Rhapsody

Валерий смотрит, Валерий касается пальцами зеркальной глади, Валерий скользит взглядом по каждой черте, которую все вокруг называют идеальными. Валерий касается пальцами щёк – что левой, что правой, и не чувствует разницы. А огонь свечи дрожит на ветру, прижимается и гаснет, оставляя после себя струйку дыма белого, как полнолунный свет. Валерий смотрит на своё отражение и не может понять, почему… Звон стекла. Вой сирены. Пламя на витрине. Память выхватывает куски из прошлого и покладисто раскладывает их перед глазами: смотри, любуйся творениями своих рук! Валерий отворачивается, Валерий отшучивается, что у хулигана совести нет, и слышится ему хохот. Валерий сжимает губы в тонкую полоску, хмурится, случайно пинает в приёмной стул, и тот опрокидывается вместе с книгой. Валерий шипит, а страницы листаются; Валерий злится, а ножки стула дымятся и тлеют. Валерий раздражается, и полкомнаты вспыхивает ярким пламенем, в котором теряются разом и волосы, и футболка, остаются лишь накалённые нервы и пустота. С этой пустотой совладать почему-то не удаётся. Валерий касается пальцами лба и убирает пряди длинных волос за уши. Сердце делает сальто-мортале, когда свечи вспыхивают и сгорают прямо у него в руках. Валерий никак не может успокоить то, что приобретает с каждым часом всё больший размах. - Зачем?! Крик тонет в пустой башне, окончательно и бесповоротно, а в разбитом зеркале отражается мальчик – пламенно-рыжие волосы, тонкий профиль, блестящие в лунном луче глаза. Валерий внезапно хохочет, и танец боли на натянутых струнах нервов танцует сердце, тонкие пальцы на фоне луны – и где они, там луны словно и нет для него. Валерий снова и снова приходит ночью и смотрит в высокое-высокое небо, там, где луна и звёзды, где ветер и холод, где облака и где его нет и никогда не будет. Валерий кричит, что его это всё достало и что он уйдёт, только не говорит, куда. Знает ли сам? Не знает. А в сердце снова и снова пляшет страх. Валерий кулаки сжимает до боли, только слёз уже нет, есть только одна пустота в глазах. Только слёз уже нет, есть одна кровь – расплавленная медь, что поселилась в венах и заставляет бежать. Только крови уж нет, а есть только мрак. А мрак, дорогой Валерий… никогда не станет жалеть и прощать.