Моя тринадцатая жизнь

Юнги знал, что Рина любит заходить к ним, когда они спят. Так как она просыпалась рано, то после утреннего чая иногда поднималась наверх и обходила комнаты детей одну за другой. Однажды Юнги видел, как она гладит по спине тревожно спящего Хосока. В другой раз его самого, полусонного, ласковая мамина рука укрыла одеялом, съехавшим на пол. Эти маленькие знаки заботы вызывали в Юнги щемящее чувство восторга и причастности, ощущение семьи… После «Великого переселения», как назвали младшие обмен комнатами в первые дни после приезда Исина, количество помещений, которые могла посетить утром Рина, сократилось. Новички спали за закрытой дверью, и Рина туда не совалась. Юнги однажды зашёл внутрь, чтобы разбудить ребят в школу, и обнаружил, что в комнате дико холодно, потому что приоткрыто окно. Мало того, одеяло Лухана находилось на нижнем ярусе у Исина, а сам он спал, съёжившись, под тонким покрывалом. «Так вот почему этот идиот ходит осипший… Жарко ему… Вот придурок… Хоть бы о здоровье подумал…» - посетовал Юнги и устранил источник сквозняка, выговорив после новеньким за беспечность. Лухан, стиснув зубы, слова Юнги проигнорировал и ушёл в школу, а на следующее утро окно снова было открыто, Исин снова спал под двумя одеялами, а Лухан всю ночь кашлял. Рина, узнав о ситуации, выдала Лухану микстуру и ещё одно одеяло, сопроводив выдачу словами «Если ты заболеешь и умрёшь, Исин останется совсем один». После этого щель в приоткрытом окне сократилась до нескольких миллиметров, а Лухан стал спать, как все нормальные люди. В хмурое октябрьское утро просыпаться было более чем неуютно. Юнги выключил тихий будильник, разрешив себе пару минут ещё полежать, когда в коридоре раздались осторожные шаги. «Мама», - догадался он, и в комнату действительно зашла Рина. Увидела, что Юнги уже не спит, улыбнулась, тронула пальцем его нос (Юнги зажмурился, смеясь) и посмотрела на второй этаж его кровати. - Вот так номер! – шепотом удивилась она. – А Бэкки тут откуда? - Ночью явился, - объяснил Юнги. – Ему вроде сон страшный приснился, и нужно было найти хорошую жилетку поплакаться. - Чимини, - ласково погладила Рина по волосам старшего из спящей парочки. – Жилетка ты наша… - Мам… - пробормотал тот, не открывая глаз, и прижал к себе одеяло с Бэкхёном. – Это что, утро? Нам уже вставать? - Да, пора бы, - улыбнулась Рина. – Завтрак я приготовила, умывайтесь и идите есть. - А ТэТэ уже встал? – протянул Чимин: подниматься из теплой кроватки ему явно не хотелось. - Я ещё дальнюю комнату не будила. Тем более, один её житель уже тут, - Рина погладила по щеке Бэкхёна. Тот что-то промычал в ответ, но не проснулся. - Мам, он ночью пришёл, испугался плохого сна. Он же ещё маленький, - жалостливо протянул старший, глядя на донсэна. Рина улыбнулась (её умиляло покровительство Чимина над Бэкхёном) и обернулась к стоящей у другой стены тахте. - Ну что, как настрой? Боевой? - Не очень, - ответил ей вполне проснувшийся Кёнсу, заложив руки за голову и глядя на книжные полки. – Бэк припёрся в два часа ночи. Я потом минут сорок не мог уснуть. - Какие мы нежные, - проворчал Юнги, стреляя в него глазами. Кёнсу в долгу не остался: без очков, чтобы увидеть собеседника, он смотрел исподлобья и прищурившись. Правда, на Юнги этот убийственный взгляд эффекта никогда не оказывал. Поэтому он только усмехнулся. - Мааа… - протянул Чимин. – А Чонгуки-хён сегодня приедет? - Сегодня. - А когда вы в часть к хёнам поедете? - Завтра… Ой! Кёнсу-я, давно хотела тебе сказать – вдруг произнесла Рина, будто что-то вспоминая. – Ты такой красавчик без очков. Может, ну их? Давай линзы тебе купим, а? Комната замолчала, переваривая «красавчика». - А можно? – неуверенно спросил Кёнсу. – Это не очень дорого? Юнги даже опешил, услышав от того не бурканье и скептическое возражение, а вполне человеческую реакцию. - Не особо дорого, - пожала плечами Рина, присаживаясь на край тахты, чтобы Кёнсу не приходилось задирать голову при разговоре. – Нам хватит. Я всё равно буду покупать сегодня линзы для Джина, давай и тебе подберём. Кёнсу посмотрел на Рину, словно на фею из сказки, исполнившую его желание, - округлившимися глазами, не обращая внимания на окружающих. Юнги даже на секунду показалось, что он сейчас изменит принципам и накинется на неё с обнимашками, но Кёнсу просто прошептал «Спасибо» и отвел взгляд. Рина легонько прикоснулась к его волосам и улыбнулась. - А я? – ревниво