...и бесконечное безумие.

Йольская ночь, а также дни и ночи после неё могут полностью изменить вашу жизнь и привести в нее новые пути.

      1.        Это очень странно. Безлунная ночь, укутанная мягкой бесконечностью облаков, поскрипывающий на ветру фонарь и мерцающий снег на деревьях — наконец тот, который не растает наутро. Рябина в нём дивно хороша, еще лучше, чем глубокий красный в смеси с золотом на фоне пронзительного осеннего неба, редких проблесков синевы среди многодневной серости. Праздничный алый, горько-хрустящий, бьющий в глаза даже в смутном фонарном свете. Ягоды укрыты снежинками и отчего-то недвижимы на тонких ветвях. Ветер сегодня избирателен, даже слишком.       Мир замирает на неуловимый момент, воздух словно звенит — тонко и исчезающе, и ветер одним плавным движением избавляет от снега уснувшее деревце. Кем-то повязанные ленты, тёмная и светлая, сплетаются в его лёгком порыве. Веточки вздрагивают и словно тянутся в небесную черноту, чтобы через мгновение снова уснуть.       Тишина растворяется в мягких переливах пробуждения, и затягивающий сон неохотно разжимает объятия, взяв обещание непременно вернуться — сегодня, ведь ему есть что рассказать... Город за окном накрыт настоящим первым нетающим снегом. И, может быть, это иллюзия, но чувствуется особенное отношение ветра: он не трогает рук, не пробирается под одежду, и только лишь стряхивает снежинки — ровно у двери дома.       2.       Это очень захватывающе. Ночь полна едва слышного смеха, хрустального перезвона на грани реальности, льдистых искорок на самом краю взгляда. Путь выложен в воздухе вспышками звездного света, путь вырисован инеем на еловых иголках, путь ведет в лес... Если пытаться запомнить дорогу, ничего не получится, она не для памяти, она выведет и смешается с колкими ночными вихрями, скроет от постороннего взгляда.       Лес издалека чернее чёрного, стена безвременья, кажется — коснись рукой дерева и окажешься по ту сторону, но это лишь для того, кто не имеет смелости подойти ближе, закрыть глаза и шагнуть без единой мысли, раскрыв внутреннюю тишину и приняв внешнюю. Не слышно шагов, шёпота деревьев, не слышно своего дыхания, потому что впереди важное, то, ради чего стоило отказаться от своего страха остаться наедине с собой.       Вперед влечет золотое свечение, сначала ощущаемое всем существом и зовущее к себе долгой и спокойной дорогой, а потом показавшееся на глаза, раскрывшее свою красоту. Тонкие лучи пробиваются навстречу, очаровывают, оплетают совсем не мерзнущие ладони — за границей леса не почувствовать холода, от него защищают объятия чёрного и уже не страшного.       Ощущение важного и определяющего пересиливает и подгоняет быстрее увидеть, что же, ведь это нужное, настоящее... И это оказывается ответ, слово, сложенное из будто бы льдинок, но нет, у них не может быть такого света, искреннего и глубинного, удивительно подходящего чёрному лесу. Это оказывается тот самый ответ... Который забывается в мерных звуках будильника. Но остаётся в подсознании.       Всю дорогу к дому на шаг впереди начинают ярче светить фонари — тому, кто несёт в себе свет.       3.       Это небо над головой... Тонкий лёд, заставляющий вспомнить о недавних дождях, которые так сладко убаюкивали по ночам, обнимали шорохом, вторили дыханию. Как утреннее замерзшее кружево, бережно охватившее последний жёлтый листок. Узорчатый купол, изморозь на окнах, отражение позёмки в заледеневшем озере. Если дойти до края земли, то наверняка можно увидеть вмёрзшие в купол веточки деревьев.       В такое небо хорошо смотреть — долго-долго. Лежать в белой бесконечности, исчерченной темнотой зимних рек, штрихами стволов и еловой зелени, наполненной чистой тишиной. В таком небе хорошо видеть всё отраженным и перевёрнутым, это зеркало, проверяющее правоту. Если сильно повезёт, можно увидеть собственный взгляд, и через него — себя настоящего. Это небо обещает спокойствие и окружает им, ничего не требуя. Лежать и смотреть ввысь, закрыть глаза и слушать тишину... Когда приходит время, узоры становятся солнечно-белыми, небо тает под лучами, впуская бездонную синеву, в которой невозможно утонуть — только дышать ею.       Вечером, отпуская в новый сон, зеркало смеет отразить то, что смотрит в него из глаз — особенную зимнюю синь в самой глубине. Не может быть иначе, если внутри всё ещё небо и кристальное спокойствие.       4.       Впереди столько изломов пути, что становится не по себе. Внутри есть осознание: дойти до важного через лабиринт, замерший во времени в свою последнюю секунду. Все запутанные дороги последнего времени сходятся в нём, все узлы и петли. Ледяные стенки, изукрашенные трещинами, преломленные множество раз — так, что искра у сердца, плавно мерцающая, отражается целым небом огоньков.       