Рукопись, найденная в Смолевичах

8 августа 18… года Побережье Корнуолла. Небольшая бухта, скрытая в скалах. — Джилл! — позвал Роджер. Выждав волну, Теодор переложил штурвал. «Дмитрий» входил в узкое ущелье, и казалось, время слегка замедлилось — в тени меж двух скалистых стен, зацепившаяся за острые камни, словно бы еще длилась ночь. Джилл стояла на корме, опасно перегнувшись через борт, и упорно глядела на запад, на оставленный экипажем «Сигуре». Еще секунда — и кораблик скрылся за нависшим утесом. Навсегда. Теодор покосился на стоявшего рядом Сакаи — глянуть прямо не решился. И правильно сделал. Роджер был подчеркнуто спокоен, и только глаза, непроницаемо черные, смотрели так, словно у капитана что-то сильно болело. Не дело замечать слабость другого, если ее так упорно стараются скрыть. И Теодор сосредоточился на сужающемся фарватере — пока еще коридор был достаточно широк, но чем дальше, тем ближе сходились скалы. — Джилл, пора! Девушка прошла на бак. — Как думаешь, Роджер, — спросила задумчиво, — сможет их плотник собрать для меня бочку? Новую, чтобы ничем посторонним не пахла? Я видела, нужный инструмент у него имеется. — Не отвлекайся, Джилл, — мягко ответил Сакаи, — обсудим потом. Джилл кивнула: — Конечно, потом. Когда все кончится. Рулевой, — обратилась она к Лендеру, — держись прямо за мной, как можно ближе. Ухватившись за леер, забралась на планшир, и, как была, шагнула за борт. — Э-э!.. Куда?! — закричали хором доктор и рулевой. Доктор кинулся к борту и чуть сам не сиганул следом, не пугаясь ни соленых брызг, ни нависающей сверху скалы, Стах еле успел ухватить его за сюртучный хлястик. Теодор же, хоть от неожиданности аж рот раскрыл, штурвал не бросил, остался на месте:  — Барышня… Капитан, я не понял, она у вас что, ундина, что ли? — Не может быть, — пробормотал штурман. — Да нет, — снисходительно усмехнулся Винни. Все-таки удалось хоть чем-то поразить этих упырей. А что, не все им своими диковинами козырять. Подумаешь, девка стеклянная! Оборотни с «Сигуре» тоже, знаешь, не лыком шиты! — Джилл — шелки, — сказал Сакаи, обращаясь в основном к эмиссару и доктору. — Она перекидывается в тюленя. И лучшего лоцмана вам не сыскать! Главное, не потеряйте ее из виду. — Ну, уж за это будьте спокойны! Пёстрая тюленья спинка поплавком мелькала в темной воде, и не разглядеть ее могли разве что люди. Но таковых, насколько Теодору было известно, на судне не наблюдалось. Шхуна шла, понемногу замедляясь, паруса обвисли в безветрии, как простыни на бельевой веревке. И все равно, выход из коридора приближался быстро и неотвратимо. Теодор слышал, как колотятся сердца стоящих рядом, чуть чаще — Роджера, чуть реже и спокойнее — увальня Винни. — Левее, — коротко бросил Воронцов, и тут же пёстрая спинка показалась в черном блике воды, забрав чуть влево. Казалось, штурман и плывущий впереди тюлень думают в унисон. — Приготовься, рулевой, — сказала Мари. Черный овальный камень маячил перед бушпритом. Десять саженей, пять… — Ближе, ближе, — бормотал Винни, сжимая кулаки, словно это он держался сейчас за спицы штурвала, — еще чуток… Эмиссару вдруг очень захотелось зажмуриться, а доктор вцепился Стаху в рукав — а ну, как не успеют? Три сажени… Дикий вой, раздавшийся с кормы, отразился эхом от каменных стен, вырвался из узкого ущелья, взлетел в наливающиеся рассветной желтизной низкие облака и унесся, отгоняемый ветром, в сторону большой земли, так что на всех фермах миль на двадцать в округе наверняка в это утро прокисло молоко — прямо в коровах. — Крути! Крути, мерзавец! Магистр, оказывается, умел не только кричать. Подобно подброшенному пружинкой буке из табакерки, перескочил он немаленькое расстояние, отделявшее его от мостика, и приземлился на четвереньки, распугав лилово-белую пушистую парочку. Кроля и Патрикевна прыснули в разные стороны из-под каблуков блестящих штиблет, а Вольдемар лягушкой прыгнул на спину Теодору, продолжая вопить что было мочи и стараясь дотянуться до