Время покажет

— Почему именно Пингвин, Оз? — Ну, знаешь ли, мне всегда нравились пингвины. Когда Джим Гордон пропускает Брюса в комнату для допросов, уже светает. Летучая мышь не спит по ночам, но после произошедшего Уэйну был просто необходим хоть какой-нибудь отдых, но нормально уснуть не получается. Болят рёбра. Скулы. Затылок. У Освальда, несмотря на его комплекцию, очень тяжёлая рука, и это неудивительно, учитывая, что тот был замешан в организации подпольных боксёрских матчей и участии в них — выходцы боёв без правил знают, как ударить так, чтобы человек лёг в третьем раунде. Брюсу интересно, сможет ли его друг когда-нибудь снова выйти на ринг или хотя бы встать с инвалидного кресла. Ему интересно, понял ли Освальд хоть что-то. Интересно, вспомнит ли он время, когда всё было хорошо? Или у них никогда и не было нормальных отношений? — О, Брюс. Рад видеть тебя. Как дела? У меня, как видишь, не очень. На столе, помимо личного дела Кобблпота, лежит пингвинья маска. Белая с чёрным клювом, по совместительству респиратор. В ней Освальд переставал быть человеком и превращался в очередное готэмское чудовище, которому место в тюрьме или Аркхэме. Но Брюс хочет, чтобы его другу скостили срок. Хочет думать, что Кобблпот просто оступился. Что он ни в чём не виноват. Что он лишь пешка. Не солдат. Костяшки пальцев Освальда сбиты в кровь. На нём тюремная форма, бесконечные бинты, швы и ортез, сковывающий правую ногу. Брюс помнит, как ломал ему колено, не чувствуя ничего, кроме искреннего наслаждения. Прав был Джон Доу, когда саркастично отметил: Ты наслаждался тем, что ему больно. — Что ты здесь делаешь? Пришёл посмотреть на то, как враг Готэма раскаивается в содеянном? — ядовитые комментарии Освальда извергаются из него нескончаемым потоком, и Уэйну становится противно. — Я не раскаиваюсь, Брюс. Всё было правильно. Этот город нуждается в таких, как я и Леди Аркхэм. Колено Освальда сломано так, что Пингвину, скорее всего, до конца жизни придётся носить ортез. Брюс знает это, потому что бил наверняка. У Освальда сотрясение и вертиго. Брюс знает это, потому что очень старался сделать ему больно за всё, что тот натворил. — Почему ты молчишь? Не молчи, приятель, давай пообщаемся. Ты ведь не будешь все выделенные тебе полчаса просто смотреть мне в глаза, верно? Будет. В тщетных попытках разглядеть в них осознание, осмысленность, вину. Всё, что угодно. Брюс не хочет себе в этом признаваться, но он верит в то, что за маской Пингвина всё ещё скрывается его друг детства. Тот самый, с которым они играли в Кобблпот Парке. С которым расстались при трагических обстоятельствах. С которым хотели вернуть их городу былое величие. Бетмен никогда не прощает предательство. А Брюс? Что сделает Брюс Уэйн? — Что случилось с твоей ногой, Оз? — спрашивает он. — Упал с лестницы. Ничего страшного. — Отвечает Освальд. Такие травмы оставляют свой отпечаток. Брюс хочет сказать ему об этом. Хочет подарить трость. Хочет оказать помощь. А Бетмен… он хочет, чтобы Пингвин страдал. — Не похоже на простое падение. — Какая разница, Брюс? — смеётся Освальд. — В любом случае в балетный кружок меня уже не возьмут. Кобблпот закашливается — болят рёбра. Как и у самого Брюса. Уэйн старается дышать спокойнее, чтобы не выдать себя, но Освальд всё равно замечает замаскированные следы от ударов на его лице. — Ты тоже выглядишь не очень. Харви хотел посмотреть, какого цвета у тебя дерьмо, дорогуша? — Оз… — Я слышал, особняк твой сгорел. Печально-печально. Хороший был дом. Как тебя вообще ко мне пустили? — Освальд недоверчиво щурится, повышая голос. — Неужели остался кто-то, кто ещё верит в тебя? Как верили в Харви Дента… Уэйн закрывает глаза и качает головой, не зная, что ответить на это. Ему хочется слушать Кобблпота в слабой надежде, что тот умеет читать мысли и поймёт, что чувствует его единственный друг. — Я тебе рассказывал, каково мне было в приюте, а, Брюс? Ничем не отличается от заключения в Лечебнице Аркхэм. Живёшь по часам, без возможности выйти за пределы заднего двора, будто скотина на выгуле. Жрёшь, что дают. Не желаешь слушать каждый день, что рано или поздно тебя, одинокого и никому не нужного, выбросят за дверь, и ты будешь молить бога о том, чтобы тот… вернул тебя обратно. Часики тикают, сказал бы сейчас Джон Доу. Брюс поднимает уставший взгляд на Освальда и хочет уйти, но не может, потому что, откровенно говоря, пришёл за ответами. За ответами на свои многочисленные вопросы. — Я никогда никого ни о чём не просил. Честно, Брюс! Я жил для себя! Вынашивал план мести этому продажному городу. Винил каждого встречного в том, что мне, чёрт возьми, так не повезло. Мои родители умерли, и я рухнул на самое дно. Без них я был никем. — У тебя был я, Оз…. — говорит