Рукопись, найденная в Смолевичах

Русская шхуна «Дмитрий» 03 августа 18… года Кельтское море, в виду Волчьей Скалы, 9 милями восточнее архипелага Силли Дыхание моря менялось — напоминая о себе незаметно удлинившимися сумерками, приближался север. Чем выше поднимался «Дмитрий», чем ближе подходил к конечной точке маршрута, тем темнее и непрогляднее становилась вода за бортом, небо казалось ниже, а звезды острее и холоднее. Станиславу до зарезу нужно было поговорить с магистром, причем желательно — приватно, но тот упорно избегал встреч. Даже удивительно, как ему это удавалось в тесном пространстве небольшого, в сущности, судна. Накануне утром Станислав попытался перехватить Вольдемара в трюме, но когда эмиссар спустился вниз, магистр уже отбыл ко сну, оставив на крышке гроба пришпиленную булавкой визитную карточку, на которой, поверх типографской французской надписи «Monsieur Voldemar Quarassuque, le vampire-en-chef, St.Petersbourg»* каллиграфическим почерком по-русски было начертано «Просьба не беспокоить!». На стук Вольдемар не вышел. Проснувшись ранним вечером, эмиссар обнаружил, что Вольдемар уже встал и упоенно предается научным изысканиям. Нужно было ждать удобного момента. Станислав попросил помощи Мари, и она то и дело исправно извещала эмиссара о местонахождении магистра, но то ли эмиссар был слишком неповоротлив, то ли, наоборот, магистр слишком увертлив, то ли в дело вмешалась какая-то неведомая и зловредная магия — поймать Вольдемара ну никак не удавалось. Вот, кажется, на всю шхуну слышен размеренный голос академического вампира, надиктовывающего барышням какие-то, очевидно, важные тексты. Но стоит эмиссару дождаться паузы и постучаться в дверь капитанской каюты, как тут же оказывается, что магистр только что, вот секунду назад вышел, как же вы, мессир, его не заметили? Или вот из-под лестницы разносятся по нижней палубе занудные поучения — снова Вольдемар распекает кого-то из своих не слишком радивых подопечных. Но стоит Стаху сбежать по трапу — ан глядь, столбиком стоит у нижней ступеньки доведенная до полного оцепенения мадемуазель Полина, а магистра и след простыл. Умотавшись вконец, Стах сидел в кают-компании и задумчиво вертел в руках шахматную фигурку из темного отполированного дерева. Ах, как странно, как все странно. Какая-то непонятная каша варится, и ведь кто-то помешивает это варево ложкой, а «Дмитрий» как раз посередь воронки крутится — и как бы не затянуло. С магистром он, конечно, сам виноват. Запугал. Хотя проучить наглеца было необходимо! И все же, видно, переборщил. Теперь вот расхлебывай, дурак старый. Правду сказать, народ нынче пошел — уж такой против прежнего деликатный да ранимый. Всяк со своим норовом, только и успевай поворачиваться, чтобы не задеть кого. Вот, к примеру, мадемуазель Полина. То все скакала по палубе, под руку лезла, все ей было любопытно и занимательно. А теперь и не видно ее, и не слышно. Бродит, тиха, как украинская ночь. Хотя с нею понятно — переживает потерю своей Муси. Утешится рано или поздно, а скорее — рано, такова уж девичья натура. Но одно дело девица, а другое — бесшабашный кролик. Трудно предположить, чтобы он хоть о чем-то переживал, а вот поди ж ты — стал насуплен, суров и чаще просиживал возле своего хозяина, отвлекаясь лишь на мелочи. За две ночи кролик всего лишь раз созорничал — устроил засаду на нижней палубе, терпеливо дожидался случайной жертвы и дождался-таки, завыл внезапно из-за двери водяного трюма на мотив то ли какой-то оперной арии, то ли старинной пиратской песенки (Мари хихикала, но так и не созналась, кто кролика подучил), почти посрамив, на взгляд эмиссара, на вибрирующих высоких нотах знаменитых итальянских певцов-сопрано. А уже через минуту, как ни в чем ни бывало, сидел, помахивая ушами, на корме и гипнотизировал жутким блеском багровых глаз сбившихся в жалкую кучку у задней