Лагерь у моря

      Главный вход был оккупирован целой армией ребятни, которая сновала туда-сюда. Кто-то спешил наружу, посидеть с отрядом возле огня и пообщаться, кто-то, наоборот, шел в здание с целью поваляться в комнате. Окажись на моем месте другой, ему пришлось бы долго протискиваться внутрь. Я же просто обошел дом и, открыв ключами служебный вход, отправился прямиком в свою вотчину — в кабинет: там меня ждал незаполненный дневной журнал и Ульяна.       При мысли об этом мелком рыжем бедствии губы сами собой расползались в улыбке. Девочка обладала талантом дарить окружающим частичку своей энергии и позитива. От её каверз и подколов было не обидно, а весело, даже когда подшучивали надо мной. Помню, приперла она как-то мне в кабинет несколько ящериц: тогда я её, конечно, отругал, так, для виду, и весь день ходил в приподнятом настроении, вспоминая, как заставил её ловить по кабинету сматывающихся рептилий. Всегда в движении, всегда веселая. Вечный двигатель во плоти.       «Чувак, интересно, она, когда подрастет, тоже будет такой девочкой-ракетой?» — поинтересовался внутренний голос.       «Если да, то повезет её избраннику: и любимая, и лучший веселый друг — два в одном», — ответил я сам себе.       Я шел по темному коридору первого этажа, большую часть наружной стены которого занимали огромные окна; лампочки горели не все: в это время тут мало кто ходил, вот и выключали половину освещения. Такие здания в обиходе называют «стекляшками». Поравнявшись с одним из открытых окон, я выглянул наружу, чтобы вдохнуть немного свежего летнего воздуха, прежде чем подниматься к себе. И заметил юркую тень снаружи.       По вечерней травке прямо под окном на корточках кралась Ульянка, медленно и неотвратимо преследуя большую… зеленую… лягушку! Земноводное если и подозревало о нависшей над ней, как злой рок, рыжей угрозе, то пока не подавало виду. А Ульянка, полностью сосредоточившись на импровизированной охоте, напрочь не замечала ни меня, выглядывавшего в окно прямо перед ней, ни чего-либо окружающего.       Какая картина — ляпотаааа: ночь, трава — и маленькая девочка в лунном свете, готовящая очередную шалость! Интересно, эта лягуха предназначается мне, Алисе, или еще кому? Видимо, часть витавшего в воздухе озорства от юной девочки передалась и мне.       — Поймала! — радостно воскликнула Ульяна, схватив не успевшую упрыгать жертву.       — Поймал! — не менее весело, но менее громко, сказал я, перегнувшись через подоконник и сграбастав двумя руками сдавленно пискнувшую мелкую.       Я выпрямился, на вытянутых руках бережно держа Ульянку, которая при неожиданном захвате упустила свою добычу и смотрела на меня широкими от удивления глазами. Пушистые длинные волосы девочки щекотали мои запястья, пронзительно ясные синие глаза смотрели прямо в лицо, а правой кистью ощущалось частое биение маленького трепетного сердечка. Мы оба застыли, кто знает, может — на миг, может — на полчаса: я — от собственной бесцеремонности, а Ульянка — скорее всего от шока.       «А ты представь себя на её месте? — подал голос суфлер. — Ползешь такой, никого не трогаешь, и тут — бац! — сверху из темноты тебя хватают огромные лапищи!»       Выслушав импровизированный монолог шизы, я сделал шаг назад, аккуратно, как сокровище, занося Ульяну внутрь, и поставил малышку на пол.       — Гражданин начальник, не велите казнить, велите миловать! — сказала пришедшая в себя Ульяна.       — Я, кажется, не говорил, что тебе можно уходить из палаты? — нахмурил я брови, изо всех сил стараясь не заржать.       — Но и остаться тоже не говорил! Я проснулась там одна и ушла гулять, не сидеть же.       — А как ты себя чувствуешь, чудо?       — Отлично! — улыбнулась мелкая, выставив напоказ все свои белые зубы.       — Тебе нельзя гулять одной, ты только идешь на поправку!       — Так я и не одна гуляла, — кивнула Ульянка в сторону окна.       А в открытое окно смотрела офигевшая Алиса. Заметив мой взгляд, она ехидно ухмыльнулась. Приподняла так одну бровь, приосанилась, всем своим видом показывая, что это не она, а кто-то другой несся со всех ног посмотреть, кто утащил её подругу.       — А, док, это ты, — весело сказала старшая рыжая, заметно расслабившись. — А я-то думала — всё, писец котенку, — и, взглянув на высунувшую язык подругу, она весело рассмеялась.       — Лааадно, не буду вам мешать, — задорно помахала на прощание Алиса и растаяла в ночных тенях за окном.       — Так, Штирлиц, — посмотрел я на Ульянку, — и что нам с тобой делать, а?       С одной стороны, надо перестраховаться, и пусть мелкая переночует в палате под наблюдением. С другой — организм молодой, здоровый, так что риск осложнений после обезвоживания минимален.       Положив руку на спину рыжей, я слегка подтолкнул её к лестнице.       — Ну, товарищ Ульяна, вперед меня шагом марш — сегодня тебе нужен уход и покой.       — Но я не хочу! — запротестовала мелкая.       — Если доктор говорит «надо» — значит, надо! — в корне пресек я все возражения.       Недовольно надув губки, негодница зашагала с таким видом, что, взгляни на нас кто со стороны, то решил бы, что я веду её как минимум на расстрел. Но уже через пару минут она начала что-то намурлыкивать себе под нос, размахивать руками, и вышагивать, словно на линейке. Негатив просто не задерживался рядом с ней. Пышные рыжие хвостики подпрыгивали в такт со своей хозяйкой. И при взгляде на мелкую фигурку в майке и шортиках, что так задорно поднималась по лестнице, настроение тоже ползло вверх: унывать, когда рядом бегает такое вот милое, игривое чудо, как-то не получалось.       Поднявшись на нужный этаж, я галантно пропустил Ульяну в кабинет, за что был удостоен многозначительного хмыканья со стороны дамы. В медкрыле было тихо, только в полумраке гудел холодильник с лекарствами. Включились лампы дневного света, тем самым разогнав темноту, и нашему взору предстал лагерный медкабинет во всей красе: небольшая комнатка с письменным столом, двумя шкафами, один из которых был для документов, второй для бинтов и прочего десмургического и процедурного инвентаря. А по обоим сторонам кабинета стояло по кушетке.       Достав с крышки шкафа пакет с бельем, я постелил одну кушетку Ульяне, а вторую себе. Хоть я и не помещался на них нормально и ноги торчали, создавая дикое неудобство, но сегодня нельзя оставлять пациента.       «Я знаю, что ты подумал, шиза!»       «А я что? А я ничего — не я собираюсь ночевать рядом с маленькой девочкой. Коварный педобир!» — хохмил внутренний голос.       «ТЫ! У меня и в мыслях не было!»       «Ну-ну, все так говорят вначале, а потом — лоли лоли лоли, ай лав лоли, лоли из зэ бэээст!» — запевала шиза.       «Да ты издеваешься», — догадался я.       «Может и да, чувак, но посмотри, ты остаешься один на один с весьма симпатичной девочкой, уже почти девушкой, — голос выдержал театральную паузу и… — не тормози, приласкай малышку, „мелочь, а приятно“, как говорится, ахаха!»       Ульянка легла на выделенное ей место, повозилась, устраиваясь поудобнее, и притихла. Я открыл окно, и соленый морской ветер вперемешку с запахом хвои потихоньку проветривал пропахшее медикаментами помещение. Рыжесть на кушетке снова устроила возню: то ли в одежде ей спать неудобно, то ли кушетка жесткая. Хотя, скорее всего, мелкая просто не успела израсходовать достаточно энергии, чтобы утомиться.       — Не спится, Ульяна? — поинтересовался я, сидя за столом и заполняя журналы.       Мелкая что-то проворчала про занудных докторов и трату времени впустую. Скорее всего, рыжая террористка сожалела об упущенных возможностях: столько всего можно было разворошить вместо того, чтобы тут лежать — для современных детей десять вечера не время.       «А может, она просто стесняется кое-кого, а?»       «Меня? — удивился я. — А меня чего стесняться — я на десяток лет почти старше».       «И что? Может, малышка видит в тебе в первую очередь парня, а не халат».       За окном в лагере кипела жизнь: сновали по двору ребятня и вожатые, слышался шум прибоя со стороны пляжа и крики чаек. Ветер играл в кронах деревьев, и всё вместе создавало очень уютный фон: закрывая глаза, можно было погрузиться в эту совершенно особую атмосферу детского лагеря. Кто не был в таких, тот никогда не поймет всё очарование летних лагерей, эти походы, мероприятия, новые знакомства и ощущения, когда каждый день приносит что-то новое, интересное, когда ты просыпаешься и знаешь, что день не пройдет рутинно и серо. Я представил на секунду, что было бы, будь я тут как один из детишек, лет на 10 младше меня теперешнего, смог ли я стать другом этому чуду? Мы ведь такие разные, я ребенком не был таким озорным и классным, как она. А Ульяна никак не могла уснуть и просто пялилась в потолок.       Может, внутренний голос прав, и я своим присутствием не дам Ульянке отдохнуть? Но оставлять её без присмотра тоже нельзя, как-никак девочка перенесла отравление, вдруг ей снова станет плохо. Надо как-нибудь уложить мелкую спать, чтобы она набралась сил.       Достав из личного НЗ электрический чайник, я начал заваривать для нас с Ульяной травы. Набрав воды и включив его в розетку, следующим действием я от души насыпал в большую кружку горной мяты, лично собранной мной на склонах прилегавших к лагерю холмов. Ну, можно сказать, хобби у меня такое, одно из, когда не особо много друзей и развлечений, иногда с удивлением замечаешь, сколько же в сутках времени. Заливая кипящую воду в заварку, я глянул на Ульяну. Рыжая с любопытством зыркала на меня из-под одеяла, и, забавно подергивая носиком, принюхивалась к витающим в воздухе ароматам.       Через пару минут заваривания изумрудно-зеленый настой был процежен и разлит в две емкости поменьше. В чашку, которая предназначалась Ульянке, было щедро добавлено малиновое варенье, взятое из холодильника, в котором, по идее, должны были быть только лекарства, только тссссс!       — Спасибо, — сказала малышка, принимая из моих рук напиток. — У тебя тут столько всего, смотри, начну к тебе бегать просто так, за сладким, — улыбнулась она.       Ульяна пила мелкими глоточками, то и дело дуя на кружку, вытягивая свои маленькие, блестящие от чая губки в трубочку. При этом она с головой была закутана в одеяло, из которого торчали только милая мордашка, да изящные ручки, держащие чай.       — Можешь хоть каждый день заходить, я всегда буду тебе рад, — получилось серьезней, чем я хотел сказать.       Щеки девочки вспыхнули румянцем, и, не найдя что ответить, она сделала очередной глоток из чашки.       — В общем, допивай, и ложись спать, малышка, а я буду в соседней комнате. — Я встал и уже пошел к выходу, когда моя рубашка слегка натянулась. Обернулся, и моим глазам предстало зрелище, которое я запомню, запомню навсегда, обещал я себе. Запомню, и буду вспоминать каждый раз, когда накатит хандра. Маленькая ручка, несильно, но настойчиво удерживала меня за край майки, а искренние глаза смотрели мне вслед, всем своим видом выражая нежелание расставаться.       «Когда последний раз ты чувствовал, что кто-то хочет, чтобы ты был рядом, не как врач, а просто компаньон, друг?» — сказала Шиза без намека на обычное ехидство.       — Спи, маленькая, я отлучусь на полчасика и быстро вернусь, заночую тут же, через стену, дверь кабинета закрывается изнутри на замок, отдыхай и не бойся ничего, — успокоил я Ульяну.       — Я не маленькая! — надуло щечки рыжее чудо.       Я аккуратно протянул к ней руку и погладил по голове. Волосы у рыжей были мягкими, а сама она зажмурилась и неосознанно потянулась к гладившей её ладони, ну как котенка приласкал, ощущения те же.       «Чувак, или мы останавливаемся, или я за нас не отвечаю», — сдавленно проговорил внутренний голос.       — Ложись давай, завтра тебя ждет новый, веселый день.       Я вышел и прикрыл дверь, а Ульянка до последнего смотрела мне вслед.       «Как думаешь, шиза, я предохранил себя от совершения большой ошибки или просто опять торможу?» — грустно спросил я у своего альтер эго.       «Не знаю, чувак, не знаю.»       «И тебе что, нечего высказать? Не верю».       «Знаешь, кто бы что ни говорил, я думаю, ты поступил правильно, я лишь посоветую взять у неё телефончик, узнать её получше, а через пару лет, если ты ей не осточертеешь окончательно, то тащи под венец», — посоветовал внутренний я.       Так, разговаривая сам с собой, я шел в небольшой магазинчик рядом с лагерем, решив по-быстрому прогуляться после столь насыщенного дня. Кивнув охраннику у входа, я неторопливой поступью шел по тротуару, хорошо, что не было машин, поднимающих пыль с дороги. Без приключений купив баночку колы, я хотел уже уходить.       «Чувак, купи ещё одну».       «Шиза, тебе, что ли?» — удивленно спросил я про себя.       «Ну, надо, поверь».       — Вот это беру, — протянул я две баночки колы сонной кассирше.       Добравшись до лагеря, я поднялся по длинной каменной лестнице, ведущей к обсерватории, где располагался астрономический кружок, один из многих, куда можно было записаться, чтоб совместить отдых в лагере с культурной программой.       На холме, кроме башни с телескопом, были несколько скамеек, сидя на которых, можно было насладиться видом на море и свежим ветерком.       В столь позднее время никого не было. Занятия в кружке астрономии проводились два раза в неделю, и, видимо, сегодня в здании было пусто. Я присел на одну из деревянных скамеек, лицом к морю. На водной глади отражалась луна, море сияло и мерцало, когда покой воды тревожили волны. Рядом сосны шелестели кронами, безмолвные наблюдатели жизни лагеря вот уже многие годы. Сколько детей в их тени играли, сколько впервые шептали признание девушкам, сколько поцелуев и слез видели… Жизнь течет как полноводная река: сменяются дни, недели, годы, люди приезжают сюда и уезжают, забирая с собой частичку этого места, бережно упрятав его в ворохе прочих воспоминаний. Каждый запоминает для себя главное: кто-то — свидания и объятия, кто-то — друзей и посиделки у костра, кто-то — кружки и концерты, а кто-то — вот эту вот атмосферу природы и гармонии.       Я сделал первый глоток ледяной газировки и с удовольствием ощутил, как по пересохшему после прогулки горлу прокатилась освежающая холодная вода с диким содержанием сахара и ортофосфорной кислоты.       «И каждый сам выбирает, одиночество это или свобода».       «Ты это к чему?» — спросил я у голоса.       «Да так, не обращай внимания».       Оглянувшись по сторонам, я заметил, что на одной скамейке сидит сутулая фигура. Света луны было недостаточно, чтобы понять, кто там, но, судя по силуэту, это парень, однозначно.