штурвала. — Крути, сукин сын! Поворачивай! Теодор лишь пригнулся слегка, вцепившись по-прежнему в штурвальные рукояти. Меньше сажени… Отвлекаться было нельзя, но он все же крикнул, не отрывая взгляда от придвинувшегося вплотную черного камня: — Рыжий, дай ему в рыло, я занят! — и до отказа вывернул штурвал вправо, чувствуя, как кто-то сдернул с плеч назойливого магистра. Сзади затеялась короткая возня, потом кто-то охнул удивленно, но Теодору было некогда. Шхуна медленно, будто спросонок, повела бушпритом вправо, черный овальный камень, который неминуемо должен был со всей силы впечататься в левый борт, уклонился, отдаляясь. Зато справа опасно приблизилась, скалясь насмешливо, мокрая, изъеденная волнами скала. Теодор шевельнул рукой, забирая влево — самую-самую малость, даже не поворачивая штурвал, а словно только лишь думая его повернуть. «Дмитрий» легонько рыскнул на бившей в камни волне — и вышел из коридора на неширокий простор укромного залива, где уже скакал на поверхности воды, волнуясь за товарищей, пятнистый кругленький тюлень. — О-о-о, Теодорхен, — томно, как когда-то, в самом начале плавания, выдохнула Мари. — Это было феерично! — Я вот сейчас устрою кому-то такую феерию! — обернувшись, процедил Теодор. — Дайте только пристать к берегу, я этому академику… Но оказалось, что феерию академику уже организовали, не дожидаясь, пока Лендер освободится. Вольдемар лежал поперек мостика, и сиреневый кролик сидел у него на груди, издавая то и дело грозное утробное рычание. Остальные молчали. Нет, маневр, что и говорить, был неплох, тут Теодор не стал бы спорить. Но все же он никак не рассчитывал, что все они — и капитан, и доктор, и штурман замрут в таком… восхищенном молчании. Только Сакаи почему-то не замер, а стоял, покачивая сокрушенно головою, а Винни, стараясь не смотреть ему в глаза, все потирал да потирал правое плечо. Ноет, что ли, оно у него? К смене погоды? Вон и лисица эта белохвостая там же на плече пристроилась… Молчание все длилось, так что Теодору стало немного не по себе. — Э-э-э… Спасибо, штурман, — сказал он наконец, чтобы как-то развеять неловкость. — Неплохо ты его приложил! — А это не я, — как-то осторожно ответил Воронцов, и тут Теодор понял, что смотрят все как раз на Винни. А вовсе не на валяющегося («Это который уже раз за плавание? Не вампир, а ванька-встанька какой-то! То есть, тьфу, как раз наоборот!») Вольдемара. — Это наш новый… товарищ, — очень вежливо сказал доктор. — Господин Черноу, если я не ошибаюсь? — Он самый, — кивнул Винни. — Не сдержался, уж вы не серчайте! Но, сказать по совести, по делу она выступила и как раз вовремя. Это ж придумать надо — на штурвал кидаться! Еще б немного, и нам всем бы крышка. Распростертый магистр дернулся и взбрыкнул ногой. Кролик рыкнул особенно громко. — Да-а, — протянул Стах изумленно. — Тех, что голову дома забывают, мне на своем веку повидать довелось немало. Но чтобы рука вот так вот запросто… порхала на свободе… А скажите, господин Сакаи, много у вас еще подобных штук в карманах завалялось? Сакаи неопределенно пожал плечами: — Издержки нашей природы, капитан. — Полно, не извиняйтесь, — Стах огляделся. — Куда нам теперь? — На ту сторону, вон там, за скалой. Джилл, веди! Рулевой, следуйте за ней. Глубины тут хватит. Лендер совершенно потерял нить разговора. И, чтобы не показаться полным дураком, принялся внимательно следить за плывущим впереди тюленем. Но любопытство так и кусало его за нос, потому он, улучив момент, спросил тихонько у подошедшего штурмана: — Что там было-то? Кто выступил? — Рука летала, — лаконично и совершенно непонятно ответил Воронцов. — Чья рука? Как это — летала? Теодор, кажется, догадался. Штурман досиделся на кроличьей диете — до видений. Все разом досиделись, включая капитана. Эх, надо было все же заглянуть в тот монастырь с колоколами, перекусили бы да и плыли себе дальше… — Моя рука, — ответил Винни. — Правая. Летает временами сама по себе. Лисица тявкнула, словно