Когда мы встретимся вновь

Два шага по дороге обид, Два коротких маленьких шага. Почему же так жжет горький стыд? Почему в глазах горит влага? Ведь горел так ярко огонь – Почему теперь только пепел? Не прошли мы и полпути, А уж ветер гнул ветки ветел. А уже собиралась гроза, А уже копилась обида… Мы смотрели – глаза в глаза – Но теряли друг друга из вида. Vickie Июнь 1918 года, Бостон. Сверкая черными боками, океанский лайнер «Королева Виктория» торжественно входил в порт. Пассажиры толпились у бортов, высматривая внизу, среди встречающих, знакомые лица. Гул голосов, крики и смех сливались в единый нестройный шум, изредка перекрывавшийся резкими командами и выкриками матросов, занятых приготовлениями к швартовке. Наконец корабль плавно развернулся правым бортом к пристани и, вздрогнув, застыл, а спустя еще несколько минут первые пассажиры устремились вниз по трапу. В стороне, на палубе, на самом носу лайнера стоял мужчина. Его голова была гордо поднята, густые седые волосы, аккуратно подстриженные на висках и зачесанные назад, легкой волной касались воротника белоснежной рубашки. Пышные седые усы подчеркивали изящный рисунок скул и упрямую линию подбородка, а из-под нахмуренных прямых бровей остро и надменно сверкали глаза цвета темного серебра. Простой черный костюм сдержанными элегантными линиями обрисовывал его высокую статную фигуру, подчеркивая широкий разворот плеч. Неброская, но явно дорогая ткань и строгий покрой одежды свидетельствовали о прекрасном вкусе их владельца, а то, как идеально сидела каждая вещь - о том, что все они пошиты на заказ и, очевидно, у хорошего портного. Скрестив руки на груди, мужчина несколько секунд невозмутимо наблюдал за царящей вокруг суетой, а затем отвернулся, глядя в волнующуюся синюю даль. - Сэр. Тихий голос стюарда вывел его из состояния задумчивости. Вздрогнув, мужчина обернулся и вопросительно поднял бровь. - Сэр, - молодой человек протянул ему трость. – Все пассажиры первого класса уже спустились. Господин окинул быстрым взглядом пустую палубу и, кивнув, направился к трапу. Стюард последовал за ним, стараясь держаться чуть позади. - Вы заказали билет? – коротко осведомился седоволосый, не замедляя шага. - Да, сэр. Все ваши распоряжения исполнены: билет заказан, а багаж отправлен на вокзал. - Прекрасно. Прощайте. Стюард почтительно поклонился. Мужчина неторопливо спустился на пристань и направился к ближайшему из открытых экипажей, которые выстроились вдоль дороги, ожидая пассажиров. - На вокзал, - коротко приказал он, опускаясь на скамью. - Да, сэр, - привычно отозвался извозчик, тронув поводья, и экипаж резво покатил вдоль улицы. Мужчина молчал, его задумчивый взгляд отрешенно-скучающе скользил по проплывающим мимо домам и лицам прохожих. Очевидно, он не раз бывал в этом городе, поэтому окружающая обстановка не вызывала у него никакого интереса. Они свернули на очередную улицу и, быстро миновав ее, оказались на площади. - Приехали, - сообщил возница, натягивая поводья. Расплатившись, мужчина вышел из экипажа и направился к невысокому серому зданию городского вокзала. Войдя внутрь, он прошел мимо толпящихся у кассы людей и остановился перед дверью, на которой красовалась неказистого вида табличка «Начальник вокзала». Подняв трость, он несколько раз стукнул по дереву стальным, украшенным искусной резьбой набалдашником. - Войдите, - глухо донеслось изнутри. Открыв дверь, седоволосый господин прошел внутрь и аккуратно закрыл ее за собой. - Добрый день, - холодно, но безукоризненно вежливо поздоровался он. Кабинет начальника вокзала оказался маленьким и не слишком уютным. Яркий солнечный свет пробивался сквозь пыльные стекла двух небольших окон и светлыми пятнами скользил по темной полированной поверхности громоздкого стола, за которым в высоком кресле устроился сам хозяин кабинета. Начальник вокзала оказался невысоким толстым господином с намечающейся лысиной, одетым в опрятный, но видавший виды темный костюм. Судя по всему, вошедшего здесь прекрасно знали, поскольку, едва увидев его, начальник с удивительной для его комплекции резвостью вскочил с места. - Добрый день, сэр. Присаживайтесь, - суетливо предложил он. – Желаете чего-нибудь? - Только свой билет, - коротко ответил седоволосый, проигнорировав приглашение. - Разумеется, сэр! Все уже готово. Начальник вокзала открыл стоящий в углу сейф и, достав билет, протянул его важному посетителю. - Прекрасно, - коротко кивнул тот. – Когда поезд? - Через четверть часа. - Хорошо. Я подожду на перроне. У вас здесь душно. - Да, сэр, - виновато улыбнулся толстяк. – Разумеется, сэр. Если вам что-нибудь понадобится – только скажите. - Благодарю вас, но не думаю, что это потребуется, - сдержанно ответил седоволосый. - До свидания. Взяв билет, он вышел из кабинета. На перроне было шумно и людно, то тут, то там проезжали тележки, нагруженные чемоданами. Мельком взглянув на них, мужчина отошел к самому краю платформы и принялся ждать. Спустя четверть часа подошел поезд, и звонок возвестил о начале посадки. Стоящие на перроне принялись шумно прощаться. Мужчина молча вошел в ближайший вагон и сел на первое попавшееся свободное место. «Завтра. Завтра я увижу ее. Наконец-то». Июнь 1918 года, Нью-Йорк. - До завтра! Элеонора быстро вышла из театра и почти бегом направилась вдоль улицы. «Только бы успеть… Только бы успеть…», - словно заклинание, мысленно твердила она, старательно лавируя между прохожими. Свернув за угол, она бросилась к пожилому мужчине, закрывавшему дверь, вывеска над которой гласила: «Почтовые услуги». - Ради Бога простите, мистер Клейтон, - запыхавшись, пробормотала