Сложно и кажется невозможным, пока звон отблесков не утихает и не наступает тишина, в которой можно вслушаться в себя, сквозь которую пробивается иное... Пробуждается едва слышная пульсация, жар из самой груди, если закрыть глаза — свет изнутри. Сердце. Уверенное, мерное, сильное биение, которому приходит время показать путь, приливные волны сияния, ярче там, где нужный поворот. Не нужно даже раскрывать глаза, чтобы убедиться в правильности пути, только одно — слышать, слушать себя.       В чистой радости осознания уже не успеть заметить, как путь завершается, как лёд стен медленно плавится, из границ становясь всего лишь следом, который уже не увидят. Верная дорога, взмах ресниц, восторженный вдох и беззвучно рассыпавшиеся ледяные осколки, выпустившие из плена отражения искр. Остаётся больше не скрытое важное, свет и свобода.       Утренней улыбке, кажется, отвечает сам рассвет.       5.       От этого сна заходится сердце и почти пропадает дар речи: тепло и свет прорастают внутри, расцветают незримо меж ребер, греют нежностью. Словно весь восторг, что был в жизни, собрался за закрытыми веками, в тонкой, еле заметной улыбке. Все начинается с робкого чувства, пронизанного недоверием: «Это со мной, по-настоящему, в действительности?», и с каждой минутой хочется верить всё сильнее — и получается.       Сон одаривает собой, тёплым золотом, чистым чувством. Открывает двери оживающему внутреннему солнцу, его новому пути. Сон обращает внутреннюю тишину из хрустальной в ласковую и наполненную особенным покоем — тем, который так приятен за секунду до первого за день взгляда вовне.       В этот день отчего-то видят золотое сияние над головой и греются улыбками. Даже мороз обходит стороной.       6.       Бледный свет, едва слышимые капли воды, тёплый ветер — всё это будит ласковой рукой, поцелуем в уголок губ. За веками куда-то течёт жемчужное небо, в нём отражается река, чистая вода, оно дышит рыжей сосновой корой и глубокой зеленью иголок. Почти прозрачный снег, который уже истаял и замёрз, пытался подобраться ближе к босым ногам и складкам подола, но что-то его останавливало. Под пальцами тепло, земля, согревающая кожу, и возмутительно весенняя трава, пахнущая настоящей свежестью и утренней росой. Островок жизни и безмятежности в зимнем лесу.       Травинки оплетают пальцы и так хочется лежать здесь ещё зиму, а потом ещё... Но речной шёпот зовёт к себе. Тихий, но настойчивый. Вода чиста до самого дна, показывает каждую сверкающую песчинку, каждый цветной камень, каждый прозрачный кристалл. Можно забрать часть речного клада с собой, но тогда не будет покоя до тех пор, пока не выйдет встретиться с этими самыми волнами, этим течением. Можно полюбоваться едва заметной игрой света на гранях и сглаженных временем краях, и сохранить отзвуки сияния внутри — на тёмную ночь. А можно лишь коснуться этой воды... Пальцы сами тянутся к волнам, погружаются в них, собирают чистые капли, в которых подмигивает невидимое солнце. Тогда становится легче видеть сквозь текущий над головой жемчуг.       И даже если спрятаться среди стройных стволов далеко в лесу, снег не будет морозить ноги — травяная тропинка струится следом. Как и поздним вечером. По тем следам распускаются цветы, нужно только понаблюдать...       7.       Лунный свет кажется коварным и хитрым, как не загораживайся занавесью, не прикрывай глаз, он найдет дрожащую дорожку и проберется внутрь, свернется у сонной ладошки. Чёрную-чёрную ткань сдвинет ветром, одеяло стащит, чтобы не было жарко в ночи. Проснешься от ощущения серебряного браслета на запястье, тонкой цепочки, которая тянет за собой поближе к окну: «Взгляни, посмотрись в главное зеркало, как оно отражает солнечный свет, так отразит и полночный взгляд, самый честный, ведь ночь — не время для стеснения, лунный свет — не обличение, а красота и музыка каждой линии, каждому движению».       Сон очаровывающий и колдовской, одна из ступеней, которые надо перешагнуть и помочь солнцу стать ярче, сплавить серебро лунных оков в дремлющем внутреннем сиянии. Сон на самой середине, на грани с реальностью, именно тот, из которого можно очнуться, стоя у окна в лунном облаке, в сладкой растерянности, а можно оказаться снова в одеяле, и змейка-цепочка отпустит руку, ускользнет в переливы размытых лучей, оставив только тепло на запястье.       8.       Это не проходит бесследно. Остаётся неровный набросок белым карандашом по чёрной бумаге, узнаваемый профиль и плавные линии пальцев. Остаётся избалованная лаской серебра кожа. Остаётся мысль, которая всплывает в общем потоке золотой рыбкой то днем, обеспечив загадочный взгляд, то ночью, даря нежный, добрый сон. Остаётся бессчетное количество следов. Грёзы сплетаются с жизнью. Жизнь становится подобна сну, и границы так размыты, словно можно погрузить руку в другую сторону и сплести свои пальцы со своими же в пронзительном прикосновении сквозь настоящее и зыбкое.       