засмеялась. Теодор посмотрел на штурмана, и тот кивнул, подтверждая: да, летает. Сама по себе. Взгляд штурмана был ясен и синь, никакого безумия в нем не читалось. Тогда получалось, что с катушек съехал именно он, Теодор Лендер? Ну нет. Проще признать, что рука действительно летала. А что, всякое бывает… — Летает, значит… Ну, пусть летает. — Так-то она у меня смирная, — вздыхал Винни, — а тут вот вспылила. Я и останавливать не стал, иначе размазало бы нас по скале, как улиточку… Ну, а ты, брат, силён! Как по ниточке провел, не придерешься! — Да ладно, — расплылся в улыбке Лендер, — обычное дело. А за помощь спасибо. С меня причитается, приятель! Шустрый тюлень вел шхуну к скалистому берегу, точно такому же, что остался за кормой. Глубины хватало, и ветер, не сильный, но уверенный, полнил паруса. Залив, заключенный в объятия высоких скал, почти полностью закрывала густая тень, но бегущие по небу серые облака посветлели и кое-где наполнились блеклой голубизной — пока они проходили коридор, миновал рассвет, и едва «Дмитрий» вышел из тени левого берега, как все они почувствовали, как подступает слабость. Захотелось спать. А спать было некогда. — Теперь так, — сказал Сакаи. — Грот где-то тут. Высадим дам и выгрузим багаж. Потом заведем шхуну чуть дальше, за скалу. Хоть какое, а укрытие. Сами вернемся берегом, пройдем через второй вход. Рулевой, подойти еще ближе. Вон туда! — Эй, правь на меня! На узкой, покрытой крупной галькой полоске суши, уже стояла, ожидая их, насквозь промокшая Джилл — как она выбралась на берег, как перестала быть тюленем и обратилась в человека, никто не заметил. — Ну что, доктор, — Стах нагнулся и легонько потрепал по спине лилового кролика, сгоняя его с магистра, — кончилась наша увеселительная морская прогулка. Отправляемся в бодрящий пеший поход. Вставайте, господин Карасюк. Господин Карасюк! Веня, он что, опять заснул? — Ну, Стах, — доктор склонился над магистром, — будь снисходителен. Не всякий может, как ты, разгуливать, как ни в чем ни бывало, средь бела дня. И он похлопал магистра по щекам. Тот замычал, оскалился, но глаза все-таки раскрыл — Поднимайтесь, магистр. Приплыли. Идите и быстренько соберите свои вещи. — Брать только самое необходимое! — громко сказал Стах. — Касается всех! Шхуну охватила деловитая суета. Натали и Полина одна за другой сновали в капитанскую каюту и обратно, вынося плотно перевязанные пачки исписанной бумаги. Марья Сидоровна принимала их, придирчиво оглядывая, и укладывала, словно дрова в поленницу, у борта. Там же стояли спешно вынесенные из трюма чемоданы, шкатулки, корзинки, солидный черный сундук с золоченым вензелем на лакированной крышке и один, но большой узел, увязанный из клетчатого пледа и таивший в себе, как заподозрил по пухлому его виду Стах, думки и подушечки. Сбоку, привалившись к узлу и изрядно его придавив, обретался неизбежный гарпун — все, что осталось от хозяйства двухмачтового шлюпа «Сигуре». Михалыч за последние полчаса вроде на палубу не выходил, а между тем возле грот-мачты возник вдруг большой полный инструмента плотницкий ящик, потом обитый по углам железом квадратный рундук, а потом — Стах не поверил своим глазам — потеснив дамский багаж, между гротом и шлюпбалкой появился гроб. Тот самый, битком набитый всевозможными ножами, мечами, саблями и прочим холодным оружием, который Стах так неудачно инспектировал пару недель назад. Роджер Сакаи и Винни, оказавшиеся за пределами всеобщих сборов, молча стояли за спиной рулевого. Им, в отличие от команды вампиров, собирать было нечего. Патрикевна расстроенно перебралась с плеч Винни к Сакаи, посидела минутку, вернулась к Винни… Редкий случай — она не знала, кто из ее питомцев больше нуждается в утешении! Винни вдруг хмыкнул: — Гляди, капитан, гарпун-то наш… Пойду приберу, пока девица занята. Как-никак, своё оружие, хозяйскую руку помнит дак. Сакаи промолчал. И снова отвернулся Теодор Лендер. Хуже нету, когда у кого-то беда, а ты помочь не можешь. Не можешь? А