женщина, хватая его за руку и пытаясь отдышаться. – Я… - Мисс Бейкер, - улыбнулся старичок, глядя на нее поверх круглых очков. – А я уже решил, что вы сегодня не придете. - Репетиция затянулась, - оправдываясь, пояснила актриса. - Понимаю. Что ж, бывает. А я вас ждал. У меня для вас замечательные новости. - Неужели? - прошептала она, затаив дыхание, глядя на него полными надежды глазами и боясь задать тот единственный и самый главный вопрос. - Да, - рассмеялся мистер Клейтон, открывая дверь. – Вам пришло письмо от сына. - Господи, ну наконец-то! – выдохнула Элеонора, следуя за стареньким владельцем почтовой конторы. - Да, - подойдя к столу, он взял лежавшую на нем стопку писем и, отыскав нужное, протянул его женщине. – Держите. - Спасибо, - Элеонора схватила письмо и уже хотела было его распечатать, но тут же опомнилась и, прижав его к груди, благодарно посмотрела на старичка, с улыбкой наблюдавшего за ней. – Спасибо вам большое, мистер Клейтон. Спасибо, что дождались. Это так важно для меня. - Ничего. Я понимаю. Тяжело, когда родной человек находится далеко, но неизмеримо тяжелее, если он на войне, где в любой момент с ним может что-нибудь случиться. Я очень вам сочувствую, мисс Бейкер. Но я уверен, что с вашим сыном все будет хорошо, и он обязательно вернется. - Спасибо за вашу доброту и понимание, - прошептала Элеонора, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Ну… Я пойду, - быстро добавила она. – Вы и так вынуждены были задержаться из-за меня. До свидания, мистер Клейтон. - До свидания, мисс Бейкер, - улыбнулся старичок. - Моя контора всегда к вашим услугам. Элеонора вышла на улицу и быстро пошла по тротуару, на ходу разворачивая письмо. Оно было небольшим. Всего несколько строк, написанных размашистым мужским почерком. «Здравствуй, мама. Мы прибыли во Францию и сейчас находимся в тренировочном лагере. После обучения меня и остальных расформируют по действующим подразделениям. У меня все хорошо. Прости, что письмо такое короткое, но у меня очень мало времени. Покажи его Сюзанне. Возможность написать и отправить письмо здесь выпадает очень редко, поэтому не волнуйся, если писем долго не будет. Я не смогу писать вам обеим, поэтому буду писать только тебе. Скажи об этом Сюзанне. Надеюсь, у вас все хорошо. Твой Терри». Буквы запрыгали и начали расплываться, и только тогда Элеонора поняла, что плачет. Смахнув слезы, она спрятала письмо на груди и медленно пошла вдоль улицы. На следующее утро… Элеонора свернула на тихую улочку и направилась к знакомому дому. Когда до него оставалось всего несколько шагов, дверь открылась, и на пороге показалась инвалидная коляска с сидящей в ней девушкой. Элеонора остановилась, наблюдая за тем, как появившаяся следом женщина осторожно скатила коляску на тротуар и вновь поднялась на крыльцо, чтобы закрыть дверь. Сюзанна сидела совершенно неподвижно, внимательно рассматривая сложенные на коленях ладони. Она выглядела грустной и очень бледной, а под глазами залегли легкие тени, словно она плохо спала. На ней было желтое шелковое платье с длинными рукавами и высоким воротом, которое великолепно оттеняло ее золотые локоны, но в то же время подчеркивало ее неестественную бледность и почти детскую хрупкость. Внезапно, словно почувствовав ее взгляд, девушка подняла голову, в ее глазах мелькнуло удивление. Элеонора подавила вздох и направилась к ней. - Доброе утро, миссис Марлоу, - поздоровалась она с матерью девушки, которая подошла к ним. – Доброе утро, мисс Сюзанна. - Доброе утро, мисс Бейкер, - пробормотала Сюзанна, нервно теребя складку платья. - Простите, что побеспокоила. - Ничего, - улыбнулась миссис Марлоу. – Мы отправляемся на прогулку в парк. Сюзанна плохо спит и такая бледная… Я думаю, немного свежего воздуха пойдет ей на пользу. - Безусловно, - согласилась Элеонора. Как мать, она прекрасно понимала чувства миссис Марлоу. Это невыносимо: видеть страдания собственного ребенка и не иметь возможности помочь ему, хоть как-то облегчить его боль. Ей было даже подумать страшно, что могло случиться, если бы Сюзанна не спасла Терри в тот день. Но в итоге пострадала сама Сюзанна. И ее мать страдала сейчас вместе с ней. Элеонора сотни раз твердила себе, что происшедшее – всего лишь несчастный случай, что никто не виноват в том, что случилось. И умом она понимала это, но в глубине души чувствовала себя виноватой. Ведь своим мужественным поступком Сюзанна избавила от страданий не только Терри, но и ее. И она, Элеонора, теперь тоже была в долгу перед этой хрупкой золотоволосой девушкой, пожертвовавшей всем ради ее сына. В долгу, который ни она, ни Терри никогда не смогут оплатить. Но она была в долгу не только перед Сюзанной, но и перед стоящей сейчас позади инвалидной коляски женщиной, в глазах которой навсегда застыли тревога, печаль и боль. Потому что она приняла на себя тот груз, который предназначался ей, Элеоноре. Потому что если бы не ее дочь, то сегодня Терри сидел бы в инвалидной коляске, и не эта женщина, а сама Элеонора стояла бы позади нее. И это на дне ее глаз плескалась бы вечная грусть, а сердце сжималось бы от боли бессилия при виде страданий сына. Но то, что сделала Сюзанна, изменило все. Ее поступок навсегда связал их оковами долга и вины, разбить которые могла лишь сама Сюзанна. «Господи, как же сложна наша жизнь. Как много в ней зависит от случайного стечения обстоятельств. И ничего не исправить. Ничего не изменить». - Что-нибудь случилось, мисс Бейкер? - дрожащий голосок Сюзанны ворвался в ее мысли, вернув на землю. – Что-нибудь… - она споткнулась и нервно сглотнула. – Что-нибудь