Голубая кровь. Книга 1. Каждому дьяволу положен свой ангел

Мы не безразличны тем, кто нас раздражает Я тихонько ступала босыми ногами по холодным плитам коридора, ведущего к отцовскому кабинету. Женя привез меня в особняк около получаса назад и, к моему удивлению, папа доверил мои поиски Алексею, закрывшись у себя. Это вызвало бы подозрение в любой день, кроме этого. Я прекрасно знала, чем он занят в столь поздний час. И это чертово осознание разрывало и без того обливающееся кровью сердце. Нащупав прохладную ручку, я сосчитала до пяти и осторожно дернула ее вниз. Сквозь небольшую щель взору открылось мрачное помещение, освещаемое лишь огнем из камина. Танцующие языки пламени кидали на все огромные тени, предавая кабинету некую атмосферу комнаты древнего вампира, любившего уединение. Заметив отца в кресле-качалке, я бесшумно засеменила ступнями по ковру, не сомневаясь, что он догадался о моем присутствии еще в коридоре. От мужчины сложно было скрыть любое перемещение. Построив собственноручно этот дом вместе с бригадой рабочих, папа изучал каждый кирпич, каждое достоинство и каждый изъян воздвигаемого особняка. Полноправный властелин, умный, могущественный хозяин. Иногда мне казалось, будто у стен действительно были глаза и уши, которыми он видел и слышал. — Если соберешься сбегать, предупреди меня в следующий раз, — не оборачиваясь, тихо, почти одними губами прошептал отец. Легкие на миг сжались, и я не смогла сделать полноценного вдоха, едва не закашлявшись. Воздуха на какой-то миг стало катастрофически мало, а совесть огромным молотом ударила по голове, заставляя кривиться от злости к самой себе. Скользнув подушечками пальцев по деревянному изгибу кресла, я ощутила его гладкость и холод. — Обязательно… папа, — последнее слово далось особенно трудно. Уже давно мы не общались как родитель и его дочь. С появления Елены два с половиной года назад. Она будто что-то сломала в моем родном человеке, стерла, уничтожила его и склеила в ту композицию, в коей нуждалась ее прогнившая душа. В том, что она была гнилой, я не сомневалась ни секунды. — Три года, милая, теперь уже три года, — опуская прошлый разговор, проговорил мужчина. Приблизившись к нему, я положила руку на сильное плечо, зачарованно рассматривая танцующее в камине пламя. Нужно было сфокусировать на чем-то свой взгляд, сосредоточиться и не дать волю режущим глаза слезам. Это было бы уже просто лишним. Я слишком часто плакала, чтобы снова позволить себе эту никчемную слабость. Мама всегда хотела, чтобы я была сильной. — Я скучаю, пап, — я наклонилась к отцу, обнимая его голову своими руками. — Скучаю по тебе. По своему отцу, а не по тому, что от него осталось. Он напрягся. Не хотел снова выслушивать то, что я собиралась ему сказать, не хотел снова ругаться и кричать, но сдался. Расслабил напряженные плечи, погладив сухими пальцами мою щеку. — Она разрушила нашу семью. Он кивнул, медленно, осознанно, будто действительно соглашаясь с моими словами. — Мы стали чужими, пап. Снова кивок. Такой тяжелый, будто у него на шее висит неподъемный груз. О да, пап, он висит, и этот груз имеет имя. Елена. — Я не хочу говорить об этом, только не сегодня, солнышко. Сердце пропустило удар. Глаза все-таки защипало от застоявшихся слез, которые в ту же секунду горячими, влажными дорожками потекли по щекам. Как же давно он не называл меня так. Как же, черт возьми, давно. Я даже вообразить не могла, что так сильно соскучилась по милому, детскому прозвищу. Неожиданно, мужчина поднялся, в два шага достигнув каминной полки. Протянув вперед жилистую, но давно иссохшую руку, он нащупал за многочисленными фоторамками небольшой сверток, который протянул мне. — Это дневник твоей мамы, она сказала, что когда-то наступит очень тяжелое для тебя время, и что именно здесь ты сможешь найти ответы на некоторые свои вопросы. Приняв подарок, я обняла отца. Предчувствие подсказывало, что такой подарок был как нельзя, кстати, и сейчас я молила Бога, чтобы мама не описывала в нем пособие по безопасному сексу. Мне нужны были подсказки, ее мысли, чувства. Что-то в глубоко внутри подсказывало мне, что смерть мамы была связана с альянсом. Но все тайны и загадки было решено отложить до утра. Усевшись с отцом на просторный диван перед журнальным столиком со старой лампой, я примостилась у него под боком, наслаждаясь теми немногочисленными минутами, которые никакая Елена не смогла бы отнять у меня. Минутами, когда суровый бизнесмен превращался в любящего и нежного папу.

