hidden in the shadow

POV Harry 🎧The Weeknd- Hight for this Я не обращаю внимания на мисс Браун, которая привстает со своего места, когда я буквально вылетаю из кабинета. Мне не важно, что она говорит вслед. Единственное о чем я думаю, так это не передумать, пересекая в пять шагов расстояние от моего кабинета, до её. Моя рука касается дверной ручки, но я не тороплюсь её дёргать, дав себе ещё пару секунд, чтобы вдохнуть и выдохнуть. Моя крайне надоедливая в данный момент секретарша подходит ко мне, и с широко вылупленными глазами переводит взгляд с моего лица на руку, в которой я удерживаю ручку. Я смотрю на неё, словно говоря, чтобы она смылась отсюда, пока не потеряла своё рабочее место, и, к моему счастью, в её голове достаточно серого вещества, чтобы поступить именно так. В последний раз жадно втянув воздух в легкие, я проникаю внутрь маленького кабинета, сразу же обращая внимание на пустой стол. Моя паника идёт по нарастающей ровно до того момента, пока я не замечаю её, сидящей на маленьком диване, в той позе, в которой я застал её не так давно, в стенах её  квартиры. Она захлопывает книгу, покоящуюся  на коленях, и её вопросительный взгляд встречается с моим смятением, окончательно и бесповоротно превращая меня в пятнадцати летнего мальчишку, который мнётся на пороге, не зная, что делать дальше. Как взгляд девушки, вроде неё, такой взбалмошной и непонятной, может быть пропитан таким душегубным очарованием? — Я хотел предложить тебе сходить на обед, — я говорю, и мой голос звучит уверенне, чем я предполагал. Она улыбается и встаёт с диванчика, возвращая книгу на одну из полок на стене. Я пытаюсь вчитаться в название, но она отвлекает меня, приближаясь и лишая не только пространства, но и воздуха. — Ты лишил меня обеденного времени, — она хмурится, и я ухмыляюсь в ответ. Ей приходится носить еду в контейнере, потому что я запретил ей покидать кабинет на обед в рабочее время в связи с её прогулом в первый рабочий день. Она была жуткой занозой в заднице в это время, демонстративно заявляясь в мой кабинет, и обедая именно там. Я всегда выражал недовольства по этому поводу, но никогда не пытался её спровадить, даже не смотря на то, что некоторые части её еды переодически прилетали в мои кудри. — Я могу предоставить тебе обеденное время вновь, — я пожимаю плечами, делая совершенно невозмутимый вид, — я ведь босс. Она ухмыляется, внимательно вглядываясь в мои глаза, словно ищет подвоха, но ничего подобного в моих мыслях и не присутствует. Я просто нуждаюсь в ней, просто хочу побыть рядом, слышать её речи, участвовать в постоянных спорах с ней, быть не согласным в каждом из вопросов, которые она поднимает, и наслаждаться тем, как она смотрит на меня. Я ведь чувствую себя особенным только рядом с ней. — Хорошо, — она удивляет меня, согласившись так просто, и я щурюсь, вглядываясь в её выражение лица. Теперь уже мне хочется начать искать подвох, — но мы пойдём туда, куда я захочу. Она ухмыляется, а в моей голове уже звучит молитва, потому что ничего хорошего эта её идея не предвещает. Я надеюсь, что ее выбор не падет на тот бар, который я успел возненавидеть и вместе с тем полюбить за встречу с ней. Но сейчас я смотрю на неё, широко улыбающуюся, как Чеширский кот, и волнение внутри меня нарастает, но я готов на все, лишь бы быть рядом с ней. Сейчас. _______________ Уже через пол часа мы подходим к некому заведению не в лучшем районе города, в котором, по словам моей спутницы 'самые лучшие тако на свете'. Я не спорю с ней, хотя ужасно устал идти пешком. Она подняла меня на смех, когда я собирался приехать к этому маленькому заведению на своём майбахе. Одним из условий нашего совместного похода на обед была пешая прогулка, и я не помню, когда в последний раз проделывал такой большой путь ради чего-то, что было съедобным. Но все это было явно не ради еды. Это было ради девушки, до неожиданности разговорчивой и весьма задорной, которая весь путь подкалывала