с Терри? – с видимым усилием закончила девушка. - Нет. Все в порядке, Сюзанна. Не волнуйся. Просто я получила письмо от Терри. Он просит, чтобы я показала его тебе. - Письмо, - чуть слышно прошептала Сюзанна. – Господи, наконец-то! Я… Я так переживала. - С ним все в порядке, - успокаивающе улыбнулась Элеонора. – Держи, - она протянула ей листок. – Я, пожалуй, пойду. Мне пора на репетицию. До свидания, миссис Марлоу. До свидания, Сюзанна. - До свидания, - ответила миссис Марлоу. Элеонора быстро направилась прочь. - До свидания, - прошептала Сюзанна, глядя ей вслед. Она всего несколько раз видела Элеонору Бейкер, причем большей частью на сцене, а разговаривали они и того меньше. И, тем не менее, всякий раз, когда они сталкивались, у девушки возникало ощущение, что она не нравится матери Терри, хотя та всегда была безукоризненно вежлива. Сюзанна перевела взгляд на письмо, лежащее на коленях, и осторожно, словно боясь, что от ее прикосновения оно растает в воздухе, подобно миражу, взяла его в руки. - С тобой все хорошо, милая? – встревоженный голос матери привел ее в чувство. Сюзанна обернулась, встретившись глазами с ее обеспокоенным взглядом, и слабо кивнула. - Да, мама. Все в порядке. Отвези меня в парк, пожалуйста. - Конечно, дорогая, - вздохнула миссис Марлоу, и они направились вдоль улицы. Элеонора вошла в театр и быстро поднялась к себе, попутно обмениваясь приветствиями и улыбками с попадающимися навстречу знакомыми. Оказавшись в гримерной, она быстро переоделась в приготовленный еще вечером костюм и, сев к зеркалу, принялась накладывать грим, но перед ее мысленным взором все еще стоял чуть грустный и почти детский образ Сюзанны Марлоу. Элеонора нахмурилась и тряхнула головой, пытаясь прогнать его, но ничего не получилось. Женщина с досадой вздохнула и тут же ощутила легкий укол вины. Она всегда неплохо относилась к Сюзанне, впрочем, как и к остальным молоденьким актрисам, которым помогала советом, не ревновала к славе, не соперничала из-за ролей. Но так было до несчастного случая. До того, как ее сын объявил о своей помолвке с этой полудевушкой-полуребенком. Элеонора искренне пыталась убедить себя, что то, что она испытывает – всего лишь обычная материнская ревность, что ее сын уже вырос и вправе сам решать, что делать со своей жизнью. Она твердила себе это десятки, сотни, тысячи раз, но ничего не могла с собой поделать. Ее не оставляло ощущение, что Терри совершил ужасную ошибку. И виновата в этом была она, Сюзанна Марлоу, которая встала между ее сыном и Кенди. Девушка, которая заставила его расстаться с Кенди. Девушка, которая спасла ему жизнь. «Господи, Элеонора, как ты можешь так думать?! – в который раз мысленно отчитала она себя, нервно припудривая лицо. – Сюзанна спасла жизнь твоему сыну. Как бы там ни было, но она действительно спасла его, и ты в долгу перед ней. Этого не изменишь, как бы тебе ни хотелось! – холодно и настойчиво твердил разум. - Ты должна быть, по меньшей мере, благодарна ей». «Но она сделала его несчастным, - грустно прошептало неугомонное сердце. – Она разлучила его с любимой женщиной. Пусть ненамеренно, но ее поступок заставил Терри отказаться от той медсестры. А ведь он любит Кенди. Он все еще любит ее. И в то же время чувство долга и благодарности не позволит ему бросить Сюзанну, это очевидно. Именно поэтому он ушел на фронт. Чтобы вырваться из ловушки, которую устроила ему судьба. Вот только на этот раз свобода может стоить ему жизни. И виновата в этом Сюзанна Марлоу. Девушка, которая спасла ему жизни… и отняла ее. Она разбила ему сердце, уничтожила надежду на счастье. Твой сын несчастен по ее вине. Поэтому ты не сможешь полюбить ее, как бы ты ни старалась». Громкий стук в дверь вырвал ее из состояния задумчивости. - Элеонора, репетиция начинается. Ждем только тебя, - донесся из-за двери приглушенный голос главы труппы. - Уже иду, - отозвалась Элеонора. Поправив прическу, она встала и, в последний раз окинув взглядом свое отражение в зеркале, вышла из гримерной. - Сюзи, девочка моя, может быть, ты чего-нибудь хочешь? – обеспокоенно спросила миссис Марлоу, останавливая коляску рядом с одной из парковых скамеек, откуда открывался великолепный вид на залив. Сюзанна подавила вздох, опасаясь, что он будет неверно истолкован как признак усталости, и отвернулась. - Нет, мама, я ничего не хочу. - Но… Ты выглядишь такой усталой. - Со мной все в порядке, мама, - тихо, но твердо перебила ее девушка. – Я хочу побыть одна. Пожалуйста, - добавила она чуть мягче. - Конечно, милая. Я пойду немного прогуляюсь. - Иди. Миссис Марлоу хотела сказать еще что-то, но передумала и, встревоженно взглянув на дочь, медленно пошла вдоль аллеи. Несколько секунд Сюзанна смотрела ей вслед, а затем развернула письмо, которое все это время держала в руках. Быстро пробежав его глазами, она аккуратно свернула листок и, устремив взгляд на искрящуюся в лучах солнца гладь озера, вздохнула. Письмо было коротким, сухим и… каким-то отстраненным. «Таким же, как и Терри. Как же невыносимо далек он стал. Почему? Неужели из-за нее? Из-за того, что ему пришлось расстаться с ней? Неужели именно поэтому он ушел на войну?! - думала она, нервно покусывая нижнюю губку и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Из-за нее. Все из-за нее. Он всегда все делал только ради нее. Но почему? Почему?!! Почему она?! За что он так любит ее и почему не может полюбить меня?! Господи, да что же это такое?! За что мне все это?» - Вы его любите, не так ли? - дребезжащий старческий голос неожиданно ворвался ее мысли, вернув на землю. - Что? – Сюзанна вздрогнула и