***

Утро наступило слишком быстро, слишком настойчиво и болезненно. Когда я очнулась на диване в кабинете отца, его самого там уже не было. Лишь бережно накинутый плед красноречиво говорил о том, что вчера мне это все не померещилось. Не привиделось, подобно прекрасному сну. Правда, помимо этого была еще одна немаловажная деталь: острый уголок свертка, впившегося в мою ладонь. Отключив будильник, трель которого раздражала уши, я медленно поднялась, принимая сидячее положение. Повертев в руках хрустящую упаковку, я ощутила, как сердце в один миг забилось быстрее. Хотелось разорвать блестящую бумагу и узнать содержимое дневника, но я сумела удержать свой разрушительный порыв. Решив принять душ, я быстро пересекла особняк, поднимаясь к себе в комнату, которая находилась в противоположной части от кабинета. Когда вчерашняя одежда уже покоилась аккуратной стопочкой в корзине грязного белья, а по моей спине застучали горячие струйки, я почувствовала огромное облегчение. Будто эта вода могла смыть с меня абсолютно все: страх, неуверенность, чувство чертовой недосказанности. Женя явно умолчал о чем-то. Личные мотивы? Насколько же они дороги ему, что Громов даже не дал подсказку? Хотя бы что-то, от чего можно было додумать полную картину. Просто личные мотивы. Решив разобраться с этим позже, я намылила голову и тело, следя за тем, как пена медленно стекает по ногам и исчезает в воронке слива. Мысли мешали соображать. Слишком много вопросов и ни одного ответа. Обернувшись в мягкое, махровое полотенце, я наступила босыми ногами на паркет, оставляя на нем мокрые следы. Особо не беспокоясь о такой мелочи, которую уже через минуту уберет домработница, я прошествовала в свою комнату из ванной, со вздохом облегчения падая около камина. Отец говорил, что мать их просто обожала и потому снабдила ими почти каждую комнату. Честно говоря, камины были по душе не только ей. Смотреть, как среди пепла и обугленных головешек горит новое, сухое дерево — было поистине завораживающим зрелищем. Через огонь я многое понимала, многое начинала видеть иначе, под другим углом, с деталями, скрытыми ранее от любопытных глаз. Не заботясь о том, чтобы вытереться, я схватила сверток и развернула его. Внутри лежал небольшой дневник в кожаной, коричневой обложке. Ощутив в груди непонятный трепет, я с трудом открыла первую страницу. Сердце тут же пустилось вскачь. «Дорогая Пелагея, если ты читаешь это, значит, меня уже нет в живых, иначе мы бы смогли разобраться с этой нелегкой задачей вместе. Ох, … Я даже не знаю, с чего начать, правда. Наверное, ты будешь во многом винить меня, но пойми, я тоже была юна и совершала большие ошибки, повлекшие за собой это. В своем дневнике я оставлю тебе все сведения, коими располагаю сама. Во-первых, не доверяй людям, посвященным в историю, которую я тебе расскажу. Ты можешь верить лишь себе. Возможно, через некоторое время, следуя моим инструкциям, ты найдешь других наследников, но пока держи все в тайне. Даже от собственного отца и брата. Во-вторых, первым делом отправляйся по этому адресу — улица Дождей, дом 47 — там ты должна найти женщину, делающую татуировки. Запишись к ней на прием