О роли чувств

Всё дело в запретности их отношений, думала она. Следуя этой логике, чувства должны угаснуть, если пойти у них на поводу. Лучший способ избежать соблазна – поддаться ему, писал Оскар Уайльд. Хотя Анне-Бритт никогда не считала британского гомосексуалиста достойным роли её духовного наставника, ухватиться за эту фразу сейчас было проще всего. Они продолжали жить, как ни в чём не бывало. По утрам она отвозила детей в садик (вечером их чаще забирал муж, так как ей нередко приходилось задерживаться), днём “ловила преступников”, вечером пыталась заниматься домом и детьми. Стефан нередко упрекал её в том, что работа для неё на первом месте. Про себя Анне-Бритт считала и семью, и работу одинаково важными, но понимала, что просто не может везде успеть. Ей, в общем-то, некогда было испытывать какие-то романтические чувства, но, тем не менее, забыть о них не удавалось. Когда ей становилось плохо, она звонила Найбергу, и тот умудрялся в два счёта рассмешить её. Анне-Бритт сделала неожиданное открытие: когда они не воевали, им оказалось очень комфортно вместе, словно они знали друг друга с детства. – Ты не догадывалась, почему я тебя доставал? Это же ещё в школе объясняют: если мальчик дёргает тебя за косички, значит, ты ему нравишься. – У меня не было косичек. – Штраф твоим родителям. Свен звал её к себе, но Анне-Бритт отказывалась, словно не решаясь закреплять их предосудительные отношения. По выходным они пару раз встречались в парке – она выгуливала детей, Найберг – свою собаку, ретривера по кличке Джерри. Их подопечные тут же нашли общий язык и радостно носились вокруг. – Это ужасный зверь, – жаловался Свен. – Шерсть повсюду, и характер вздорный. – Как у тебя? – Хуже! – Зачем же ты его взял? – Я не взял, мне подкинули. Выхожу утром на работу – на крыльце сидит. Мелкий ещё, глазки жалобные. Поленился в питомник везти, вот он и остался. Вообще они весёлые собаки, но этот ко мне привык, так не шумит. Грустит только, сидим с ним вечером на пару, фильмы смотрим и грустим. Анне-Бритт наблюдала, как Эрик пытается дрессировать Джерри и невольно улыбнулась. – Они просили у меня собаку. Но мне кажется, я не вынесу ещё один источник шума и грязи в доме. – Зато радости куча. – Да, только у меня нет никаких сил радоваться. – А мне кажется, ты просто отвыкла. Может, тебя спасёт мороженое? – Тебе ли говорить мне о радости? – Я хотя бы позволяю себе делать то, что мне нравится. – Мам, мороженое! Мы хотим мороженое! – запрыгала Джул. – Свен, ты бессовестно подкупаешь моих детей! Они всё-таки сходили в кафе, оставив снаружи разочарованного Джерри, съели по вазочке мороженого. А потом Анне-Бритт, сама не зная, зачем, пригласила Свена к ним на ужин, потом ещё раз... И всё было хорошо, пока дети не начали рассказывать вновь вернувшемуся Стефану про нового друга мамы. Анне-Бритт напряжённо ждала его реакции, но муж только нахмурился и молчал несколько минут. Когда дети легли спать, он спросил, глядя ей в глаза. – Что у тебя с ним? – Ничего, – ответила Анне-Бритт, чувствуя, что голос её подводит. – Не ври. Я всё понимаю. Такое случается. Она была так удивлена, что не знала, что сказать. – Ты так спокойно об этом говоришь? – Я сам не знал, как тебе рассказать, – Стефан встал и медленно пошёл по комнате, касаясь всего подряд, словно ища опору. – У меня тоже кое-кто есть. – Нет... – Да. – И ты молчал. – Ты тоже не спешила со мной поделиться. – И ты ездил к ней? – Анне-Бритт чувствовала, как внутри нарастает злость. – Я работал вообще-то. Но да, и к ней тоже. Да и тебе тут было не особо скучно, я