обернулась. На другом конце скамьи, рядом с которой стояло ее кресло, сидел старичок. Хотя июнь был очень теплым, он зябко кутался в просторный темный плащ, отчего казался еще более старым, чем, может быть, был на самом деле. Его лицо было почти полностью скрыто широким шерстяным шарфом, из-под которого выбивались прядки белых, как снег, волос. - Вы его любите? – повторил старичок дребезжащим голосом. - Кого? – ошеломленно переспросила Сюзанна. - Того человека, о котором думаете, - спокойно ответил ее странный собеседник и пересел поближе. - Откуда вы знаете, о чем я думаю? – растерянно пробормотала девушка. Старичок усмехнулся, отчего его маленькое сухое тело забавно содрогнулось. - Я немало пожил на свете, деточка. Немало видел. А ты совершенно не умеешь скрывать свои мысли. У тебя на лице все написано. - Я… Вы ошибаетесь, - неуклюже попыталась соврать Сюзанна и тут же покраснела. - В самом деле? – старик снова усмехнулся и покачал головой. – А по-моему, нет. Такое выражение лица бывает только когда думаешь о любимом человеке, - вздохнув, добавил он и посмотрел на залив, в блеклых голубых глазах под морщинистыми веками отразилась печаль. Сюзанна ничего не ответила и тоже посмотрела на волны. - Это его письмо? – вдруг спросил он. Сюзанна искоса взглянула на старика, но тот продолжал смотреть на играющую солнечными бликами гладь воды. - Да, - вздохнула она. - Вы расстроились, когда прочитали его. С ним что-то случилось? Девушка чуть улыбнулась одними уголками губ и грустно покачала головой. - Нет. У него все в порядке. По крайней мере, он так написал. - В таком случае, почему же вы так расстроены? «Потому что он не любит меня», - подумала Сюзанна с тоской. - Я не расстроена. - Снова врешь, - спокойно заметил старичок. И внезапно Сюзанна ощутила сильнейшее раздражение от его спокойствия и назойливости. - Простите, - заявила она со всей резкостью, на которую только была способна. – Но полагаю, вас это не касается. Это очень личное дело, и я не намерена обсуждать его с посторонним и, к тому же, совершенно незнакомым мне человеком! - Не сердитесь, милая, - слабо улыбнулся старичок в ответ на ее горячность. – Простите, если я обидел вас. Поверьте, я этого не хотел. Это все возраст. Знаете, со временем забываешь о таких мелких незначительных вещах, как всякие там светские правила и условности. Потому что они не главное, деточка. Совсем не главное. Наоборот, иногда они мешают нам быть откровенными друг с другом. Одна ложь цепляется за другую, а в итоге разбиваются сердца, ломаются человеческие судьбы. И ради чего? Ради этих светских выдумок? Они того не стоят, моя милая. Поверьте моему опыту. Что касается того, что мы незнакомы. Бывает, что совершенно незнакомому человеку гораздо легче рассказать о самом сокровенном, чем поделиться с кем-то из тех, кого давно знаешь. Может быть, потому что это ни к чему не обязывает. Рассказал и забыл. И тот, незнакомый, забудет. Зачем ему помнить? А на душе легче. Может, попробуете? - Я не знаю, - растерянно пробормотала Сюзанна. – Я не знаю, что сказать. С чего начать. - Начните с начала. - Еще бы знать, где это начало, - грустно усмехнулась девушка и посмотрела вдаль. – Хорошо. Я попробую, - она снова помолчала, подбирая слова. - Я влюбилась в него с первого взгляда. С той самой минуты, когда он пришел в нашу труппу и я открыла ему дверь. В тот вечер шел снег. Снежинки падали ему на волосы, но не таяли. Он был такой красивый. Самый красивый из всех, кого я встречала в своей жизни. Но он был влюблен в другую. Ее звали Кендис. Кендис Уайт. Терри звал ее Кенди. Я не знала об этом. Терри был очень замкнутым и скрытным. Я не смела признаться, хотя, думаю, он догадывался о моих чувствах, - Сюзанна горько усмехнулась. - Как вы верно заметили, я совершенно не умею врать. А еще актриса, называется. Но как бы то ни было, так продолжалось до несчастного случая. Во время одной из репетиций рампа оборвалась. Я и Терри были на сцене. Я успела оттолкнуть его, но в итоге… оказалась в инвалидной коляске. Пока я была в госпитале, Терри почти неотлучно был рядом. Он был такой добрый, внимательный, заботливый. Я почти поверила в то, что не безразлична ему. А потом приехала Кенди. Когда я узнала об этом, то едва не сошла с ума. Я ревновала его к ней. Молча. Мне хотелось умереть. Я даже пыталась покончить с собой, но мне помешали. Меня остановила Кенди. Она сказала, что Терри останется со мной. Они расстались. Кенди уехала, а Терри, как она и обещала, остался со мной. Он сказал, что сделал свой выбор. Я была так счастлива. Буквально ослеплена счастьем. Я не могла больше играть на сцене, но теперь у меня был он. Только вот Терри изменился. Я не сразу заметила это. Но он… Он словно закрылся. Как ракушка. И не только от меня, но и от остальных. Нет, я не могу ни в чем упрекнуть его. Он сдержал слово. Он приходил ко мне каждый день, был добр, вежлив, заботлив, но… так далек и холоден. Я пыталась исправить это, поговорить с ним, но все бесполезно. Стоило мне лишь заикнуться об этом, как он тут же ссылался на усталость и уходил. Кенди… Я знаю, что все это время он думал о ней, но я не могу упрекнуть его в этом, ведь он ни разу даже имени ее не произнес. Господи, это прозвучит ужасно, но теперь я знаю, что иногда за доброту можно возненавидеть! Я ничего не смогла изменить. А потом… А потом однажды он пришел ко мне и сказал, что уходит на фронт добровольцем. Он уехал в феврале. Это его письмо, - Сюзанна помахала листком. – Первое. Он написал матери. Пишет, что у него все в порядке, но писать будет редко и только ей, потому что мало времени. Вот и