и назови мое имя, она поймет, кто ты и поможет. А пока я поверхностно введу тебя в курс дела. Милая, когда я была юна, я влюбилась в одного человека, уже будучи замужем. Наш брак по началу был фиктивным, и я не хотела мириться с тем, что меня просто продали, я хотела огромной, чистой любви. Он обещал мне ее, клялся и был готов на любые безумства. Мы едва не убежали из страны, но я вовремя взяла себя в руки и повзрослела. Смогла разглядеть в Сергее нечто большее, чем он показывал. Но Александр не был готов потерять меня. Я тогда металась меж двух огней, пока не узнала истинных мотивов моего лже-любовника. Альянс. Он знал про объединение и думал, что часть пазла находится в моем теле. Я до сих пор не знаю, кому вживили ключ, вот только Саша был исполнен уверенности. Я не буду раскрывать тебе все тайны, ведь дневник может попасть в чужие руки. Как только найдешь татуировщицу, вырви этот листок, чтобы никто больше не знал, где ее искать. И не читай дальше. Всему свое время. Для начала ты должна выполнить свое первое задание, милая. Я не сомневаюсь, у тебя получится. Лисан ответит на твои вопросы. Я едва не задохнулась. Когда страничка закончилась, я поняла, что все время сидела с задержанным дыханием. Капельки воды перестали катиться по спине, высохли, и теперь жар камина разогревал незащищенную кожу. Лицо пылало, когда я прикоснулась подушечками пальцев к щекам. Прошло всего три минуты, я мне казалось, будто перед глазами пронеслась целая вечность. Совсем немного информации, а я готова сойти с ума. В висках била ноющая боль, иногда переходящая в режущую. Хотелось кричать, плакать, сломать что-нибудь, но избавиться от этого знания. Знания о том, что я вляпалась во что-то очень страшное, и что теперь могу рассчитывать только на себя. Опустив руку, я даже не почувствовала, как дневник выскользнул из вспотевшей ладошки. Машинально пригладив влажные волосы, я отрешенно смотрела прямо перед собой, пока на журнальном столике не заплясал мой мобильный. Сморгнув наваждение, я поднялась на ноги, хмуря лоб. На экране высвечивался незнакомый номер. — Да? — Привет, красавица, — насмешливо отозвался на том конце Дима. — Слушай, прости, что в такую рань, да еще и в выходной день, но ты вчера случайно никого в «дыре» не потеряла? Все мысли разом вылетели из головы. В горле пересохло, и вмиг образовавшийся огромный ком лишил возможности говорить. Я едва устояла на ногах, трясущимися руками прижимая полотенце к груди. Твою мать. Твою херову мать… Оля. — Так вот, — расценив мое молчание правильно, Киселев продолжил все так же радостно: — Она сейчас в квартире у Жени, с ней, видимо, случилась какая-то лажа, девушка от всех шарахается и лишь невнятно мычит твое имя. Я сейчас подскочу, заберу тебя, и прокатимся до Громова, окей? — Остановись в двух кварталах от моего дома, ясно? Мне не нужны лишние вопросы. — Без проблем, красавица. Я положила трубку, в бессилии падая на кровать. Чувство вины молотом забило по голове, а слезы потекли из уставших глаз. Правда, всего на ничтожный миг. Почти мгновенно губы исказила безумная улыбка отъявленного камикадзе. Сегодняшний день обещал быть невероятно насыщенным.