стенки клетки оставшихся еще в живых сородичей, покуда застигнутые врасплох голосистым воем Натали и Марья Сидоровна, охая и причитая, помогали друг другу подняться на ноги, причем пока не подоспели на помощь штурман с капитаном, дело на лад у них так и не пошло. Вольдемар же и тут не появился, упуская совершенно законный повод высказать свое недовольство. Мысли эмиссара раз за разом возвращались к неуловимому магистру. Да, странно поворачиваются зеркала судьбы. Ни за одной барышней Станислав в жизни, а после смерти и подавно, не бегал столько, сколько за этим столичным скандалистом. А ведь еще неделю назад, предположи кто-нибудь такое, эмиссар рассмеялся бы ему в лицо. Стах повернулся на легкий скрип дверей, но это был всего лишь доктор. Дверь тут же заскрипела снова, и в щель сунулась мохнатая лиловая морда. — Ну что, бандит, — доктор придержал створку, но кролик войти не решился, так в дверях и завис, вопросительно и с некоторой опаской уставившись на Станислава. — Давай, или туда, или сюда, нечего на ходу торчать. Да заходи, заходи, пан эмиссар не сердится! — Я не сержусь? — удивился Станислав, но тут же понял, что это правда. — Да, кажется, не сержусь. Не до того, знаешь ли. — Ну вот, — Вениамин кивнул удовлетворенно, а кролик протиснулся в каюту, шмыгнул под стол, пошуршал где-то там и затих. Доктор закрыл дверь. — Что, не ловится магистр? Станислав, пристукнув, поставил фигурку на разложенную на столе доску. — Не ловится. Уходит, гад! Да и вообще, Веня, как-то странно. Как-то очень все странно. Доктор склонился над другом, вгляделся в бледное лицо. Нет, признаков нового истощения не заметно. Напротив, выглядит Стах очень неплохо. Собран, бодр, сосредоточен. Целеустремлен. Не то, что месяц назад, когда они собирались в дорогу, отрясая с воротников деревенскую пыль. Вот что значит — заниматься делом! — Ничего, друг мой, никуда он не денется, — Вениамин, успокоившись, присел к столу. — Да ты понимаешь, время-то идет! Нам и пути осталось всего ничего, а мы так и не выяснили, что же ему, собственно, поручено. Какие-то предписания он должен был получить. Что делать по прибытии. К кому обращаться. Мы ведь толком ничего не знаем. А хотелось бы хоть что-то понимать! — эмиссар хлопнул ладонью по столешнице, заставив слегка подпрыгнуть тяжелую латунную чернильницу и опрокинув пару пешек. В ответ из-под стола раздалось заинтересованное похрюкивание и короткая возня. — Цыц! — шикнул эмиссар, притопнув ногой. — Веня, это просто какое-то наказание. Как он ухитряется, я понять не могу. Сквозь стены он, что ли, ходит? — Да, прыткий нынче вампир пошел. Сразу видно — столичная штучка. — Вениамин помолчал, раскрыл лежавшую на столе толстую книгу, машинально перелистнул пару страниц. — Попробуем все же его отловить и склонить к миру. — Да? Любопытно знать, как пану доктору это удастся, — проворчал эмиссар. — Хотя он, как всем давно известно, изрядный дипломат и соглашатель. — Ну, изрядный — не изрядный, — усмехнулся доктор, — а договориться попробую. Ты, Сташек, извини, конечно, слишком уж прямолинеен. А у мосье Вольдемара, меж тем, довольно тонкая душевная организация! — Веня, — почти простонал эмиссар, — какая, к чертям, душевная организация? У него и души-то нет! Она ему по штату не положена! — Вот души нет, а организация — есть! Да еще какая — сложная и запутанная. К такому ферту, как наш ученый друг, только на кривой козе и подъедешь. — Ну, знаешь, как-то не выучился я кривых коз запрягать! — фыркнул Станислав. — Да знаю, знаю, — отмахнулся Вениамин, — кому и знать, как не мне. Ни козу запрячь, ни подмазать, чтоб поехать… Никакого от тебя, мессир, проку! Поэтому ты тут посиди, вон, книжку умную полистай, а когда господин магистр прибудут, постарайся сделать вид, что тебя тут нет, и не высовывайся, пока я не позову. — Погоди, ну как это я сделаю вид, что меня нет? — начал