все. - Все ясно, - задумчиво пробормотал старик, глядя вдаль. - И что же вам ясно? – хмуро поинтересовалась девушка. - Он не любит тебя, милая, - просто ответил тот. С минуту Сюзанна молча смотрела на него застывшим взглядом. - Почему вы так решили? – наконец выдавила она, хотя уже знала, что услышит в ответ. - Это же очевидно, - грустно улыбнулся ее седой собеседник. – И ты это знаешь, девочка. Но продолжаешь лгать себе. - Это неправда. Он… Он сам сделал выбор. Я не просила его. - А надо ли было просить? Он любил другую, но ты спасла ему жизнь и сама пострадала при этом. Мог ли он поступить иначе и считать себя честным? Вряд ли. Узы долга – самые крепкие в мире. И самые жестокие. Они связывают благородного человека по рукам и ногам. И освободить от них может лишь тот, кому ты должен. У него не было выбора, девочка. Его долг сделал этот выбор за него. - Я не держу его! - Держишь. Не словами. Молчанием. - Нет, это неправда! – яростно возразила Сюзанна. - Неправда, вы слышите!!! Терри остался со мной, потому что любит меня! И я люблю его! Он вернется с войны, и мы будем вместе. Мы будем счастливы. Очень счастливы. Я сделаю его счастливым, клянусь! Старик замолчал, глядя вдаль. - Он когда-нибудь говорил, что любит тебя? – внезапно спросил он. - Н-нет, - растерянно пробормотала Сюзанна. - Вот видишь. - Но… Он сказал, что сделал свой выбор, - упрямо заявила девушка. - Он сам сказал мне это! - Он не солгал. Он остался с тобой, разве не так? Только вот сказать можно все, что угодно, а любовь не выкинешь из сердца так легко. Чувство долга и благодарность не заменят ее. А любит он ту, другую. - Но… А как же я? – подавленно прошептала Сюзанна, не замечая ползущих по щекам слез. – А как же я?! Старик пожал плечами. - Он в долгу перед тобой. И, судя по тому, что ты рассказала о нем, он будет с тобой до конца. Чувство долга будет держать его рядом, пока ты сама не отпустишь его. Но любит он другую. Сердцу не прикажешь, девочка. - И что теперь? Что мне делать? - Решать тебе, - проскрипел ее седой собеседник с тяжелым вздохом. – Все теперь зависит от тебя. Ни от него, ни от нее, а только от тебя. - Я не могу его отпустить, - потерянно прошептала Сюзанна, опуская глаза. – Я… Я люблю его. - Любишь? - старичок как-то странно посмотрел на нее и усмехнулся. – Любишь. Любишь того, кто уехал на фронт. Ты любишь его таким, каким он был тогда, в феврале. А может быть, еще раньше, до несчастного случая. Только вот этого человека больше нет. - Что вы хотите этим сказать? – едва слышно пробормотала Сюзанна, чувствуя, что еще секунда – и она сорвется на крик или разрыдается. - Только то, что сказал, - вздохнул тот. - Человека, которого ты помнишь и любишь, больше не существует. Не смотри на меня так, словно я сошел с ума. Когда он вернется, ты поймешь, о чем я говорю. Война меняет людей, моя милая. Она уродует их тела, калечит их души, а иногда просто забирает их к себе навсегда. Но даже если война отпустит его, может статься, что когда он вернется, ты не узнаешь его. И кто знает, сможешь ли ты принять его таким, каким он станет. Война на всех налагает свое клеймо, уж поверь мне. И те, кто получил его, уже никогда не станут прежними. Она изменит его навсегда. Ты влюблена в призрак, моя милая. - Это неправда! – хриплым шепотом перебила его Сюзанна, с трудом различая темную сгорбленную фигуру своего собеседника сквозь пелену слез, застилающую глаза. – Это неправда! – уже громче повторила она. – Вы лжете! Это не может быть правдой! Терри вернется. Мой Терри обязательно вернется!!! И все станет как прежде! Все обязательно станет как прежде, вы слышите?!! Несколько минут старик молча смотрел на нее, на дне его блеклых глаза плескались жалость и печаль, а затем кивнул. - Разумеется, моя милая, - проскрипел он. – Разумеется, вернется. Твой Терри обязательно вернется к тебе, и вы будете очень счастливы. А то, что я сказал… Не обращай внимания. Забудь. Это всего лишь бредни выжившего из ума старика. Я, пожалуй, пойду. А то сам заболтался и тебя заболтал. Не плачь, девочка, и забудь все, что я тебе наговорил. Все это ерунда и неправда. Жди его. Однажды он вернется, и все у вас будет хорошо. Все решится, милая. Жизнь – штука сложная, но в итоге она все расставит по своим местам. Старик поднялся со скамьи и, не прощаясь, пошел прочь. Он шел медленно, заметно прихрамывая на левую ногу. Сюзанна смятенно смотрела ему вслед. В ее душе царил хаос, мысли путались и разбегались. Внезапно ей нестерпимо захотелось окликнуть своего старого собеседника, но что-то внутри удержало ее. Несколько секунд она молча смотрела, как медленно удаляется его сгорбленный темный силуэт, а затем опустила голову и взглянула на смятое письмо в своей ладони. - Но любит он другую, - насмешливо прошептал скрипучим старческим голосом налетевший ветерок. – Сердцу не прикажешь, девочка. Сюзанна медленно перевела взгляд на переливающуюся синюю гладь озера. Она смотрела на танцующие по волнам солнечные блики, а по ее щекам ползли слезы. - На сегодня – все! Продолжим завтра. Все свободны. Вздохнув с облегчением, Элеонора спустилась со сцены и поспешила к выходу из зала. Репетиции продолжались весь день, поэтому она чувствовала себя совершенно разбитой, и все, чего ей хотелось в эту минуту, так это побыть одной в тишине, чтобы хоть немного прийти в себя. Выйдя из зала, Элеонора поднялась на верхний этаж, где располагались гримерные всех актеров труппы, в том числе и ее собственная, и устремилась к заветной двери, но в этот момент из темноты коридоры вынырнула худенькая детская фигурка и спешно направилась к ней. - Мисс