если подумать? — Капитан! Тут такое дело… Эй, приятель, — Теодор ухватил Винни за рукав, — прими-ка штурвал. — Да, рулевой, вам тоже надо упаковаться, — Стах кивнул понимающе. — Да не в этом дело, — досадливо мотнул головой Теодор, — чего там паковать? Все мое на мне. — Вот и славно, — Стах уже вернулся мыслями к поразившему его багажу Михалыча. — Плотник! Где вы? Гроб это все же перебор. Вы уверены, что это — самое необходимое? — Капитан! — Теодор забежал вперед и встал столбом прямо перед Стаховым носом. — Послушайте. Ну жалко же корабль. — Какой? — Вот их, — Теодор ткнул пальцем в Сакаи. — «Сигуре» который. На палубе стало тихо, только падали с шуршанием листки бумаги из развязавшейся в руках у Полины пачки. Сакаи молча отвернулся. Жалко или нет — сделать все равно ничего нельзя. — Отставить, рулевой, — сказал Стах. — Когда идет война, потери неизбежны. — Ну можно хоть попробовать! — настаивал Теодор. — А что мы можем сделать? — заинтересовался доктор. — Если можем, то, наверное, должны? Капитан? — А что мы можем сделать? — спросил и Стах. — Я думал уже. Туманом туда лететь? Долго, да и опасно. День на дворе, хотя солнца и нету. На наше счастье. Да и развеять может по ветру, где вас потом собирать? — Не туманом! — ответил Теодор. — Зачем непременно туманом? — Капитан, рулевой, — вмешался Сакаи, — оставьте. Бесплодные надежды лишь угнетают дух. Винни дернул его за полу мундира, но Сакаи отмахнулся: — И потом, как именно вы собираетесь это осуществить? — Не туманом, — повторил Теодор упрямо. — Я слетаю. Далеко не уведу, так хоть ближе к берегу переставлю. На виду у людей да средь бела дня Балфер расстреливать его не рискнет. Ну? Разрешите! — А вам дневной свет, значит, не помеха? — Стах посмотрел на серые облака, которые вполне уже можно было назвать тучами. — Так солнца-то нет! — Ненужный риск при малой вероятности успешного исхода, — сказал Сакаи; глаза его как будто оттаяли. Как ни старался Роджер оставаться бесстрастным, надежда уже задела его сердце своим бритвенно острым безжалостным крылом. Стах еще раз посмотрел на небо, на рулевого: — Один справитесь? — Обязательно, капитан! — радостно ответил Теодор Лендер. — Не рискуйте там, — крикнул Стах вслед метнувшемуся в небо черному нетопырю. — И живо, одно крыло тут, другое — тоже здесь! — УУУ! — провыл ошарашенно лиловый кролик. …И только потом, уже перемахнув через отделявшую залив от моря узкую скальную гряду, нетопырь сообразил, что капитан даже не удивился его неожиданному, как предполагалось, превращению. А еще в голове мелькало всякое-разное, в рваном ритме, совпадающем с махами черных перепончатых крыльев: «Эх, а про чеснок-то я забыл! Чтобы не бросили… Наверняка не вспомнят! С погодой повезло! Не жарко. И тумана нет. Облака да тучки, а кораблей три штучки… Вот и «Сигуре» виднеется. Привести поближе к берегу. Без Мари придется повозиться. Жаль, рыжий не летает, вдвоем быстрее бы управились». — Уик! — раздалось над головой. Совсем рядом откуда ни возьмись пристроилась большая взъерошенная птица с несоразмерно большим желтоватым клювом. «А это что еще за пташка? Глаз нахальный, длинный хвост. А перышки-то знакомые! Вот, значит, чьи перышки — как его, Фрэнк, кажется? Ладно, пусть летит, вдвоем веселее». — Уик! — повторила птица и проворно замахала пепельно-серыми крыльями, вырываясь вперед. Этого Теодор позволить ну никак не мог, а потому рванул как только мог, уворачиваясь от особо сильных порывов ветра. Фрэнк, если это был он, не отставал. Так они и летели, то догоняя один другого, то отставая, и прямой лет птицы то и дело сбивался на причудливый зигзаг, свойственный обычно мышам летучим, и расстилалось под ними покрытое белыми барашками море, а по морю шли им навстречу кильватерной колонной* три боевых корабля. ________________ *Кильватерная колонна - строй кораблей, при котором они следуют на установленном между ними расстоянии в кильватерной струе, один за другим, иначе говоря, в кильватер друг другу.