меня, мой статус и миллионы, которыми я владею. Она говорила без умолку, пока мы шли по оживлённой улице Лондона, и я не отставал от неё, комментируя каждое её слово. Порой я специально не соглашался с её утверждениями относительно будущего рекламного бизнеса, просто ради того, чтобы послушать те умные мысли, которые вылетали из её аккуратных пухлых губ. — Тебе понравится, — она уверяет меня, когда я с отвращением смотрю на маленькое кафе, в которое мы собираемся зайти. Я натягиваю фальшивую улыбку, и она посмеивается надо мной, быстро заходя внутрь. Я следую я за ней, попутно рассматривая атмосферу вокруг. Помещение маленькое, и я скорее назвал бы его тесным. Народа немного, но достаточно для того, чтобы это слегка раздражало меня. Красные диванчики и столы выглядят старыми, но все мои претензии улетучиваются, когда Одри поворачивается ко мне, чтобы спросить в последний раз, доверяю ли я ей целиком и полностью. Я мнусь секунду, прежде чем осознаю, что она говорит лишь о выборе еды, а не о чем-то большем, но, когда я киваю, я вкладываю в свой ответ намного больше. Я доверяю ей. Целиком. Полностью. Неважно, какие безумные и вместе с тем противоречивые мысли она вызывает во мне, я вижу в ней то, что даёт мне надежду и свет, поэтому я так очарован всем, что связанно с ней. Она расплачивается за наш заказ прежде, чем я успеваю протянуть свою дебетовую карту кассиру, и она смеётся надо мной, пихая мне поднос с нашим заказом в руки. — Ты правда хотел расплатиться  картой здесь? — она продолжает смеяться, когда я ворчу о том, что она не должна была оплачивать заказ, — в этом районе даже нет банка, Гарри. — Мне не нравится, что ты платишь за заказ, — я до сих пор не отошёл от этого, но перевариваю её слова и понимаю, что опрометчиво было с моей стороны махать здесь своей платиновой картой. Мы садимся за самый угловой стол, и я почему-то думаю, что это любимое место Одри в этом заведении. Она удобно располагается на диванчике напротив меня, и я, предварительно поставив поднос на стол, повторяю её действия. Это место похоже на зону комфорта, и, по-видимому, мы разделяем эмоции на двоих, когда начинаем улыбаться, просто вглядываясь в глаза друг друга. Она начинает пробовать свой тако, а я просто смотрю на свою порцию, морща нос. То, что лежит на подносе выглядит аппетитно, но я придерживаюсь правильного питания и не привык есть в таких заведениях, поэтому таю  глуплю надежду на то, что Одри будет все равно на то, съем я свой тако или нет, я просто смотрю на неё. — Почему ты не ешь? — её голос звучит надменно, но по выражению лица я могу понять, что она озадачена, а может даже и слегка опечалена этим. — Я не привык к такой еде, — честно отвечаю я, пожимая плечами. — Какой избалованный английский мальчик, — она дразнит, и я улыбаюсь нелепому прозвищу, которое она мне дала, — я уйду, если ты не попробуешь. Я выдыхаю, думая о том, будет ли правильно отказываться от её предложения, и понимаю, что нет пути назад, поэтому сдаюсь, склоняясь над своей тарелкой, и пробую слишком маленький кусочек блюда, которое она называет божественным. Уже через пол часа я доедаю третью порцию тако, заказанного мной, поэтому что это и впрямь еда, спущенная с самого Олимпа, и в этом у меня нет никаких сомнений. Одри смеется, останавливая меня от покупки третьей порции, и я веду себя отчаяннее, лишь бы слышать звук её смеха дольше. Наша прогулка превращается в бесконечную, когда мы оказываемся в парке, который значит для нас двоих похоже слишком много. Я вижу здесь своё детство, весёлые годы, проведённые в полной беззаботности, и Одри, похоже, тоже. Я вовремя притягиваю её к себе за талию, когда какой-то велосипедист почти врезается в неё, и наш зрительней контакт при этом необоснованно продлён. Как только я ослабляю хватку, она выскальзывает из моих рук, и все возвращается на круги своя. Мы тут, около друг друга, чувствуем эту близость и тягу, но никогда не допустим ничего, что свело бы нас