В сегодняшнем сне именно так. Рука в руке, закрытые глаза, через которые можно увидеть всё, но та сторона так манит к себе, так зовёт, что взгляд притягивается, как и другая рука, как и сердце. Уже потом приходит понимание, что ладонь по ту сторону не своя. Просто — родная.       Это не проходит бесследно. Остаётся поиск этого же тепла, этих же ощущений. Остаётся желание взглянуть острее. Остаётся неизъяснимое ощущение в самой груди. Границ почти нет, жизнь со сном слиты воедино, и всё подчиняется настоящей воле, а потому сбудется.       9.       Трепетное ощущение действительности в эту ночь оказывается белым листом, неузнаваемым под акварельными слоями предчувствий. Сначала это лёгкие тени, чуть подкрашенная вода с частичками цвета, тёплый серый на золотистом, робкие намёки на то, что случится, смех в морозный вечер, растаявшие снежинки, ледяные узоры, схватывающие невысохшую краску... Тонкая кисть вырисовывает мазки ярче и ярче, синие тени ложатся на воду одна за другой, плавно и медленно, чтобы предчувствия не пугали тем, как похожа картинка на живое. На тёмной зелени, на иссиня-чёрном — только в звеняще-важном! — складываются ощущения будущего воедино и показывают, как всё будет.       В этот вечер картинка за окном пугающе чиста и недвижима, и вовсе странно то, что она другая. И вязь ветвей, и звуки города, и то, как падает снег... Но это не заставляет бояться, нет. Это тоже предчувствие. Вечерний час, в который удалось уплыть в сон и поймать немного ушедшей ночи. Поймать и увидеть, как будет.       10.       Имя, имя звучит, стоит позволить себе задремать. Мягкий зов — самым ласковым из имён, кажется, будто это далёкий-далёкий шёпот на грани слышимого, но приятный даже так тихо, ведь главное — его интонация и нежность. В голосе ли?       В запоздалом зимнем дожде слышится, в снежном ветерке и перезвоне звёздного мерцания, в тишине ночных небес, единых с космосом. Сама Вселенная зовёт пройти сквозь последние важные дни, незримо держит под руку разными проявлениями, и не оставляет.       В эту ночь каждая звезда видна особенно ясно, и так же ясно отпечатывается на душе светлым узором бесконечности, знаком добра. Зов становится сильнее и сильнее, пока не вышептывается почти в голос, пока еще бесплотный, но добрый, пока неясный, но почти... Реальность забирает к себе, выносит волной на знакомый берег, и в памяти оставляет смутный отпечаток облика. С тех пор над головой светят самые яркие звёзды, и сердцу есть сокрытые пути, освещаемые лишь ими.       11.       Самое приятное волнение — за день до праздника, утром проснёшься — и будто даже воздух другой, и свой смех звенит по-иному, и в ожидании этого утра спится на редкость сладко... Сладко волнительно.       До тех пор, когда всё сбудется по-настоящему, так хочется утянуть хоть маленькую частичку, рассмотреть её и еще долго представлять, каково это будет целиком, во всей бесконечности дара. И знающий понимает, поэтому ночь наполняется предвкушением восторга, той самой частью, нужной для настоящей радости. Ночь освещается улыбкой — искренней и счастливой, образы на душе становятся чётче и живее, и прорастает чувство, будто по всем оставленным следам зацвели цветы, на бесконечных путях, на спутанных дорогах, приведших в этот момент восторга. Полностью реальное чувство во всех возможных мирах.       Приближается время, настаёт самый важный момент, и белое, снежное утро полно радостью, ведь — скоро... Тонкий след улыбки, оставшийся с ночи, чуть прикрытые глаза, витающие в грядущем сне мысли... Остаётся немного подождать.       12.       Эта ночь... Ничто не останется в тени, всё зальёт свет наконец пробудившегося солнца. Всё заполнит счастье открытия. Оно единит в себе испытанное: от робких ростков и мыслей, от попыток разгадать первые сны, до истинного знания последних дней, в которые каждый дар иной реальности проявлял себя во всей силе, в которые отражения говорили напрямую и открывались до последнего подсмысла.       Эта ночь впускает в себя одним человеком, а выпускает совсем иным, узнаваемым, но гораздо светлее, потому что пробудившееся внутри солнце невозможно скрыть, оно меняет и улыбку, и взгляд, и интонацию... Всё это расцветает и становится ещё прекраснее. И тогда даже лёгкого прикосновения будет достаточно для того, чтобы одарить светом, и мысли одной — чтобы сиять: солнечными лучами, нежным рассветом, лунными чарами, яркими бликами, спокойным сиянием... Открыто всё и впереди бесконечная свобода.       Это утро отличается от прочих — нужно приноровиться к солнечным зайчикам, сиянию в зеркалах, а ещё привыкнуть к этому чувству внутри: нежное, спокойное, верное и настоящее тепло.