***
— Привести себя в порядок, привести себя в порядок… — бормотал, сбегая по трапу на среднюю палубу, рулевой. — Ну, разве что отряхнуться чуток, это да. И он встряхнулся с усердием дворового пса, попавшего под июльский дождь. — Пфу ты! Теперь в сапог что-то попало! Не откладывая дела в долгий ящик, примостился тут же, на нижней ступени трапа, стянул ботфорт с правой ноги и вытряхнул из него пару сухих буроватых катышков и гнутый-перегнутый железный крючок. — Всё! Я в порядке. Лендер глянул снизу вверх на штурмана — тот, как спустился, не говоря ни слова, так и стоял, словно вкопанный, посреди палубы. — Ты чего? — удивился рулевой. — Теперь идем тебя приведем. Мне-то уже ни к чему. А вот тебе надо. — Надо, — Воронцов кивнул, и из волос его посыпались клочки сухой травы. — Только вот… Где бы раздобыть иголку? И нитки? — Иголку? — Лендер встал, подтянул отвороты ботфортов. — Ну да, — штурман развел полы свободной серой куртки, и стало видно, что рубаха его разорвана от ворота почти до пупа. В прорехе виднелся черный кожаный шнурок — наверное, от какого-нибудь надетого на шею амулета. Рулевой присвистнул: — Ну ничего себе! Вовремя Кроля успел, а то бы вообще вдрызг порвало! Но тут ты все равно до утра провозишься… А переодеться? — Нет, — штурман придержал у горла разодранный воротник, — не во что. — Что ж делать-то? У меня тоже смены нету. Кэп с гостями занят, будь они неладны, да и велика тебе будет его рубаха. Слушай, а если так, без рубахи? — Лендер задумался и тут же помотал головой. — Не, если ты с голым пузом при гостях вылезешь, кэпа точно кондрашка хватит. Да и вообще… Клетка оставила следы не только на рубахе — куртка штурмана была вся перемазана, и запах не оставлял сомнений чем. — Не, не вариант… Гости же. Кто такие, кстати, я не понял? Ответа Лендер не получил. Под ногами, в трюме, что-то деревянно хлопнуло, потом раздалось невнятное, но явно сердитое ворчание, бурчание и бормотание, и из ведущего вниз люка появился незнакомый коренастый и белобрысый здоровяк, а следом, буквально наступая ему на пятки, поднимался очень недовольный Михалыч. — Неча тут, — говорил Михалыч, подпихивая незнакомца под зад крестообразной деревяшкой, которая в свое время так напугала эмиссара. — Ишь! Пшел, пшел! На лице незнакомца застыла кривая ухмылка — то ли гримаса ужаса, то ли любезная улыбка, понять было сложно. — Вт! — сказал Михалыч, завидев Лендера и Воронцова. — Зстукл в трме! Штурман и рулевой посмотрели на незнакомца. Потом друг на друга. — Кажется, это тоже гость, — сказал Воронцов. — Дык! — плотник встопорщил бороду. — Гсть, ёлы-палы! Зблдился! Он глянул на расхристанного штурмана и фыркнул: — Непрдк! — и пропал. Но тут же появился снова, словно и не исчезал, а лишь обернулся вокруг себя на босых пятках, только теперь в руках у него, кроме деревянной крестовины, оказалось еще что-то. — На! — плотник, не тратя лишних звуков, сунул это что-то Воронцову. — Впору бдт! А этг — нверх, к кптну! И снова пропал, теперь уж окончательно. Сверток оказался полосатой вязаной фуфайкой — наверное, той самой, что отвисала почти две ночи на вантах. Штурман огляделся и шагнул к дверце ближайшей каюты. — Давай быстрее, — сказал ему в спину рулевой, потом посмотрел внимательно на пришельца и понял: тот ему не нравится. Гостям в трюме делать нечего. А незнакомец, уважительно покачав головой, сказал, глядя на то место, где только что стоял Михалыч: — Эк шустёр! Корабельный, поди? Слыхать-от про корабельных слыхивал. А вот видывать по сю пору не доводилось. Гость, казалось, совсем его не боялся — его, вампира Теодора Лендера! Нет, Теодору он определенно не нравился… Ничего, разберемся! Если гость не ко двору, он вполне может быть к столу. Хотя лично он, Теодор Лендер, предпочел бы в таком случае не гостя, а гостью, и желательно