двоих с ума окончательно. Мы сворачиваем в сторону леса, туда, где так мало людей и много жизни. Я вижу, как Одри вдыхает запах хвойного леса, и наклоняюсь чуть ближе к ней, чтобы дышать ею. Она опьяняет и прекрасно понимает это, но сейчас её не заботит то, смотрю ли я на неё, увеличен ли пейзажем вокруг. Она идёт прямо, слово знает этот путь, а я следую за ней, потому что понимаю, что никогда не смогу свернуть с этого пути. Сигнал моего телефона заставляет меня остановиться на пару мгновений. Я вглядываюсь в экран и виду имя 'Эмми' на нем. Мой палец застывает между красной и зеленой клавишами, впервые задумываясь, какой из вариантов будет правильным. Мои мысли прерываются, когда я слышу, как Одри зовет меня. — Гарри! — её голос звучит так приятно, и я не думаю второй раз, прежде чем сбросить вызов и отключить телефон. Я смотрю на Одри, которая бегает по старым развалинам в непримечательном месте, и радуется самому месту, а не его пафосу. Похоже это то самое место, в которое она так уверенно направлялась, и я постепенно начинаю чувствовать, как в моем сознании происходит перестановка между тем, что я должен и что я хочу. Я хочу идти вслед за Одри, пачкая свои дорогие ботинки в грязи, но не упуская возможности послушать её хихиканье. Я хочу видеть, как она полностью перепачкается, но все равно останется безумно красивой. Хочу провести по её волосам рукой, когда они будут слишком лохматыми и запутанными, я хочу подхватить её, когда она споткнётся, и чтобы она схватилась за меня, как за свою опору. И я не хочу, чтобы на её месте была Эмми. Я и не должен хотеть. — Это тот самый дом, — она продолжает бежать на встречу руинам, которые она называет домом, но я следую за ней, пытаясь не отставать и подхватывать каждый раз, когда она теряет равновесие. Я схожу с ума от тех моментов, когда она торопится выбраться из моих объятий, чтобы побежать ещё ближе к дому, не обращая внимания ни на что вокруг. Ни на что кроме меня и дома. И мне нравится быть частью её внимания. — Что это за место? — мне интересно узнать, почему для девушки, которая не ценит ничего вокруг, эти руины так дороги. — Мой папа, — она делает паузу, останавливаясь и поворачиваясь ко мне, её лицо печальное, и я знаю, что это больная тема, — это была наша крепость. Она слегка посмеивается, закрывая лицо руками. Я вижу, как вспыхивают её щеки, и понимаю, что она смущена своей откровенностью. Она не из тех, кто привык делиться  своим внутренним миром или приятными воспоминаниями, но сейчас, стоя передо мной, она аккуратно подбирает слова, впуская в свой мир, и я счастлив этому. Девушка, которая недавно заставляла жару поглотить моё сознание, которая села ко мне на колени и заставила попробовать самый острый и вкусный тако на свете, привела меня к месту своего детства, которое делила только с отцом- единственным человеком, которого ценила. — Неужели ты была принцессой? — я посмеиваюсь, убирая её руки от лица. — Нет! — она выглядит злой и оскорбленной от моих слов, и я смеюсь ещё больше, — я была стражником! Она произносит это с гордо поднятой головой, и мне приходится приложить очень много усилий, чтобы не прижать её к себе. Необходимость в этом присутствует во мне с того самого момента, как наши глаза встретились на просторной кухне её матери не так давно, и до этого дня, когда я буквально готов сойти с ума от любой её просьбы, даже незначительной. То, как она говорит о своём отце, вызывает трепет в моей душе. Эмми всегда была мила в этом плане, но это было не так. С Одри я делил все те нечастые эмоции, которые она проявляла, и мог лишь надеяться на то, что она делит мои, хотя это слишком эгоистично с моей стороны. Я не знаю подробностей жизни её отца, но миссис Росс утверждает, что характер её младшей дочери пошёл под откос после его преждевременной кончины. — Ты любила своего отца, — тихо произношу я, останавливаясь напротив неё. Она наклоняет голову, ударяя ботинком по камню, который лежит на земле. Её