Брюс Уэйн. — Не ври себе. Тебе и твоему драгоценному дворецкому было бы на меня насрать. Злобно щурясь, Кобблпот откидывается назад на спинку стула и дёргает на себя наручники, пристёгнутые к столу. Двигаться ему сложно, он старается делать это по минимуму, потому что все силы уходят на дыхание. Брюс его слышит — сиплый вдох, хриплый выдох. Бетмен подвесил Пингвина за ноги на пожарной лестнице. Прекрасно зная, что с такими травмами висеть вниз головой смертельно опасно. Но Освальд же уже получал подобные травмы во время боёв на ринге, да? Ему не привыкать к осложнениям. — Мне жаль твою мать, Оз. — говорит Брюс Уэйн. — Какой смысл в сожалении, когда она уже давно гниёт в могиле? — спокойно произносит Кобблпот с пугающей улыбкой на обезображенном синяками лице. Между ними повисает удушливое безмолвие. Они смотрят друг другу в глаза до тех пор, пока улыбка не сползает с лица Освальда. — Зачем ты пришёл, Брюс? — спрашивает он тихо. — Увидеть тебя. — спокойно отвечает Уэйн. — Хочешь позлорадствовать? — Нет. Я всё ещё твой друг, Оз. Всегда им был. Поэтому я здесь. Любой друг бы так поступил. Кобблпот смеётся, но тут же замолкает, потому что больно. В груди у Брюса появляется ощущение тяжести, которое быстро проходит и сменяется смутным удовольствием. Тьмой, про которую говорил Джон Доу. Задавив в себе это чувство, Уэйн снова отводит взгляд и вздыхает. — После всего, что я сделал, ты приходишь сюда и говоришь мне о дружбе? Да на твоём месте я бы… Я бы… — Освальд качает головой, и его брови болезненно приподнимаются. Не нужно быть чутким эмпатом, чтобы понять, что Кобблпот колеблется и постепенно ломается под тяжёлым грузом признательности. Он всегда был один, думает Брюс. Он это заслужил, думает Бетмен. — Я бы голыми руками задушил того, кто отобрал у меня всё… — заканчивает свою мысль Кобблпот и кладёт голову на свои руки. Руки, привыкшие к браслетам наручников. — Я прощаю тебя, Оз. Эти слова тяжело произносить, но Брюс Уэйн чувствует необходимость в том, чтобы они были озвучены. Поэтому переступает через Бетмена. Освальду нужен друг, а не враг. Ни сейчас. Ни когда-либо после. — Ты сам-то веришь в это?! — резко поднимает голову Кобблпот. — Веришь в то, что говоришь? — Верю. Дверь приоткрывается, и Гордон говорит, что у них остаётся пять минут до того, как придёт адвокат. Брюс понимающе кивает, смотря на часы, опускает глаза и быстро прикидывает свои дальнейшие планы. Узнать, покроет ли страховка все убытки. Проведать Альфреда. Найти квартиру. Временную. Решить все вопросы с тем, предъявлять ли обвинение Харви. Скрыться или оставаться на виду. Новое жильё пугает Брюса. Ему тяжело осознавать, что всё нажитое его родителями сгинуло в огне от брошенной Дентом спички. В войне с самим собой он выбрал путь Бетмена, не желая признаваться себе в том, что без оружия и своих секретов он всего лишь глупец в смешном костюме. А ведь Освальд был прав. Но, с другой стороны, если бы Кобблпот узнал, кто скрывается под маской летучей мыши, ситуация приобрела бы совершенно иные оттенки. Они бы сейчас здесь не сидели, например. — За пособничество террористам и преступный сговор ты надолго сядешь… — зачем-то говорит Брюс Уэйн. — Не в первый раз, дорогуша, не в первый раз… — отвечает ему Освальд. — Не исключено, что ты попадёшь не в тюрьму… Кобблпот, не моргая, смотрит на друга и, когда до него доходит пугающее осознание, он испуганно отшатывается. — В Аркхэме о тебе позаботятся, Оз. — Нет… Нет-нет-нет! Я не сяду в лечебницу, слышишь меня! — возмущается Пингвин. — Они не посмеют! — Если я попрошу Гордона, так и будет. Но не сразу. Тебя переведут, как только всё наладится. — Ты не можешь так поступить со мной! — Освальд провожает Брюса взглядом до двери и шипит. — Я выберусь оттуда и, обещаю, я тебе это припомню! — Ты сам-то веришь в то, что говоришь? — Уэйн улыбается, обернувшись, и понимает, что бросить друга может только самый отъявленный негодяй, поэтому в его словах слышится горечь. — Там тебе помогут. Джон Доу поможет. В том-то и опасность, думает Бетмен. — Твой отец сказал моей матери то же самое. И где она теперь? — шипит Кобблпот и внезапно замолкает, изумлённо смотря на свои руки. Будто только что увидел на себе наручники. — Брюс… Уэйн непреклонно качает головой. Ему хочется подойти к Освальду и сказать, что всё будет хорошо. Хочется обнять. Не так, как в кабинете, когда его выгнали из правления. Но перед глазами всё ещё стоят горящее поместье Уэйнов и разбитое стекло на полу. Он невольно отмечает, что снова услышать, с каким хрустом ломается колено Кобблпота, было бы безумно приятно. И это чувство в его голове почему-то озвучено голосом Джона Доу. — Брюс… Скажи, мы сможем снова стать друзьями? — Время покажет. Не так ли, Оз?