Элеонора. - Да, Питер? – улыбнулась женщина, когда мальчик подошел ближе. Питер подрабатывал в театре, выполняя различные поручения. – Что ты здесь делаешь так поздно? - Директор дал мне кое-какие задания, вот и пришлось задержаться, - пожал плечами тот, из чего со всей очевидностью следовало, что для него это не впервой. - Что ж, - сочувственно вздохнула Элеонора. – Иди домой. До свидания. Она уже хотела войти в гримерную, но мальчик снова окликнул ее. - Мисс. - Да? – актриса обернулась. - К вам пришел какой-то господин. Я сказал, что вы на репетиции, но он ответил, что подождет. Он внизу, в фойе. Судя по виду, это очень важный господин. - Важный господин? – удивленно переспросила Элеонора. Мальчик утвердительно кивнул. Элеонора хотела уже спросить, как выглядит этот важный господин, но передумала. - Спасибо, Питер, - сдержанно поблагодарила она. - Не мог бы ты передать ему, что я переоденусь и немедленно спущусь? - Хорошо, мисс. До свидания. - До свидания. Мальчик поспешил к лестнице. Элеонора проводила его взглядом и вошла к себе. Сев к зеркалу, она принялась быстро снимать грим. «Важный господин… Интересно, кто бы это мог быть? А может… Да нет. Не может быть. С какой стати? Нет, это слишком невероятно. Да и что ему делать в Америке? Нет, скорее всего, очередной поклонник-театрал. Боже, как же они меня утомили. И как невовремя! Но делать нечего. В конце концов, мы все-таки зависим от зрителей. Придется поговорить». Переодевшись, она быстро скрутила свои роскошные золотые волосы в скромный узел на затылке и, схватив перчатки и шляпку, вышла из гримерной. Спустившись вниз, она быстро миновала уже темные служебные помещения и вошла в фойе, где все еще горели свечи. У окна, повернувшись к ней спиной, стоял высокий седоволосый мужчина. Увидев его, Элеонора резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, и почувствовала, как сердце пропустило очередной удар, а колени предательски задрожали от внезапно нахлынувшей слабости. Обессилено прислонившись к двери, она с трудом вдохнула, не в силах выговорить ни слова, и просто смотрела на стоящего перед ней человека широко открытыми глазами, в которых плескались неверие, гнев, растерянность и что-то еще, непонятное и почти неуловимое. Услышав ее шаги, мужчина медленно обернулся, их взгляды встретились, и несколько застывших в парящей тишине мгновений они молча смотрели друг другу в глаза. - Ричард, - наконец едва слышно прошептала Элеонора непослушными губами. Что-то вспыхнуло в стальной глубине устремленных на нее глаз и тут же вновь исчезло, растворившись в холодной неподвижности. Мужчина сделал шаг ей навстречу и чуть склонил голову в сдержанном официальном приветствии. - Здравствуй, Элеонора. Снова воцарилась тишина. Наконец Элеоноре удалось взять себя в руки. Выпрямившись, она тоже сделала шаг вперед и чуть нахмурилась, одарив нежданного гостя ледяным взглядом, полным поистине королевского высокомерия. - Здравствуй, - хотя и натянуто, но все же поприветствовала она его. - Вот уж кого действительно не ожидала увидеть, так это тебя. И что же привело вас в Америку, милорд? – насмешливо-официально поинтересовалась актриса, но в ее голосе проскользнули почти неуловимые нотки злой издевки. - А тем более в наш скромный театр? Несколько секунд Ричард Грандчестер молча смотрел на стоящую перед ним женщину, а затем чуть усмехнулся одними уголками губ и покачал головой. - А ты совсем не изменилась, - невозмутимо заметил он. - А должна была? – вызывающе подняла голову та. Герцог пожал плечами. - Не знаю. Наверное. Время меняет всех. Кроме тебя. - Ну надо же! - насмешливо фыркнула Элеонора, настороженно глядя на него из-под нахмуренных бровей. – Звучит, как комплимент. - Это комплимент, - совершенно спокойно подтвердил мужчина. – Я... - Зачем ты здесь? – резко перебила она. - Зачем ты приехал в Америку?! Неужели тебе мало тех бед и боли, что ты причинил мне?! Еще минуту он молча смотрел на нее своим странным непроницаемым взглядом, а затем отвернулся. - Нам нужно поговорить, Элеонора. Но мне хотелось бы сделать это в спокойной обстановке. Может быть, ты окажешь мне честь и поужинаешь со мной в каком-нибудь ресторане в память о прежних отношениях? - Вот уж чего мне совсем не хочется вспоминать, так это наши с тобой отношения, - вскипела актриса, метнув на стоящего перед ней мужчину взгляд, полный обиды и ярости. – Никуда я с тобой не пойду! А тем более, в ресторан. Вы забыли о вашем положении, ваша светлость? - уничижительно процедила она. - Стоит хоть одной живой душе увидеть нас вместе - и уже завтра все утренние газеты будут трубить о том, что Элеонора Бейкер стала любовницей герцога Грандчестера, - Элеонора пренебрежительно фыркнула и поморщилась. – Уж местные журналисты своего не упустят. Только вот я сыта по горло и сплетнями, и нашими отношениями и не желаю повторения истории. Так что если хочешь мне что-то сказать, то говори здесь и сейчас. И побыстрее. Мы репетировали целый день, и я очень устала и хочу поскорее пойти домой. Герцог выслушал ее тираду с поистине английской невозмутимостью. Ничто не дрогнуло в его надменном лице, и только на самом дне серых глаз на мгновение шевельнулось нечто, напоминающее боль… - Как пожелаешь, - тем не менее, совершенно спокойно ответил он. – Я приехал сюда, чтобы узнать о Терри. - О Терри? - ошеломленно пробормотала Элеонора. – Значит, ты все же получил мое письмо? - Да. Я хотел приехать сразу, но… - герцог замялся на мгновение, тщательно подбирая слова. - Непредвиденные обстоятельства не позволили мне сделать это, - наконец закончил он. - Непредвиденные