***

Многолюдный офис, в стенах которого куча офисных работников трудятся с утра до ночи. Компания, чей бизнес процветает последние пять лет. Люди суетятся, урезают себе перерывы, лишь бы не вылететь с прибыльного, насиженного места. Работники настолько увлечены процессом, что не видят дальше собственного носа. Когда им сказали ни под каким предлогом не заходить в кабинет номер тридцать шесть, что находился в конце северного крыла пятого этажа, ни у кого даже не возникло вопросов. Просто так было необходимо. Стуча по паркету своими новыми туфлями, высокий парень, чье лицо скрывал капюшон, медленно шел по направлению к тому самому кабинету. Огляделся, чтобы никто не заметил его проникновения, и медленно потянул на себя ручку. Темная комната, насквозь пропитанная сыростью. Здесь нечем дышать, а дикое желание бежать становится невыносимым. Но этим двоим, кажется, было абсолютно наплевать на такой маловажный факт. Ведь в следующий же миг гость закрыл за собой дверь. Вальяжно прошел к окну и закурил. Человек, расположившийся в кресле, уже давно ожидал его и начал разговор, будто с обрывка незаконченной, необоснованной фразы. — Она может мешать, — он сделал несколько затяжек, вертя между пальцев массивную трубку. Смакуя во рту слюну, говоривший складывал губы вытянутой буквой «О», выпуская рвущийся наружу дым в виде колец. Это доставляло ему настоящее удовольствие. Меньшее, чем секс, но тоже немало важное. — Нет, — высокая фигура у окна выбросила окурок в стоящую неподалеку урну. Карие глаза сузились почти предупреждающе, будто пытаясь напугать своим нездоровым блеском. — Она всего лишь ребенок, и я сам выясню необходимую вам информацию по поводу ключа. Передай хозяину, что я принял это задание вместо брюнетки. С этими словами он бросил на стол новую пачку сигарет, будто пытаясь подкупить этим доносчика. Получилось. Уже в который раз. Просто не стоило скупиться на дорогой табак. — С тобой приятно иметь дело, малыш. Эта фраза врезалась ему в спину, и парень едва не сплюнул прямо на пол. Сказанная жирным доносчиком реплика совершенно ему не льстила. Выйдя на свежий воздух из высотного здания, он снова натянул на лицо слегка скосившийся в сторону капюшон, выискивая среди неприметных тачек свою машину и водителя. Благо, тот подскочил уже через несколько мгновений, стоило хозяину появиться неподалеку от крыльца. Оказавшись в салоне, парень открыл окно и быстро назвал нужный адрес. В его кармане завибрировал мобильник. — Да? Я еще успеваю вас проводить, скоро буду.

***

— Оля, — я коснулась щеки подруги, всячески игнорируя красноречивый взгляд Громова. Он стоял за моей спиной, будто намереваясь прожечь дыру в моей спине. Но сейчас это было совсем неважно по сравнению с тем, что творилось с моей подругой. Брюнетка, забившись в угол темной спальни, лихорадочно прижимала к груди декоративную подушку и таращилась на нас так, будто видела впервые. Отшатнувшись от моей руки, Оля заплакала. — Прости меня, — мой шепот звучал слишком громко в наступившей тишине. Оба парня застыли около двери, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и изучая всю эту ситуацию со стороны, пытаясь что-то понять и проанализировать. Пока мне было ясно только одно: с моей веселой, впечатлительной подругой случилось что-то настолько ужасное, что на время лишило ее дара речи и нешуточно испугало. — У нее есть близкие? — Громов коснулся моего плеча, заставляя вздрогнуть. Поднявшись с колен, я бросила на девушку еще один виноватый взгляд и вышла из комнаты следом за парнями. — Бабушка в другом городе, здесь она живет одна, — я прошла в уже знакомую мне гостиную, обессиленно падая на диван. — Хорошо, — Кис принес поднос с ароматным кофе, водружая его на журнальный столик. — Ты выглядишь озадаченной, это из-за Оли? — на его лице на короткий миг появилось сочувствующее выражение. Медленно кивнув, я перевела взгляд на Женю, который докуривал сигарету около