По пеплу сожжённого Петрограда

Сибирской степи хмурым маревом И ранних хлебозоров заревом, И ковылей прозрачной памятью Идёшь, серебряный, ко мне. Я распускаю косы чёрные, Как мы, друг с другом обрученные, Руками непослушно-сонными, Плету в одну их, как во сне. В черненых ризах лики светятся В лучах серебряного месяца, И жёлтый огонёк так теплится Крестильной маленькой свечи. Ковыль твой конь сомнет подковами, Блуждая тропами знакомыми, Осиротевшими и вдовыми Дорогами родной земли. Эмаль крестов кольца и ордена, Портрет царя из печи огненной — Как много пролито и пройдено, Да чаша выпита до дна. Сотрется позолота осени, Ковыль покроет косу проседью… Серебряный! Капельной россыпью Придёт ли к нам с тобой весна? Темнеют в ризах лики, молятся Колокола на дальней звоннице. Святой Георгий, Богородица, Христос склонились надо мной, Над ковылем, по степи выжженным, Над теми, что ушли и выжили, Над незабытыми погибшими, И над потерянным тобой. Серебряный! Я в степь холодную Пойду луну встречать неполную, Своею поступью нетвердою Сминать наш выжженный ковыль. Я распускаю косы вольные, Как мы, друг другу нареченные, А степи, от пожара чёрные, Полны курганами Орды. Они бормочут, как уснувшие Про времена, давно минувшие, Про атамана утонувшего, Потом — про Белого царя. Серебряный! Вот солнце катится! Серебряный! Что с нами станется? А косы сами распускаются, И с неба падает заря.