Глава 4. Сердцебиение.
1 мая 2017 г. в 00:08
После того, как Усуи Такуми ушёл в свой реальный мир, наверное, настал покой. Я так думала, но на самом деле обманывала себя, упорно утверждая в уме, что он не мог за такой короткий промежуток времени запасть мне в душу. В это трудно поверить. Такого не могло произойти. Определённо.
Если меня спросят, одиноко ли мне? Я бездумно отвечу — да. Мне всегда одиноко, будь то в шумных местах или в кругу семьи. Я чувствую себя чужой, где бы я ни находилась. А если меня спросят, есть ли тот, с кем мне не одиноко? Я скажу — появился. Такой человек существует. Он есть.
Я осознала это только что, сидя на кровати, в тишине, до сих пор чувствуя привкус того вкусного бэнто во рту. Теперь я жду его с трепещущим сердцем, безрассудно рассчитывая на дружбу с ним. Пускай я никогда не увижу его лица, не прочитаю по его задумчивому взгляду его скрытую тревогу или радость. Возможно, никогда не смогу ходить с ним бок о бок, обсуждая выход какого-нибудь нового фильма или куда лучше пойти поесть после очередного утомительного дня в школе. Но…
Сакура мне однажды сказала, что со мной бывает порою одиноко. Наверное, для других прозвучало бы это несколько иначе. Ведь одиночество, по сути, никто не любит. Никто и никогда, какое бы паршивое настроение у него не было, не пожелает остаться в одиночестве всю жизнь. И всё же, слова Сакуры тогда поразили меня настолько, что я впервые почувствовала себя не бременем, не обузой, а неким источником для близких мне людей. Сакура сказала: «Миса-тян, одиночество — это уют. Временами, человеку нужно собраться с мыслями, выговориться, посидеть в молчании. Это нормально. Всем необходима та самая трещина из одиночества, чтобы отбросить прошлые обиды, изгнать из души ту боль, что съедает изнутри».
Я поняла, что, если со мной одиноко, это не страшно. Я ведь могу таким образом исцелить их раненые сердца. Меня настолько унесло в прошлое, в тот разговор с Сакурой, что я не ощутила вошедшего Усуи.
— Йо.
Услышав его довольный голос, затем почувствовав его ладонь, расположившуюся на моей макушке, мне стало спокойней. Неужели его прикосновения так на меня влияют? Это становится странным.
Он садится рядом. Я знаю, что сейчас Усуи пристально смотрит на меня, улыбается, и, наверное, даже заметил моё смущение.
— Я хочу узнать о тебе получше.
Слова вырвались прежде, чем я успела сообразить. Не стоило ничего говорить, но я слышу, как Такуми смеётся. И снова моё сердцебиение затмевает весь остальной шум.
— Хм, заманчиво. Начнём с внешности? Я блондин. Глаза зелёного цвета.
Я поднимаю руку, чтобы он на секунду замолчал и добавляю:
— Как свежая трава после летнего дождя.
— Трава… — он вновь засмеялся. — Я бы сказал, как два изумруда. Краси-и-вые такие.
Уловив неподдельный сарказм в его голосе, я решила просто забить на цвет его глаз и вообще на внешность, так как предполагаю, что за шутки он затевает.
— Дальше.
— Рост 180, про вес не в курсе, но скажем так, ты не расшибёшься в лепёшку, лёжа подо мной.
Не раздумывая, я сильно пихнула его в бок локтем и услышала что-то вроде «ай» сквозь его заразный смех. Вот же паршивец.
— Что ещё расскажешь о себе.
— С детства занимался айкидо, тхэквондо, каратэ. Первый в списке лучших студентов, при этом не люблю учиться. Могу сыграть в любой вид спорта, но не состою ни в каких клубах.
Из всего услышанного во мне проснулось дикое желание побывать в школе. Там, должно быть, весело, хотя по словам Сакуры такого не скажешь. Для неё это камера пыток. Усуи, видимо, не любит подобные мероприятия, как школьный фестиваль.
— Тебе нужно хоть иногда принимать участие в жизни школы.
— С чего бы? Подобные развлечения лишь способ избавиться от скуки.
Не знаю, почему, но его фраза, сказанная с полным отвращением, вызвала у меня бурю отрицательных эмоций. Мои руки неосознанно сомкнулись в кулаки, внутри души, будто образовалась чёрная дыра.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что делаешь? Ходишь, ешь, слушаешь, видишь, — я посмотрела на Усуи. Я знаю, он наблюдает за мной и внимательно слушает. — Большинство людей живут, как муравьи. Для них добывать деньги, всё равно, что для муравьёв находить еду.
— Это правильно. Без денег в этом мире не выжить, знаешь ли.
— Да. Верно. Но люди не замечают того, что делают. Если оторвать муравью конечности, как думаешь, он будет ползти, чтобы достать еду?
Он задержал с ответом. На несколько секунд угнетающая тишина овладела всем на свете, а затем его изумлённый вопрос долетел до моих ушей.
— Что ты несёшь?
— Усуи, ты сейчас смотришь на меня, слышишь мой голос, а некоторым не суждено выполнять те же действия.
Когда я говорила, мне становилось больнее после каждого слова, будто острыми стрелами пронзали сердце. Я боялась, что вот-вот из моих глаз нахлынут слёзы. Мне не хотелось плакать перед ним, чтобы потом выслушивать его жалостливые утешения. Я едва держалась, сжимая кулаки так, что ногти впились в мякоть ладоней. Надо быть сильной.
Быть сильной.
Усуи вдруг бережно взял мои руки в свои, насильно разжал мои пальцы и поднёс к влажным губам. Мне стало дурно. Я даже забыла, что надо дышать.
— Я понял.
Он изучал мою ладонь, смотрел на красные полумесяцы, оставленные минуту назад, провёл пальцами по моей руке и наклонив голову, поцеловал мою ладонь. Я тут же хотела выдернуть руки, но Такуми держал их крепко.
— Что ты делаешь? — прошипела я, стараясь унять бешеное сердцебиение.
— Выйдем ненадолго. Тебе надо подышать и избавиться от философских мыслей.
Усуи помог мне спуститься вниз, открыл входную дверь и вывел меня на веранду. Ветер приятно коснулся моих пунцовых щёк. Он до сих пор держал меня за руку и молча стоял рядом.
— Ты о себе не всё рассказал, — заявила я, чтобы Такуми не догадался о моём бушующем волнении.
— Если выдам всё сейчас, вскоре ты перестанешь расспрашивать о моей жизни. А я хочу слышать твой голос каждую минуту.
Сглотнув, я максимально пыталась выглядеть естественно.
— Столько болтать даже у меня не хватит сил.
— А ты попытайся. Ради меня, — последнее слово он шепнул, наклонившись к моему уху. Кровь толчками застучала у меня в висках, затуманивая мой разум. Я точно была уверена в том, что Усуи наслаждался произведённым эффектом.
Эта неловкость прервалась звонком его телефона. Я наконец-то была свободна.