окна. — Я должна была вспомнить о ней раньше, одному Богу известно, что могло так ее напугать, — я закусила нижнюю губу, в который раз за день погружаясь в размышления. Слишком много проблем навалилось за последние сутки. В дневнике ясно говорилось о том, что доверять не стоит никому, вот только вряд ли я справлюсь одна. Что может слабая девушка против целой сети аристократов? При этом не зная их в лицо? Ответ напрашивается сам собой. Нащупав в кармане сложенный лист из дневника, я набрала в легкие побольше воздуха. Мама, помоги. Лишь бы не совершить ошибку, рассказав им об этом. — У меня есть информация по нашему делу, но в обмен на нее, я прошу на время оставить Олю в безопасном месте. Как только она придет в себя, я возьму заботу о ней на себя. Выпалив это все на одном дыхании, я уставилась прямо перед собой, впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней. Бешено колотящееся сердце мешало здраво оценивать положение, а гулкий стук в ушах и ком в горле сбивали с толку. Отпив немного напитка из своей кружки, первым заговорил Дима: — Это ведь не проблема, Жек? Оставить ее здесь на несколько дней? Я тут же перевела напряженный взгляд на Громова. Отойдя от окна, он обернулся к нам лицом. В пять шагов преодолев расстояние от стены до дивана, он рухнул неподалеку от меня. Одного прикосновения его колена к моему бедру хватило, чтобы ощутить исходящий от него жар. Едва подавив дрожь, которая прошлась по всему телу от мимолетной близости парня, я шумно выдохнула, тут же заливаясь краской. Непонятная реакция моего организма сильно озадачивала. — Не проблема, — проговорил Евгений Александрович, вглядываясь в мое лицо. От него очень сильно пахло дымом и сладкой ноткой мужского парфюма. Невольно вдохнув поглубже его запах, я старалась не сильно стушовываться под пристальным взглядом голубых глаз. Больше Громов не произнес ни слова, явно ожидая моего выхода на бис. Быстро размяв затекшую шею, я достала листок дневника с адресом из кармана и протянула его сидящему рядом парню. Киселев тоже заинтересованно вытянул шею, будто пытаясь через несколько метров разглядеть написанное. Быстро пробежав глазами по адресу, Женя вернул листок обратно. — В мамином дневнике сказано, что женщина, проживающая по данному адресу, должна нам помочь. — Бесполезно, — Громов разочарованно пожал плечами, ловя на себе мой недоумевающий взгляд. — Я был у мадам Лисан два года назад, записался на прием и сделал тату, — парень поднялся с дивана, задирая футболку и демонстрируя странную руну на левой лопатке. — Но она отказалась рассказывать. Оставила на мне эту руну, значение которой я должен понять сам. Плюс ко всему, сейчас ты вряд ли сможешь попасть к ней, она больше не принимает клиентов. — Меня она примет, — я упрямо вздернула подбородок. — И расскажет все, что я захочу знать. Сама того не понимая, я бросала Громову вызов. Глаза Евгения Александровича вмиг потемнели от накатившей на него злости. Будто яркое солнце вмиг затмили набежавшие тучи. Такая резкая перемена настораживала, но не пугала. По крайней мере до тех пор, пока он не давал выход своей разрушительной энергии, держал своих демонов при себе. — Ты слишком самонадеянна, — произнес он одними губами, разворачиваясь к выходу. — Лезешь в самое пекло, туда, куда тебя лезть никто не просил. — А ты слишком быстро сдаешься, бежишь от трудностей, как трус, — прошипела я в ответ прежде, чем успела прикусить язык. В беспомощности обернувшись к стулу, где сидел Дима, я с ужасом поняла, что он успел покинуть комнату. Наверное, чтобы проведать Олю или еще по какому делу, все равно, главное, что в клетке с тигром я осталась совсем одна. — Это я бегу? — он сделал шаг, склоняя голову к плечу. Будто хищная птица, заметившая умирающую жертву. Голубые глаза опасно блеснули. Кляня себя за длинный язык, я жалела, что не могу просто стереть собственные слова из его памяти. Но сделанного, как печально