помоложе. Но в условиях дальнего похода капризничать не приходится. — Эй, господин штурман! Ты скоро там? — Иду, — дверь каюты распахнулась, стукнув о переборку. Воронцов шел не один — перед ним семенил очередной незнакомец, щуплый, чернявый и горбоносый, в широкой не по размеру холщовой робе. Пребывал он, по-видимому, в трансе — глаза закатились, руки висели безвольными ниточками, и он еле-еле перебирал ногами. Воронцов просто пихал его перед собой, положив ладони на плечи. — Это что еще такое? — вытаращил глаза Лендер. — Вот, нашел в каюте. Еще один. Это ваше? — спросил штурман у первого гостя. — Моё, — угрюмо ответил тот. — Вот ведь незадача… — Забирайте! — Воронцов подпихнул свою находку в дверной проем. Чернявый гость качнулся и чуть не завалился, зацепившись обеими ногами за порог. Зато из транса вышел — встрепенулся, вытаращил глаза и увидев, кто именно его поддерживает, шарахнулся в сторону, чуть не сбив с ног своего коренастого сотоварища. — Та-а-ак… — протянул рулевой, — понятно… Интересно, сколько еще их тут шарашится по углам. — Наверх, — бросил Воронцов, коротко кивнув в сторону трапа. — К капитану.***
— Нет, это же надо, — Стах, не сдержавшись, засмеялся. — Что такое? — прошептал доктор, изо всех сил улыбаясь стоящим в отдалении гостям. — Да ничего такого. Просто — ну разве не забавно? Сидим тут неделю, ждем волхвов с дарами… Являются — но не те. Не за магистром, а за гарпуном. А наши два обалдуя тут кроликов размножают. До положения риз… — Знаешь, Сташек, может быть, оно и забавно, но как-то вот совершенно нашему путешествию не противоречит, не находишь? — Совершенно не противоречит, — согласился Стах и почесал за ухом Кролю, почему-то не последовавшего верным хвостиком за своим хозяином, а так и застывшего соляным столбиком, сидя на задних лапах. — Не только не противоречит, а даже и очень стройно вписывается. Оттеняет, так сказать, картину общего безумия. Да, зверюга? Ладно, пойдем к гостям, а то неудобно. И, Веня… Не улыбайся ты так… приветливо. Испугаешь раньше времени. Гости, надо сказать, вели себя не совсем обычно. Хотя кто его знает, что там в обычаях у людей, по своей воле заглянувшим к вампирам — просто так, на огонек. До сих пор Стаху такие не попадались. Тем любопытнее. — Простите, господа, — как можно мягче сказал эмиссар. — Небольшие проблемы с провиантом. Кролики, знаете ли, слегка разбушевались. — Да-да, конечно, — пробормотал в ответ капитан в красном мундире. — Кролики по весеннему времени бывают весьма буйны и опасны. Но смотрел он при этом не на Стаха, не на мадемуазель Полину, задумчиво обнимавшую трофейный гарпун, и не на доктора, продолжавшего улыбаться — приветливо, но не показывая зубы, от чего выражение его добродушного лица производило поистине жуткое впечатление. Нет, капитан, опоясанный двумя саблями, неотрывно смотрел на Кролю. А Кроля — только теперь Стах это заметил — так же неотрывно смотрел на чужого капитана. И только Стах открыл рот, чтобы сказать, что вообще-то дело к осени, как Кроля прыгнул. Это был великолепный прыжок. В один мах лиловый кролик покрыл расстояние, разделяющее его и чужого капитана. Девушка, одетая матросом, ахнула, капитан отшатнулся, прикрывая ее рукою… Белая зверушка на его плечах крепче вцепилась лапками в потертое сукно мундира и медленно, словно кошка на печке, зевнула. А лиловый грызун мягко приземлился на палубу и замер. Уши его стояли торчком, хвост растопырился во всю длину, взъерошившись на конце пушистой кисточкой, и глаза горели пурпурными огнями. — Ты что, Кроля? — удивился доктор, перестав, наконец, улыбаться. — А ну, — сказал Стах, — куш! Нельзя! Не пугай гостей! Фу! Пугать гостей Кроля и не думал — хотя, конечно, следовало бы. Потому что нахальство! Прогнали тебя — так и нечего являться на шхуну снова, да еще среди темной