спросил Чимин, свешивая голову с яруса через Бэкхёна. - Что – ты? – засмеялась Рина. - Я красавчик? – он, позируя, задрал нос. - Красавчик! – смеясь, успокоила его Рина. – Все вы один другого краше. - И я? – сонно прогудел из-под одеяла Бэкхён. - И ты, ребёнок. Поднимайтесь уже, великолепные мои. Идите сиять в свои учебные заведения! Главное, поесть не забудьте, чтоб сиялось лучше. Юнги знал, что Рина любит заходить к ним, пока они спят. Юнги и сам любил просыпаться от этих осторожных шагов и ласковых прикосновений, а не от будильника. Потому что они означали, что у детей есть мама. Потому что они означали, что просыпаться можно счастливым… *** - Значит, Хосоки, Тэ и Кёнсу, да? Точно решили? – переспросил Чонгук на семейном совете за ужином. Кёнсу вздохнул обреченно: ехать с шумными хёнами совершенно не хотелось, но Рина попросила познакомиться со старшими «детьми». Ради её спокойствия пришлось согласиться, но настроение, несмотря на предстоящий поход в оптику, было испорчено. - Да-а-а! – Хосок и Тэхён радостно дали друг другу «пять». Рина кивнула и шутливо-патетично сказала: - А дом на эти сутки вверяется попечению Юнги-щщи. И пусть же всё останется стоять невредимым, когда мы вернёмся! - С чего бы ему вредиться-то? – хмыкнул Юнги. – Вы ж главных вредителей забираете. Кёнсу посмотрел на него с подозрением, и Юнги пришлось добавить: - Ну, кроме вот этого, в очках. - Это мой последний день в них, - буркнул Кёнсу, отворачиваясь. - Не любишь носить очки? – улыбнулась Рина. - Ненавижу, - ответил Кёнсу. Объяснять причины ему не хотелось, тем более за общим столом. Тем более при новичках, при которых говорить Кёнсу вообще не собирался. Мало того, что истеричку Лухана записали к нему в класс, так ещё и Исин ну очень нравился Рине. Кёнсу дико ревновал и никому не мог в этом признаться. Даже Юнги-хёну. В этой ситуации была какая-то несправедливость. У Кёнсу только-только в жизни появилась та, которую он готов был назвать мамой, как её вниманием завладел какой-то левый пацан! Самому Кёнсу Исин не особо приглянулся. Слишком он был мягким и неторопливым. За это же его ругал и брат, но и к Лухану никакой симпатии Кёнсу не чувствовал – за постоянные нервные срывы и излишнюю самоуверенность. Юнги-хён оставался последним убежищем парня, рядом с которым было, по крайней мере, спокойно. Но, если уж говорить честно (хотя Кёнсу себе в этом боялся признаваться), он порой очень завидовал отношениям хёна и Чимина. Юнги всегда расслаблялся и улыбался в обществе этого парня, а вот с Кёнсу был довольно сдержанным. И больше ни разу не обнимал, как тогда, на берегу реки во время похода, до боли, чтобы показать, что нет равнодушия, что есть участие, забота, семейные узы... Кёнсу умом понимал, что хён читать мысли не умеет, что после его собственных постоянных слов о неприязни к объятиям Юнги проявлять знаков внимания не будет. Но ведь Кёнсу всегда говорит об объятиях с чужими людьми, с Луханом, к примеру, или с Хосоком, с которым совершенно не общается, даже живя в одном доме. Но Юнги-хён же не чужой. И Рина не чужая… Рина ведь поняла это, Рина обнимает его иногда, несмотря на показательное фыркание, касается его волос, лица, рук, чтобы показать, что она рядом, что она – своя. И Рина чувствует – Кёнсу точно знал! – чувствует, что он не против, что ему это нравится, что он хочет получать больше, ещё больше тепла, что он хочет быть, как все в этой семье, - любимым… - Кёнсу-я, пойдём, солнышко, новая жизнь без очков тебя уже заждалась, - произнесла Рина, стоя в прихожей, и поправила новое пальто, которое Чонгук купил ей в командировке (и которое чудом подошло ей по размеру и фасону). – Чонгук-а, слышишь? Мне так нравится! Свободно, нигде не стягивает! И малышу удобнее! - Малышке, - поправил её автоматически Юнги, проходя мимо в гостиную. - Малышу, - шепнул улыбающийся Тэхён, идя следом. Рина засмеялась и обернулась к Кёнсу: - А ты за кого? Кажется, в семье разделение. «За никого», - хотел было сказать Кёнсу, но спохватился: это было жестоко и эгоистично. - Без разницы, - отведя взгляд, произнёс вслух он. - Значит, ты, как Чонгуки, - констатировала Рина. – На нейтральной полосе. Кёнсу вздохнул, натянул куртку и не стал отвечать. Ему было стыдно за то, что ещё один – пусть пока не родившийся – ребёнок воспринимается как ещё одно препятствие к тому, чтобы он сам стал родным для Рины. - Кто, как Чонгуки? – спросил Чонгук, выходя в прихожую. – Вас