обстоятельства, - усмехнулась Элеонора. – Непредвиденные обстоятельства в лице герцогини Грандчестер, я полагаю? – язвительно поинтересовалась она, одарив его взглядом, полным горечи и гнева. – И как она только вообще позволила вам приехать сюда с этой целью? Очевидно, ее колкость попала в цель даже больше, чем она рассчитывала, поскольку плечи герцога резко напряглись, словно принимая невидимый удар, а лицо застыло, превратившись в неподвижную, будто высеченную из мрамора маску. Он ничего не ответил и несколько поспешно отвернулся. Когда он снова посмотрел на нее, на его лице уже вновь было прежнее невозмутимое выражение. - Ее светлость не имеет к этому никакого отношения, - спокойно ответил он. – Я приехал, как только смог, потому что хочу знать, что с моим сыном, но Терри не станет писать мне. Он слишком зол и обижен. - И не без оснований, - не удержавшись, едко заметила Элеонора. - Может быть, - согласился Ричард. – Но он – мой сын, и я люблю его. Элеонора недоверчиво посмотрела на стоящего перед ней мужчину, но герцог спокойно встретил ее взгляд. - Да, я люблю его, - повторил он, уголки надменных губ чуть дрогнули в горькой усмешке. – Удивлена? Я никогда не говорил ему об этом и не слишком часто показывал. У меня были на то причины, но сейчас это не важно. Терри – настоящий Грандчестер. Как бы ему ни хотелось, чтобы все было иначе, но он слишком много унаследовал от моей семьи. Непокорство, упрямство, гордость. И то, что за все это время он ни разу не написал мне, лишь подтверждает это. Наверное, это его месть мне, - герцог замолчал, задумчиво глядя вдаль. – Нет, он не станет писать мне. Но я уверен, что он будет писать тебе. Ты – его мать, и, насколько мне известно, ваши отношения значительно улучшились с тех пор, как он сбежал из Англии… - Но не твоими молитвами, - хмуро перебила его Элеонора. – Ты сделал все, чтобы разлучить нас. И мой сын ни от кого не сбегал! Просто он не захотел стать таким, как ты. Таким, каким ты хотел его видеть! Он приехал в Америку, чтобы найти собственный путь в жизни. Вряд ли он смог бы сделать это в Англии, где над ним довлел бы всесильный и непререкаемый авторитет герцога Грандчестера. В каком-то смысле ты сам не оставил ему выбора. Какая ирония судьбы, не так ли? Кстати, - она внимательно посмотрела на него и чуть прищурилась. – Откуда ты знаешь, что мы помирились? Герцог коротко усмехнулся. - Я знаю все, что касается жизни моего сына, - сдержанно заметил он. – По крайней мере, до той минуты, когда он отправился во Францию. - Надеюсь, ты не думаешь вмешаться? Терри никогда тебе этого не простит. - Я бы уже вмешался, если б мог, - мрачно возразил герцог. - Но, увы. Он – солдат армии США, а не британской. Мое влияние велико, но не настолько. - И слава Богу, - так же мрачно парировала Элеонора. – Ты достаточно испортил ему жизнь. И мне тоже. Герцог уже открыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но передумал и, пожав плечами, отвернулся к окну. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая едва слышным потрескиванием догорающих свечей. Элеонора молчала, выжидающе глядя на зыбкое отражение его лица в темном стекле. - Я пришел, чтобы узнать, были ли известия от Терри, - наконец снова заговорил он. – Он уехал в феврале, не так ли? Значит, он уже во Франции и должен был написать. Несколько секунд Эленора молча смотрела на него, размышляя, стоит ли говорить о письме. «Может быть, не стоит? Он был так жесток со мной и с ним. Но… Что может быть хуже неизвестности? Особенно если речь идет о твоем ребенке. Нет, нужно сказать. В конце концов, он все же его отец и, кажется, действительно беспокоится». - Я получила от него письмо, - не давая себе времени передумать, быстро произнесла Элеонора. – Вчера, - добавила она, помолчав. - Я могу его прочесть? – не оборачиваясь, тихо спросил герцог. - Это невозможно, - заметив, как снова напряглись его плечи, она поспешила объяснить. – Не потому что я не хочу давать его тебе, а потому что у меня его нет. Письмо было адресовано не только мне, но и еще одной девушке, - Элеонора усмехнулась. – Если ты действительно так хорошо осведомлен, как говоришь, то тебе должно быть известно, о ком идет речь. Я отдала письмо ей. Ричард медленно кивнул, и снова воцарилась тишина. - И что он пишет? – наконец спросил он. - Что у него все в порядке. Сейчас он в тренировочном лагере, но после обучения их отправят в действующие подразделения. - Это все? - Да. Они снова замолчали. - Понятно, - спустя несколько секунд напряженной тишины вздохнул герцог, снова поворачиваясь к ней. – Элеонора, я… - Это все, что мне известно, ваша светлость, - холодно перебила та. – А теперь я хотела бы пойти домой. Я действительно очень устала. С минуту он молча смотрел на нее своим застывшим непроницаемым взглядом, а затем темные ресницы дрогнули и опустились, скрывая их выражение. - Разумеется. Но я хотел бы побольше узнать о жизни своего сына здесь, в Америке. Надеюсь, ты не откажешься рассказать мне об этом? - Ты же сказал, что тебе и так все известно. - Мне известны лишь факты. Я прошу тебя, Элеонора. Она видела, с каким трудом дались ему последние слова. Ричард Грандчестер был истинным аристократом, никогда не снисходившим до просьбы, о чем бы ни шла речь. Но сейчас он почти… умолял? Элеонора почувствовала, как где-то глубоко внутри что-то шевельнулось. Жалость? Сочувствие? Или… что-то еще? Она не смогла бы сказать точно. Впрочем, стоящий перед ней мужчина не заслуживал снисхождения, поэтому она тут же подавила напрошенное чувство и нахмурилась. - Я подумаю над вашим предложением, герцог, - холодно