взгляд, такой искренний и незащищённый сейчас, заставляет меня наклониться, в попытке создать зрительный контакт. Когда мне это удаётся, она смотрит на меня, слегка улыбаясь, и я думаю это связано с воспоминаниями о единственном человеке в её жизни, которого она по-настоящему любила, всей душой. — Он никогда не пытался видеть во мне что-то большее, чем есть на самом деле. Мне нужно несколько секунд, чтобы переварить её слова. Передо мной стоит не та роковая красотка, которая забрала мой покой, а маленькая и хрупкая девушка, которая является стражником своего мира. Мира, созданного ей, в котором она живёт, а не погрязла, как казалось мне до этого. Прежде чем моя голова начинает внятно соображать, я беру её за руку, переплетая наши пальцы. Она не вырывается. Я молчу, не зная, нужно ли рушить этот прекрасный момент, в котором существует её искренняя улыбка и наши переплетённые пальцы. Мне не нужно ничего большего в этом моменте, кроме как чуть-чуть времени, чтобы хорошо его запомнить. Быть может завтра или уже через час она вновь станет той ужасной задирой и непонятной плутовкой, но сейчас она та, кто вгоняет меня в беспамятство, и этот момент именно тот, когда мой телефон отключён обоснованно. — А ты? — она поворачивается ко мне, продолжая гулять по развалинам, и я вскидываю брови, не понимая, о чем она говорит, — я имею в виду, кем ты представлял себя в детстве. Улыбка распространяется по моему лицу, когда я вспоминаю годы беззаботного счастья и отсутствия ответственности. Все было так просто, пока я видел мир сквозь призмы розовых очков. Сейчас, когда я вырос, понимаю, как много решений сделали меня и мою жизнь серой и не счастливой, но я не поменял бы ни единого из них, осознавая, что они привели меня к этому дню. Дню с Одри. Её взгляд, обращённый на меня и никуда больше, пока я вижу вселенную в её глазах, заставляет меня дышать чаще или не дышать вовсе. Она то, в чем хочется забыться, и каждая наша общая минута- это мой крах. — Я никогда не скажу тебе, — я смеюсь, понимая, что ей не нужно будет много времени, чтобы засмеять меня за моё детское воображение. — Скажи, — любопытство берет над ней верх, когда она тянется к моему плечу, чтобы развернуть к себе и заглянуть в глаза, — я сказала тебе о себе многое. Она не выглядит обиженной, и все её слова не похожи на каприз, к чему я привык, отказывая её сестре. Она просто хочет узнать меня, мою натуру и мысли. Я, наверное, сплю, иначе, как моя жизнь может быть интересна кому-то вроде Одри Росс? — Я все равно о тебе ничего не знаю, — я говорю, встречаясь с её глазами. Никогда не видел таких глаз, не их цвет, а внутреннее содержание так интригуют меня. — Ты знаешь обо мне больше кого-либо, — она шепчет. Её глаза больше не смотрят в мои, они устремлены на дерево за мной, и я понимаю, что она сама осознаёт смысл слов, которые произнесла. Подпускает ли она кого-либо так близко к себе настоящей? Она вновь идёт впереди меня, и я осознаю, что мы, не торопясь, возвращаемся назад, чтобы покинуть парк. У меня не так много времени наедине с ней, и завтра мы вновь станем не теми, кем были сегодня, здесь, сейчас. (…) — Бэтменом, — я почти выкрикиваю, когда она идёт на приличном расстоянии впереди меня. Одри останавливается, но продолжает стоять ко мне спиной, и мне сложно понять, что именно она сейчас чувствует. Чувствует ли она безумие, подобное моему? — Я хотел быть Бэтменом, — я запыхаюсь, и моё сердце начинает биться быстрее, когда она медленно, очень медленно, поворачивается ко мне. На её лице сияет улыбка, и я не в силах сдержать ответную. — Бэтменом? — она смеётся, и я киваю головой, подходя ближе к ней. Я осторожно касаюсь её ладони, и она удивляет меня, переплетая наши пальцы. Маленькая и тёплая рука в моей дарит мне осознание покоя, и я не собираюсь отрывать от неё взгляда, пока у меня есть такая возможность. — Бэтмен тоже стражник, Гарри, — она говорит это тихо, но я слышу, сильнее сжимая её ладонь в своей.