Перелистывая душу

Я встаю на счёт три и в три, Или сердце сбуксует дважды. Это наискось и неважно Бьёт в лопатку, в затылок, в мозг. Я встаю на счёт три, плетясь Нездоровой своей походкой, Обивая все стены в морге Коридорами, не спросясь. Я встаю на счёт три. В них — ты. В зеркалах, в дорогих салонах, В ресторанах, всегда не дома, Потому что не дома — жизнь. Я встаю на счёт три. Смеюсь, Мне смеяться уже не больно, Безучастно и добровольно Кровью собственной оплююсь. По телам, на телах и телом, Где-то там, где промозгло, бело, Где-то там, где декабрь смело Забивал по гвоздям и в лёд, Где-то там, на краю обочин, Где мой мир тобой обесточен, Где наш день равнодушно срочен, Мне кричали, что всё пройдёт. Я смотрю им в глаза, не верю И хожу, словно в клетку к зверю, Закрывая скупую дверь. И укутавшись одеялом, Только слышу, как снег льёт валом, Мне согреться и пледа мало Вопреки-навсегда-теперь. Бледно-колющий штамп в медкарте. Мне промозгло бывает в марте. Задержавшись на низком старте, Я смотрю по глазам зимы: Спать всегда со включённым светом, По рецепту две капли лета, А в кошмарах увижу гетто, Где в бараке прогнившем мы. Ни электрокардиограмма, Хроматической стала гамма, Сброшу два седых килограмма, Не вникая в суть полумер. Чёрный сгусток в дверном проёме, Липкий пот задержался в стоне И кошмаром в моём симптоме По заглавным — ПТСР. Мне сказали врачи про нервы. Мир померк. Всё пройдёт. Круг прерван. Ты жестокий и ты же первый, Это просто как дважды два. И бегу, бегу без оглядки, Сбив в кровь пальцы, костяшки, пятки, Я играю с безумием в прятки, Забывая твои слова. Раз-два-три. Ненавижу вальсы, И веселье доступной сальсы, Ты за что бы со мной ни брался, Только танго для сотен дур. Я запутаюсь в аргентинском Не библейски, не херувимски, В патефоне поёт Вертинский Про банановый Сингапур. Мне добыть бы билет с работы, Подустав от крови и пота, У подножия эшафота До Парижа в один конец. Простояв до утра у Сены, На Rue Scribe повскрываю вены, Наплюю, оцарапав стены, Кто ответчик, а кто — истец. В амнезии теряя мысли, Руки, совесть, баллады, смыслы, Нотоносцы — навылет выстрел, Прямо в голову, так, что рвёт. Попытаюсь припомнить лето, Режет сердце моё стилетом, А врачи после тет-а-тета Только скажут, что всё пройдёт. Я смотрю, как тянулась кожа, Арифметики пепел сожжен, Я считаю по рёбрам, Боже, Перегнусь через балкон. На брусчатке зола седая, Ленинградское небо в мае, И, взглянув ей в глаза, у края, Прошепчу только: «Это Он». Ты Онегин, но нет Татьяны. От разлуки я не увяну, Моё сердце терпеть не станет, Если станется дальше жить. Ты Печорин, ты Грей: портреты, Где в глазах твоих льдины, спеты, В пять утра я смотрю рассветы, Твои окна мне в кожу вшить. Мне не нравится эта дата. И на среду в декабрь пятым Болью выльется снегопадом, Чтобы вдруг проморозить нос. Буду в чёрном, смеяться нервно, Спотыкаться, казаться стервой, Потому что Вы просто первый. Просто первый из первых роз. А я больше люблю лаванду, Вечер в августе и веранду. Мне табак Ваш уже по гланды, Лёд в глазах и на тортах крем. Вы мой Лондон, холодный малый, Нелюдимый, скупой, усталый, Острой поступью правит балом И узором несчастных вен. Сколько вы вдвоём кувыркались? Сколько мне продышать осталось, Casta Diva, Мария Каллас И родной мой Palais Garnier? И кошмары, опять кошмары, Голосов завывают пары И всё шепчут пластинкой старой: «Время лечит и лечат дни». Я болею, мой друг, болею. Никогда мне не стать Вам Ею, Ибо холодно в галереях: Только мат и мужской кулак. Сплю на стёклах, а Вы не верьте, По шагам мою жизнь отмерьте, Ощущение скорой Смерти — Мой Освенцим и мой ГУЛАГ. Будьте счастливы, будьте правы, Развращайте бездумно нравы, Мне о Вас будут сниться главы, Как и пуля в Ваш грязный рот. Вы стоните, пока стоите, Выпивайте, любя, любите, У меня на повестке Питер… Он сказал мне, что всё пройдёт. 27.09.2018 3:22 pm