Неопровержимые доказательства

В поместье Мироновых царила тишина. Виктор Иванович, как обычно, работал у себя в кабинете. Марья Тимофеевна, так и не убедив дочку отправиться на примерку новых платьев, уехала к модистке одна. Петр Иванович, пользуясь отсутствием хозяйки дома, украдкой предавался утехам с зеленым змием. Анна немного помузицировала. Припомнив, как играла здесь совсем недавно для домашних и нескольких гостей, она вздохнула. «Ее» Штольман, как выразился дядюшка, неодолимо привлекал ее, но и раздражал почти в той же мере. Вот уж действительно, к сердцу прижмет – к черту пошлет. То чопорно отчитывает ее с металлом в голосе, то спасает, чуть не жертвуя карьерой. Анна не понимала Якова Платоновича. Что, впрочем, нимало не препятствовало ей вновь и вновь перебирать немногочисленные свои драгоценные воспоминания: их первый поцелуй с привкусом крови от разбитой скулы Штольмана, его крепкие объятия, мальчишескую улыбку, оставляющую восхитительную ямочку на щеке… Ну, все, хватит, рассердилась сама на себя Анна. Пора бы уж заняться чем-то, не имеющим касательства к несносному полицейскому. Девушка извлекла доску, решив еще раз вызвать дух того печального поляка. Ей было до крайности любопытно, кого имел в виду Анджей, говоря «это она меня убила». Едва положив руки на доску, Анна ощутила знакомый холодок, неизменно сопровождавший ее видения. Однако вместо поляка она явственно увидела Якова Штольмана, безвольно откинувшегося на ворох грязной соломы, сидя на полу какого-то мрачноватого места. Бледное лицо освещал лишь тонкий лучик пробивающегося откуда-то сверху тусклого света. Все правое бедро было залито кровью, насквозь пропитавшей его одежду. Анна в страхе отшатнулась от доски и вскочила с места, прижимая руки к горлу. Но видение не исчезло. Яков открыл глаза, улыбнулся уголком рта. «Не убегай, Анечка. Мне легче, когда ты со мной. Ты такая красивая. Я бы вечность тобой любовался. Ты добрая. Прощаешь меня. Ты же мой ангел. Пожалуйста, побудь со мной еще немного. Вдруг я даже сейчас не успею тебе все сказать…». Анна сознавала, что слышит не слова, а мысли Якова. Он смотрел куда-то в пространство и мечтательно улыбался. «Я люблю тебя, Аня. Так странно это. Верно, потому всё никак не мог произнести этих слов. А теперь уж поздно. Борисовка эта чертова. Как это слово, забыл… овин… Тепло тут…». Яков медленно закрыл глаза, лицо его разгладилось, стало совсем молодым. Увиденное окатило Анну ледяной волной, острым камнем вонзилось в сердце, тисками сдавило горло. С глухим рыданием она кинулась прочь из комнаты. - Аннет, что с тобой, где пожар? - Петр Иванович едва успел перехватить племянницу, сломя голову бегущую вниз по лестнице. Анна схватила его за руки, затрясла: - Дядя, дядя, он погиб! Погиб где-то там, надо же найти его! - она захлебывалась словами и слезами. - Погоди, Аннет, объясни толком. Кто погиб? Почему ты рыдаешь? Вот, выпей воды, - Петр Иванович быстро плеснул в стакан воды из графина, и подал девушке. Стуча зубами, Анна с трудом сделала глоток, и попыталась еще раз: - Шш-штольман. Я вызывала духа. И он пришел. То есть его дух. Дядя, ну как же это… - и она опять разрыдалась, некрасиво всхлипывая и размазывая по лицу слезы. Петр все еще ничего не понимал: - Аннушка, ты полагаешь, что кто-то умер? Ну, давай поедем в полицию… - Да, да, непременно, в полицию, срочно, я еду, - вскинулась девушка. - Ну, нет, одну я тебя никуда не пущу. Едем вместе, - мягко приобняв девушку за плечи, младший Миронов вывел ее на крыльцо. - И по дороге еще раз по порядку мне всё расскажешь.