отрезала актриса. - Подумайте, мисс Бейкер, - столь же официально парировал тот. – И я был бы вам весьма признателен, если бы вы и впредь ставили меня в известность, когда получите известия от нашего сына. - И над этим я тоже подумаю, ваша светлость, - еще более холодно и резко бросила Элеонора, язвительно подчеркнув его аристократический титул. – А сейчас прошу прощения, но мне пора. Уже поздно. - Я могу проводить тебя, - предложил герцог. – Или даже подвезти. - Не стоит утруждаться. Мне не нужны сплетни. К тому же, я уже взрослая девочка и вполне в состоянии позаботиться о себе сама. Прощайте, ваша светлость, - она отвернулась, собираясь уйти. - До свидания, Элеонора, - ответил его светлость. Услышав в его голосе нотки едва сдерживаемого смеха, она замерла от неожиданности, но не обернулась. – А ты действительно совсем не изменилась, - совсем тихо добавил он. Элеонора ничего не ответила и, не оборачиваясь, вышла из зала. «Господи, и зачем он только приехал?!» - в очередной, наверное, миллионный раз спросила себя Элеонора, нервно вышагивая взад-вперед. Часы пробили полночь. Она растерянно взглянула на них и с тяжелым вздохом опустилась в кресло, закрыв лицо руками. «Почему?! Почему именно сейчас?!» Неожиданная встреча совершенно выбила ее из колеи, поэтому, несмотря на усталость, она не смогла уснуть и вот уже который час бесцельно металась по комнате, пытаясь решить, как быть дальше. Тринадцать лет… Тринадцать лет она успешно избегала встреч с ним. И только ей было известно, скольких усилий, боли и слез это стоило. Она тщательно планировала каждую поездку в Англию, старательно исключая все места, где они могли случайно столкнуться, а находясь на туманном острове, старалась лишний раз не выходить на улицу. Она избегала газет, боясь наткнуться на его имя. Методично и безжалостно она вычеркивала из своей жизни все, что хоть как-то напоминало ей об Ричарде Грандчестере. И до этого дня ей это вполне удавалось. Со временем воспоминания поблекли, боль притупилась. Ей даже стало казаться, что она забыла его. Но стоило ей увидеть его, как все вернулось. Один взгляд этих полузабытых глаз цвета весеннего льда - и воспоминания, и гнев, и боль вновь вспыхнули в ее душе, разметав в клочья хрупкие покой и равновесие, которые она так старательно взращивала все эти годы. «Зачем ты вернулся, Ричард?! Господи, зачем?! Неужели тебе мало того, что было? Мало моих страданий? Ну, нет! Нет, мой надменный герцог!!! – подумала она с внезапной яростью. – Я больше не позволю тебе издеваться надо мной. На этот раз бой будет на равных! И победа будет за мной! Ты больше не сделаешь мне больно, чертов аристократ!» Элеонора легла в постель и закрыла глаза. Ярость постепенно уходила, сменяясь усталостью и тоской. Ей хотелось забыть. Все тринадцать лет ей хотелось лишь одного – забыть его. Забыть то, что было между ними. Навсегда. Напрочь! Стереть из памяти, словно ничего не было. Но ничего не получилось. Неугомонное, своенравное сердце упорно хранило воспоминания, словно скряга - золотые монеты, и никак не хотело расставаться с ними. «Черт побери, почему?!! Почему я не смогла забыть тебя, Ричард Грандчестер?! А впрочем, какая разница? Важно одно: прошлое не вернется к нам. Никогда. Я не допущу этого. История не повторится, герцог. И вы больше не разобьете мне сердце, жестокий дьявол с ледяными глазами. Прошлое останется в прошлом». Она зарылась лицом в подушку, пытаясь прогнать образ высокого седоволосого мужчины, проплывающий под опущенными веками, и внезапно разрыдалась. Обхватив себя руками за плечи, она свернулась калачиком и рыдала. Безудержно и горько. Навзрыд. Как и тринадцать лет назад. Пламя свечи вздрогнуло и затанцевало, рассыпавшись яркими искрами в изящно вырезанных тончайших хрустальных гранях. Жидкое золото вспыхнуло на мгновение, мягкой волной омыв гладкие стенки бокала, и таинственно замерцало. «Совсем как ее волосы. Золото… И шелк. Водопад золотого шелка. Элеонора… Элеонора Бейкер. Ты все так же прекрасна, как и в тот день, когда я видел тебя в последний раз. Впрочем, наверное, этого и следовало ожидать. Такая красота не умирает». - Терри! Терри!!! Не смей увозить его, Ричард! Верни мне сына!!! Верни мне моего сына!!! ТЕРРИ!!! Беззвучный крик надрывным эхом разлетелся по комнате, отозвавшись болью в сердце. Пламя свечи изогнулось, затрепетало и снова замерло в неподвижности. «Я не хотел сделать тебе больно. Не хотел. Но ты ведь не поверишь в это, не так ли? Не поверишь. Я сам в это не верю. Я не хотел. Но знал, что так будет. Прости». Ричард Грандчестер поднял бокал и задумчиво посмотрел на искрящееся теплым светом золото бренди, а затем поднес к губам и осушил залпом. Огненная волна обожгла горло, растекаясь теплом по венам. Герцог медленно поставил бокал на стол и замер, неподвижно глядя в одну точку. Часы пробили полночь. Бросив на них равнодушный взгляд, он отвернулся к окну и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. «Элеонора… Тринадцать лет… Тринадцать лет я не видел тебя. Но я ведь и не искал встреч. Да, не искал. Потому что так было лучше. Для нас обоих. Что дали бы эти встречи тебе или мне? Новую боль? Новое отчаяние? Зачем? Нам с тобой достаточно боли. А ты совсем не изменилась, моя Джульетта. Хотя, наверное, ты уже давно не играешь эту роль. Теперь ты играешь другие роли. Но для меня ты навсегда останешься девочкой, влюбленной в пьесы Шекспира. Вечной Джульеттой». Пламя свечи затрещало и погасло. Комната погрузилась во мрак, но герцог не заметил этого. Он думал о женщине. О женщине, которую любил больше двадцати лет. Продолжение следует…