ночи. И в другой раз кролик непременно бы задал наглецам хорошую трёпку. Но сейчас он едва замечал и Укушенного, и его молчаливую спутницу. Да и Вожака, если честно, почти не видел, не говоря уже о докторе. Нет, Кроле было не до них. Покуда он валялся тряпочкой между распростертым по палубе рыжим хозяйским приятелем и навалившейся на него тяжеленной клеткой, в голове метались, перебегая друг другу дорогу, только две коротенькие мысли. Первая была: «Клетка здоровущая!». И вторая: «Что там такое острое?» — и это было странно, хотя рыжий и был довольно костлявым и кололся сам по себе даже через одежду. Мысли скакали, играли в чехарду, и он не мог сосредоточиться ни на одной, чтобы додумать ее до конца. Но как только кролик освободился и короткие ворсинки его стриженой шубки снова налились изысканным аметистом, в сознание проник волшебный аромат — он помнил его до малейшего оттенка с тех пор, как впервые учуял, сидя в «вороньем гнезде» на макушке мачты. Аромат разом выбил из кроличьей головы все мысли до единой, что было не так уж и сложно, и воцарилась там совершенная и блаженная пустота, так что кролик не сразу сообразил, что в этот раз источник запаха находится совсем близко. Прямо тут, на палубе. На плечах Укушенного, одетого в красный мундир. Маленькая белая зверушка тоже заметила лилового кролика и теперь внимательно рассматривала его, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Это ее шерсть, снежно-белая во мраке черной ночи, слегка трепетала под свежим ветерком и пахла полузабытым счастьем новорожденного крольчонка, и за этот запах Кроля был готов отдать все, что у него есть. Даже алую косынку рулевого. От смущения кролик прятался за хозяйские ботфорты, а когда хозяин вдруг ушел (куда и зачем — кролик не слушал, не до того было) и прятаться стало некуда, кролик понял, что свое отсмущался. Чего зря время терять? Пора знакомиться! Приземлился он очень удачно — прямо перед Укушенным, который, однако, ловкости кроличьей не оценил, а начал махать руками и хвататься за сабельные эфесы. Вожак тоже шикал что-то неразборчивое, но кролик не обращал на то внимания — сидел на попе аккуратным сиреневым столбиком и пытался поймать ускользающий взгляд белой зверушки. Только раз и скосил глаза, мимоходом осмотрев себя — все в порядке, ворс пушист, лапы мускулисты, уши по ветру. Белая зверушка зевнула неторопливо и наконец посмотрела на кролика — свысока, подняла переднюю правую лапку и прошипела тихонько, но очень пренебрежительно: — МССССС! И снова улеглась на плечах Укушенного — не таких уж и широких, между прочим! У Хозяина куда как шире! Но мысль о широких хозяйских плечах почему-то не утешала. Кролик подумал-подумал, клацнул радостно зубами — белая зверушка лениво пошевелила лапкой — и, взметнув уши, метнулся куда-то вбок, за грот-мачту. — Э-э-э… Что это было? — выдавил после почти минуту длившегося молчания капитан в красном мундире. — Это кролик. Он наш корабельный питомец, — поспешил объяснить пан Вениамин. По глазам эмиссара доктор понял, что тот слова долго выбирать не станет и ответит в сугубо непарламентских выражениях. — Кролик? То есть… А — что он? Какова его природа? — спросил гость и добавил, выдавая себя с головой: — Он что, тоже?.. И замолк. Но тут, видимо, пытаясь загладить промах капитана, вмешалась его спутница: — А почему он — сиреневый? Разве кролики такими бывают? Доктор развел руками: дескать, как видите, бывают. Стах же молчал, размышляя. Значит, ему не померещилось — пришельцы знали, с кем имеют дело. И весь этот визит вежливости — только для отвода глаз? И кстати, где еще двое, прибывшие с этим отчаянным до безумия капитаном, как там его — Сакаи? Необычное имя. Стах подошел к Полине, глядевшей на гостей глазами, полными восторга, — чем-то пришельцы ее, видимо, поразили — и, преодолев