известно, воротить невозможно. — Да что ты можешь знать?! — его крик сотряс стены гостиной, отражаясь от них зловещим эхом. Едва сдержавшись, чтобы не закрыть уши руками, я лишь вперила в него прямой взгляд, стараясь выровнять сбившееся дыхание, обмануть его, показав свое напускное спокойствие. Вот только Громов не был дураком. Он видел меня насквозь. Еще шаг, и сердце упало ниже диафрагмы, а легкие сдулись, подобно воздушным шарикам, проколотым острой иглой. Катастрофически не хватало воздуха. Не было возможности даже беспомощно открыть рот, подобно выброшенной на берег рыбе. Это бы означало мое поражение. — Знаешь, каких людей я больше всего ненавижу? — последний шаг, и Громов склонился надо мной, припечатывая сжатые ладони по обеим сторонам от моей головы. — Таких, как ты. Не имея ни малейшего понятия о том, что такое настоящий риск и опасность, ты смеешь называть меня трусом. Ты просто избалованная принцесса, от которой парни бегут, словно от чумы. — Да как ты?! — я задохнулась от возмущения, не закончив своей реплики. Это была чистейшая, мерзкая правда с привкусом горечи. Из-за влиятельности отца я не могла завести ни одни нормальные отношения, все боялись его, тряслись от страха, боясь быть уничтоженными его властью. Отец не одобрял никого. Но я быстро мирилась с этим, решив, что правильнее всего будет подумать о партнере после выпуска. Вот только откуда это все знал он?..  — Ты собираешь на меня материалы?! — я схватила парня за собравшиеся около груди складки его серой футболки. Голубые глаза на миг расширились, выдавая с потрохами накатившее на него удивление и растерянность. Правда, выигрышное положение сопутствовало мне очень недолго. Не рассчитав силы, я рванула Громова на себя так сильно, что его ладони соскользнули с гладкой поверхности, а наши лица оказались в паре жалких сантиметров друг от друга. Я приоткрыла рот, ощущая, как на меня накатывает паника. Пальцы, сжимающие ткань, мелко задрожали, вызывая на лице Евгения Александровича улыбку. — Это ты настоящая трусиха, — нагло улыбнулся он, сверкая темными глазами. Впитывая каждую мою эмоцию, каждый вздох и эту раздражающую, беспомощную дрожь. Перехватив теплыми руками мои ладони, он неожиданно наклонился еще ближе, щекоча своим дыханием и без того распалившиеся щеки. Сделав слабую попытку вырвать свои руки из его хватки, я против воли зажмурилась, чувствуя, как бешено заходится сердце. Слишком много Громова. Так много, что он заполняет собой всю эту комнату. Всю квартиру. Весь город. Весь мир и вселенную. — Глупая, — выдохнул он прямо в мои губы, едва касаясь их своими. От этого мимолетного, едва ощутимого, но горячего прикосновения хотелось выть. Правда, длилась сладкая пытка не больше двух секунд: Женя отстранился, насмешливо вглядываясь в мое смущенное лицо. — Этот раунд я выиграл, ты закрыла глаза вместо того, чтобы попытаться отвернуть лицо, ждала, что я тебя поцелую и смирилась, — с этими словами он вышел из комнаты, едва не сбив с ног летящего обратно Диму. Потерев ушибленное плечо, Кис снова оказался на прежнем месте, в своем излюбленном кресле, с закинутыми на журнальный столик ногами. — Что это с… — он не договорил, во все глаза уставившись на мою красную физиономию. Едва дыша от смущения и злости, я лихорадочно сжимала кулаки, сдерживая себя, чтобы не разбить чего-нибудь. На щеках румянцем сгорало унижение. Хотелось содрать с себя кожу, лишь бы она забыла недавние прикосновения, заставляющие так сильно биться сердце. Нужно было срочно сосредоточиться на чем-нибудь другом. — Собирайтесь, мы едем к Лисан. Его голос звучал несколько приглушенно из соседней комнаты. Спокойно, без намека на одолевающие эмоции. Скрипнув зубами, я схватила со столика кружку и в один глоток вылила в себя ее содержимое. — Видимо, тут было весело. Пропустив слова Димы мимо ушей, я поднялась. Один ноль, значит. Уж поверь, Евгений Александрович, я в проигрыше надолго не останусь.