посмотрю. Я хотя бы не впутывал в это детей! “Свен то, Свен это!” – передразнил он. Этот негодяй пообещал покатать Эрика на лодке. Признайся, ты его надоумила? – Вовсе нет! – Я приезжаю, а какой-то посторонний человек уже завоевал симпатию моих детей! А жена делает вид, что не спит с ним! – Я не... Анне-Бритт растерянно замолчала, и Стефан понимающе покачал головой. – Всё ясно. Он, тяжело ступая, пошёл наверх. – Это потому что тебя никогда нет! – крикнула она вслед и осела на пол, стараясь сдержать слёзы. Они и в самом деле стали чужими друг другу, слишком много времени проводя врозь. Их общей страсти к поездкам на природу Анне-Бритт всё чаще предпочитала спокойный отдых дома, а ему хватало путешествий в командировки. Стефан пропускал праздники в детском саду, не видел разбитых коленок и не решал споров между детьми. Поэтому, наверное, они и потянулись к Найбергу – им недоставало общения со взрослыми, особенно Эрику нужен был пример для подражания. Её семья, шесть лет её жизни... обернулись какой-то фикцией, видимостью счастливого брака. Анне-Бритт сделала себе кофе, но не притронулась к нему. Перед глазами всё расплывалось. Хотелось позвонить Найбергу, но она усилием воли удержалась от этого. Со своими проблемами она должна разобраться сама. Работы, к счастью, всегда было много, и дела позволяли на какое-то время отвлечься от неприятных мыслей. Квартирные кражи, угоны автомобилей. В их небольшом округе полицейская служба располагала скромным штатом сотрудников, и решать приходилось десяток разных проблем одновременно. Однако долго скрывать от коллег нервное напряжение не удалось. И Лиза, и Курт, словно сговорившись, приглашали её к себе и спрашивали, всё ли с ней в порядке. При Лизе она сослалась на накопившуюся усталость, Курту рассказала о “сложных отношениях с мужем”, но углубляться в подробности не стала. Найберг был завален работой, и видя, что она не проявляет инициативу, сам не навязывался. – Ты не можешь этого сделать. На кухонном столе, где они совсем недавно ужинали, лежала папка с бумагами, в которые Анне-Бритт даже не хотела вчитываться. – Я могу, и ты можешь. Подумай. К чему оттягивать неизбежное? Загнанную лошадь пристреливают, а ты хочешь набить чучело соломой и сделать вид, что она живая. Анне-Бритт тёрла виски, не в силах поверить, что это всё-таки происходит. – Но как же дети? Ты о них подумал? Стефан сел рядом и сжал её ладонь. – Конечно, это будет непросто, но сколько людей разводятся, и все как-то справляются. – Не все. И именно что ”как-то”. – А ты чего хотела? Продолжать себя обманывать? Анне-Бритт молчала. В голову внезапно пришёл другой вопрос. – Ты так быстро подготовил документы. Двух недель не прошло. Или они были сделаны раньше? Это всё она, да? Она хочет, чтобы бы ушёл из семьи? Стефан побагровел и вскочил на ноги. – Это не твоё дело! Я принял это решение, и я хочу, чтобы всё закончилось мирно. Я забочусь о тебе и о детях, Анне-Бритт. Я оставлю тебе дом! – Ты знаешь, что мне одной не по средствам содержать его. – Значит, купишь другой! И потом, я не собираюсь лишать своих детей материальной поддержки! – Интересно, что ты им скажешь. Как ты им скажешь, что их отец решил их бросить. Они орали друг на друга ещё с полчаса, не зная о подслушивающем на лестнице Эрике. Он сжимал пальцами перила и кусал губы. Когда в конце рабочего дня их этаж опустел, к ней подошёл Свен, положил руки ей на плечи и стал массировать затёкшие мышцы, вызвав у Анне-Бритт протяжный стон. Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза. – Курт ещё здесь. – Мне плевать, – ответил он. – Если у него хронический недо... фрустрация хроническая, он сам виноват и пусть не завидует. – Стефан хочет развод. Его руки замерли. – А ты? – А мне просто противна моя жизнь. – И я тоже? – Нет. – Но ты меня избегаешь. Неужели удовлетворила своё любопытство, и прощай, Свен? – Всё не так. Я просто не хочу тебя впутывать. Пальцы погладили её шею. – Можем сходить в бар сегодня. Я знаю отличное место. – Ты видишь, я ещё занята. – Неправда. Оставь в покое эти бумажки, до завтра не убегут. Она должна была отказаться, но, вспомнив агрессию Стефана, решительно поднялась из-за стола. – Поехали. – Что ты пьёшь? – Ром, я пью ром. Мой отец его обожает, и меня подсадил. – Хм, надеюсь, не в чистом виде? Свен принёс ей “Кубу либре” и себе джин-тоник. Они поднялись на второй этаж по витой лестнице и устроились на диване за столиком в самом углу. Анне-Бритт сделала всего пару глотков, прежде чем поймала его голодный взгляд. Он взял её руку и поцеловал раскрытую ладонь. – Я понимаю Курта с его фрустрацией, – сказал он спустя несколько минут, наполненных горячим дыханием и поцелуями. – Если ты сейчас не согласишься поехать ко мне, я тебя увезу силой. – Мне казалось, из нас двоих боевые навыки есть только у меня. И что я дома скажу? – Позвони и сообщи, что тебя похитили и требуют выкуп. – И каков выкуп? – Дети. Я соглашусь отдать тебя в обмен на детей – я их давно не видел. А потом ты ко мне вернёшься, ведь нельзя же оставлять их с чужим человеком. – Ты заговариваешься. Не думаю, что кто-то тебе их отдаст. – Буду занудствовать, пока не надоем так, что мне отдадут всё, что угодно. – Как несерьёзно. – Боюсь, в твоём присутствии я не могу соображать лучше. – Какой ужас, два взрослых человека, и оба не в своём уме. Я бы нам точно детей не доверила. К её удивлению, у Найберга был свой дом, а не квартира. “От отца достался”, – пояснил Свен. Впрочем, обстановку она разглядеть не успела – не включая свет, он притянул её к себе, увлекая в томительно-долгий поцелуй. И с каждым его поцелуем и прикосновением тугой комок нервов и подавляемых эмоций внутри неё распускался, позволяя быть самой собой, освобождая то, что она так долго прятала. Свен оказался внимательным любовником: не торопил её, помогал расслабиться, а потом дразнил лёгкими ласками, посылая мурашки по коже и делая кожу безумно чувствительной. Возбуждение рождалось на кончиках пальцев, собиралось внизу живота, и её раз за разом накрывало этими щекочущими волнами. И она притягивала его к себе, стремясь усилить ощущения, слиться с ним в одно целое. – Как ты? – спросил Свен, устраиваясь рядом. – Ты что, плачешь? Анне-Бритт улыбнулась, смахивая выступившие слёзы, но они неконтролируемо потекли снова. – Всё хорошо, это нервное. – Я, конечно, не плейбой, но ещё никто не плакал, – он коснулся ладонью её лица и погладил по влажной щеке. – Прости, у меня стресс. – Что ж ты молчишь-то всегда. Я всё для тебя сделаю, только скажи. – Свен... – А за нанесение лёгких телесных ты мне должна будешь. – Каких? – А кто мне спину исцарапал? Щиплет. Она покраснела. Он обнимал её, перебирая пальцами кончики завитых волос. – И кто бы мог подумать. – О чём? – Анне-Бритт прижалась к его груди, чувствуя, что глаза сами закрываются. – Сколько в тебе страсти. Она тихо рассмеялась. Домой Анне-Бритт добралась лишь к полуночи, Стефан ещё не спал, сидел на диване в гостиной, уткнувшись в свой лэптоп. Она уже думала сказать что-нибудь про работу, но он, не поднимая глаз, опередил её: – Отчитываться необязательно. Ответить на это было нечего, и Анне-Бритт ушла в спальню.