точно не надо на машине подбросить? - Кёнсу, как Чонгуки, - ответила Рина. – Пешком дойдём, оптика у нашего старого дома. - Старого, который первый или который второй? У вас два старых дома, - Чонгук улыбнулся, подходя ближе. - У того, что совсем старый. Который и твой дом, - улыбнулась в ответ она, обнимая мужа. - Кёнсу, присмотри за этой девушкой, - попросил Чонгук, подмигнув ему из-за плеча Рины. - Угу, - кивнул тот, предпочитая изучать узоры на линолеуме, чем невольно смотреть на проявления нежностей супругов. - Мы пошли, - Рина поцеловала мужа и помахала ребятам в гостиной. - Как же приятно, когда дарят подарки! – восхищалась она всю дорогу до оптики, и Кёнсу видел рядом с собой не тридцатичетырёхлетнюю многодетную маму, а юную восторженную девчонку. – Прям настроение повысилось. - Это у тебя от приезда хёна настроение повысилось, - хмыкнул Кёнсу. - И от этого тоже, - озорно улыбнулась Рина. – И маленький сегодня хорошо себя ведёт, не пинается особо, и вы все сегодня такие милые, что так бы и затискала! - У кого-то опять гормональные сбои, только в другую сторону, - прокомментировал Кёнсу. - Ребёнок! Да что ты знаешь о гормональных сбоях! – Рина засмеялась и весело потрепала его по волосам. - Мне четырнадцать, и я умею пользоваться интернетом, - улыбнулся, наконец, Кёнсу. Рина заражала позитивом, и наедине с ней хмуриться не хотелось, несмотря на затянутое тучами вечернее небо. Темнело в октябре рано, и облачная пелена только ускоряла процесс. В магазине оптики было пусто. Рина сразу отправила Кёнсу на прием к врачу, чтобы тот подобрал ему необходимые линзы и научил их использовать. Через несколько минут Кёнсу вышел из кабинета, обалдевший, с округлившимися глазами, рассматривая окружающий мир и Рину новым взглядом. - Здравствуйте! – поприветствовал Рину молодой врач, выходя следом. – Вы его мама, да? - Я его… - Рина замялась, видимо, не желая при чужих людях произносить слово «опекун». - Мама, - закончил за неё Кёнсу, ни на кого не глядя. Произнести это слово оказалось совсем не сложно. - Просто сказать вам хотел. Что же вы его зрение-то не проверяли так долго? У него эти очки на -2, а нужны на -5. И центровка неправильная. Он же не видел в них ничего толком. - Всё я видел! – нахмурился Кёнсу. – Мама здесь ни при чём. - Кёнсу, - расстроено прошептала Рина. - Давай не будем, пожалуйста, - остановил он её и обернулся к доктору. – Не надо её ругать, вы ничего не знаете. - Молодой человек, а вот грубить не нужно, - обиженно ответил врач и без прощания развернулся и ушёл. - Какие мы нежные, - буркнул шёпотом Кёнсу, копируя утреннюю фразу Юнги-хёна. - Кёнсу-я, - проговорила Рина. – Ты правда плохо в них видел? Ну почему не сказал? Кёнсу опустил голову и не ответил. Рина вздохнула и отправилась на кассу оплачивать покупки. А на улице всё тоже было по-другому. Кёнсу смотрел на открывшийся ему прекрасный мир и задыхался от новизны ощущений. Предметы не расплывались, лица прохожих были четкими и с понятными выражениями, горизонт не смотрелся темным пятном… А самое главное, что поразило в ту минуту Кёнсу, - это светящийся диск луны на очистившемся от облаков кусочке неба. Он был виден так ясно, словно на картинке из книжек про космос. А потом Кёнсу увидел звезды. Оказывается, их было много. В облаках то тут, то там зияли бреши, а в них россыпью мерцали маленькие искорки. - Ты видишь? – шёпотом спросил Кёнсу в пространство. - Звёзды? – переспросила подошедшая к нему со спины Рина. - Ага, - кивнул Кёнсу, не отводя взгляда от неба. - Вижу… Я всегда их вижу, - тихо ответила Рина, обнимая его за плечи. - А я никогда не видел вживую… Папа очки где-то нашёл, - вдруг внезапно для себя сказал Кёнсу. – Притащил их, потому что я щурился всё время. Может, на помойке валялись, а может, спёр у кого, я не знаю. Я их отмыл и стал носить. В школе все ржали за спиной… В них было легче… Но звёзды всё равно не было видно… Рина ничего не ответила, обнимая крепче. - Прости, что я сказал тому врачу, что ты мама… - сдавленно добавил Кёнсу. - Тшшш… За это не извиняются, малыш, - проговорила Рина ему в макушку. Кёнсу прислушался к своим ощущениям. Ему было тепло, несмотря на промозглый ветер. И тепло шло не от одежды, а изнутри. Откуда-то из сердца, где стоит маячок, подсказывающий человеку, что его любят. - Спасибо за линзы… мам… - прошептал он. - Пожалуйста, родной, - ответила Рина и поцеловала его волосы. И мир стал ещё прекраснее.