнула она, подбегая к Юкари и пряча лицо у нее на груди. Хаясака чувствовала, как намокает ее блузка под напором отчаянного плача подруги, слышала, как что-то сосредоточенно говорит Араси, как вздыхает Каори, и не могла произнести ни слова. Почему она так спокойна? — Как ты узнала? — дрожащим голосом спросила Мивако, сморкаясь в кружевной платок. Юкари глубоко вздохнула и заставила себя ответить: — Я не знала. Ее подруга снова разрыдалась. — Прости, Кэролайн, прости… Мы должны были сказать тебе… Я собиралась, я правда собиралась, Но Араси… и Джорджи… они просили… — Все в порядке, — шевельнула губами Юкари — голос постепенно отказывал ей. — Наверное, я действительно не должна была знать. Сакурада отрицательно затрясла головой, устало смахивая слезинки тонким наманикюренным пальчиком. — Нет-нет, все не так, совершенно не так. Просто Джорджи… он такой, понимаешь. Он не хотел, чтобы ты его жалела. Он хотел, чтобы ты запомнила его другим. И тогда Юкари поняла, что все-таки может плакать. За эти полдня она страшно устала от молчания: никто не решался говорить. Обсуждение повседневных забот было бы слишком неуместным, а затрагивать тему неумолимо-страшного никто не решался. Из тишины то и дело выплывали робкие тихие фразы, чтобы тут же слиться с ней обратно. — Кэролайн? Кэролайн? Удивительно прозвище. Каждый раз, когда она слышала его, то ненадолго возвращалась в прошлое: туда, где ее друзья были счастливы в своем бесхитростном стремлении нести красоту в мир, а сама она только начинала свой путь и была преисполнена волнительных надежд. — Юкари? Хаясака вздрогнула, замечая, наконец, свою розововолосую подругу. — Уже поздно, думаю, тебе нужно прилечь. Юкари бессознательно кивнула, позволяя Мивако увести ее в подсобку и уложить на диван. Она заснула мгновенно. А когда проснулась, поняла, что совершенно забыла о своем номере в гостинице, о Хироюки и обо всем том, что случилось с ней до того, как она отворила дверь гримерной. Холодея от стыда и ужаса, она быстро оделась и выскользнула из здания. — Что ж, ты могла бы и предупредить. — Знаю. Знаю, — повторяла Юкари. Она сидела за столом и нещадно терла лицо ладонями, надеясь привести мысли в порядок. — Сама не понимаю, как так получилось. Я просто замоталась, потом было уже поздно, и я жутко устала и прилегла, а когда проснулась, было уже утро. Хиро поставил перед ней чашку кофе, пытливо вглядываясь в лицо девушки. Юкари прекрасно понимала, что ее неискренность была очевидна, но она не могла объяснить все сейчас. Было еще слишком рано. — Кажется, ты переволновалась со всеми этими договорами, — вздохнул ее муж, садясь напротив. — На тебе лица нет. Странно, но она совсем не чувствовала укоризны. Лишь легкое беспокойство и желание сохранить тактичность. Спасибо, Хиро, — подумала она, прихлебывая горячий напиток. В такие моменты она особенно ярко понимала, как ей повезло, что рядом с ней был такой надежный и верный человек. Наверное, она недостойна быть с ним, ведь даже сейчас она думала о Джорджи. Она будет думать о нем до самой смерти: сначала его, а потом и ее тоже. И с этим уже ничего не поделаешь. Она вернулась к нему в тот же день. Проигнорировав показ, зашла без стука в личную комнату дизайнера, обнаружив его на кровати. Джорджи полулежал, меланхолично черкая что-то в блокноте. Казалось, происходившее за стеной действо не интересовало его вовсе. — Как ты себя чувствуешь? — неуверенно спросила Юкари. Коидзуми нервно пожал плечами, не проронив в ответ ни слова. Пауза затягивалась. Девушка нахмурилась. Она никогда не любила неопределенностей. — Послушай, Джорджи, — начала он, делая несколько шагов вдоль стены, — я знаю: ты не хотел, чтобы я застала тебя сейчас, так что я могу уйти, как только ты попросишь. Джорджи отложил карандаш. Хаясака замерла. Только не прогоняй меня. Позволь остаться хотя бы сейчас. — Я просил ничего тебе не рассказывать, — ровным голосом произнес он, —, но сейчас понимаю, как сильно хотел тебя увидеть. Перед смертью, — мысленно добавила Юкари и вдруг спохватилась, подбегая к нему и хватая за руку. — Но… Джорджи, так нечестно! Ты учил меня не сдаваться. Неужели ничего нельзя сделать? — она тщетно пыталась справиться с дрожью. Но тот не оценил порыва. Отклонил ее ладонь и глухо проронил, глядя в пол: — Это бессмысленно, Юкари. Я давно потерялся. Что? Из-за двери послышались аплодисменты, и Джорджи поднялся. — Не хочу, чтобы они о чем-то догадывались, — просто сказал он, распрямляя плечи и вскидывая вверх подбородок. Юкари осталось только проводить его взглядом, пока знакомая фигура не растворилась в свете прожекторов.