некоторое сопротивление барышни, забрал гарпун. — Итак, господа, — гарпун в капитанской руке пристукнул о палубу, подобно посоху чародея. — Я так понимаю, что это — ваше имущество? Как, вы говорите, называется ваше судно? — «Сигуре», сэр, — вежливо поклонившись, ответил капитан Сакаи. — Еще раз приношу свои извинения. Кролик вернулся одновременно с небольшой, но внушительной процессией, явившейся под звездное небо верхней палубы из глубины судна. Первыми, с видом арестантов на прогулке, наверх выбрались два запропавших куда-то чужих матроса, за ними — двое своих. Воронцова, переодевшегося в полосатую матросскую фуфайку, которая была ему немного велика, Стах сначала тоже принял за чужака, правда, ненадолго — спасибо неизменному рыжему хвосту. Лендер сердито хмурился, что само по себе было весьма необычно. — Вот, капитан, — заявил рулевой, — мы застукали их внизу. Точнее, Михалыч застукал. Этот вот, — он невежливо ткнул пальцем в одного из доставленных, плотного и повыше ростом, — говорит, что они гальюн искали — это в трюме-то! Искали, да и заблудились. А этот, — таким же неделикатным образом указал он на второго, — вообще ничего не говорит. Только пялится как сыч и руками машет. — Это же ваши люди, капитан Сакаи? — спросил эмиссар. Ситуация становилась забавной. Интересно, как этот парень будет сейчас выпутываться? — Да, сэр. Рулевой Винсент Черноу. Здоровяк нехотя мотнул белобрысой нестриженой башкой. — А это — Франческо Фумагалли, — с прежней светской интонацией продолжал капитан Сакаи, и правая рука его вернулась на эфес одной из сабель. Второй матрос судорожно вздохнул и забормотал, будто про себя: — Матрос, боцман, лоцман, штурман, кок, и заметьте, все за одно жалование… — и замолчал только после того, как рулевой Винсент Черноу приложил его локтем под бок. — А я — Джилл, — девушка в матросской одежде представилась сама. Кролик довольно долго ждал, пока закончится эта непонятная церемония, но тут потерял терпение. У него было дело — и важное, не терпящее отлагательств. Поэтому он решительно протиснулся сквозь частокол разнообразно обутых ног поближе к красному мундиру и положил перед Укушенным, который, оказывается, назывался Сакаи и которому выпала честь носить на плечах волшебное белоснежное создание, пучок узких зеленых листочков, длинных, словно стрелы. Листики трепетали от ветра, и Кроля предусмотрительно придавил их лапой, чтобы не разлетелись. Едкий чесночный сок жег ему нёбо и щипал за язык. Кроле страшно хотелось отплеваться, но он решил, что потерпит. Волшебное создание на плече капитана Сакаи фыркнуло и чихнуло. — Кроля! — закричал Теодор, нарушая торжественность момента. — Зайцев ты сын! Ты что же, потравил весь мой чеснок? Кролик потупился. — Погодите, Лендер, — вмешался эмиссар. — Сейчас есть дела более насущные. Не так ли, капитан Сакаи? — и улыбнулся от чистого сердца, уже не скрываясь. Следом за ним улыбнулся Теодор — прощать загубленный чеснок он не собирался. Гости как-то незаметно сбились в кучку. Мужчины потихоньку теснили свою спутницу Джилл к борту, а она так же тихонько упиралась. Над палубой зависла на миг мертвая тишина, даже Михалыч, который, оказывается, тоже был тут, трудясь над разрушенным кроликом ведром, затих за фок-мачтой. Скрипнула дверь капитанской каюты — на пороге появилась Марья Сидоровна, в этот раз без метелки, и начала энергически закатывать рукава. — Погодите, погодите, господа, — засуетился доктор. — Стах, это всегда успеется! Этак мы ничего и не выясним, а мне кажется, нам есть, что обсудить? Не так ли? — Так! — ответили доктору. Ответил не Стах и не капитан Роджер Сакаи. Ответ разлился над шхуной чистым хрустальным перезвоном, и все сразу подняли головы, пытаясь увидеть, откуда он доносится. — Ну наконец-то! — с облегчением сказал доктор. — Мари! Вы вернулись!