было эмиссар, но доктор не стал слушать. — Сташек, скромность украшает лишь барышню-бесприданницу, а тебе она как-то не к лицу. Туманом тут клубиться, я думаю, не стоит, не тот случай. Придумай что-нибудь простенькое, без особых изысков. — Да погоди, Веня, при чем тут скромность, что ты в самом деле? Что задумал-то? — Стах, не трепыхайся. Рассказывать дольше — потеряем время, а утро все ближе. Доктор решительно поднялся из-за стола: — Мари, где господин магистр сейчас изволят находиться? Мари откликнулась незамедлительно, будто ждала вопроса: — Он как раз заканчивает очередной сеанс своих штудий и скоро будет здесь, на средней палубе — ему понадобился третий том словаря братьев Гримм. Сундук с книгами стоит в соседней каюте. — Отлично, — Вениамин поразмыслил пару секунд, нагнулся и заглянул под стол. Он ни сказал ни слова, просто внимательно посмотрел в затихшую подстольную темноту, потом коротко кивнул и отступил в сторону. Кролик важно вышел из-под стола, встряхнулся и неторопливо покинул кают-компанию. — Веня, пан доктор, что ты замышляешь? — участие в предприятии лилового кролика заставило Станислава забеспокоиться уже всерьез, но доктор успокаивающе поднял вверх ладонь: — Пусть пан эмиссар не тревожится, — подмигнул и исчез за створками дверей, едва не хлопнувшими по носу рванувшегося за другом эмиссара. Станислав отшатнулся слегка, а когда выглянул в полутемный коридор, там уже никого не было. Надо же, а Венька, когда захочет, до сих пор может быть довольно-таки шустрым… А вообще — черт знает, что такое! Все точно сговорились — делают, что считают нужным, не считая нужным хоть что-то объяснить. — Мари, что там затевается? — обратился эмиссар к единственному доступному сейчас собеседнику. — Ах, мессир, право, не стоит вам озадачиваться такими пустяками. Доктор вас не подведет. Лучше подумайте, где вам тут можно спрятаться, чтобы не спугнуть мосье Вольдемара. Станислав хмыкнул пренебрежительно и даже отвечать не стал — тоже мне задача! Но все же оглянулся по сторонам, прикидывая возможности помещения. Что бы там Венька ни задумал, подводить его не стоило, надо быть готовым. Возможностями помещение располагало довольно-таки скромными — из обстановки только большой стол, тяжелые стулья вокруг него, кресло во главе, у стены небольшой буфет да пара рундуков. Ни портретов по стенам, ни гобеленов, да и откуда бы им тут взяться. Ни камина, ни укромных темных углов. — Мессир, приготовьтесь, — прошептала Мари. — Да к чему готовиться-то? — тоже невольно понижая голос, спросил Станислав, но вместо ответа из недр судна раздался странный клацающий звук, секундой повисела полная тишина, и тут же ее смел громкий крик, еще один, потом звуки торопливых шагов, рычание, ворчание, шум, гам, суматоха, какое-то движение — и все это клубком приближалось к дверям, так что вдруг оказалось, что и времени у эмиссара совсем нет, поэтому он просто отступил к дальней стене и слился с нею, становясь не видимым никому, кроме духа-хранителя. Мари еще успела уважительно прошелестеть что-то вроде «Мастерство не пропьешь», как двери хлопнули, пропуская внутрь весьма многочисленную процессию. Первыми явились две ноги в строгих черных панталонах и уже знакомых эмиссару калошах. Ноги не шли, а болтались в воздухе, причем верхняя часть магистра, перекинутого через плечо рыжего штурмана, ощутимо сопротивлялась и пыталась вырваться, весьма усложняя молодому вампиру перемещение господина Вольдемара. Идти самостоятельно Вольдемару меж тем было бы затруднительно — на левой его ноге, поджав лапы и обвив лодыжку мерцающими ушами, висел вцепившийся мертвой хваткой всех своих роскошных клыков саблезубый кролик. Хвост его волокся по полу, рассыпая снопы синеватых искр. Следом за пригнувшимся под изрядным грузом Воронцовым поспешал доктор без сюртука, в одном жилете. Доктор успевал на ходу уворачиваться от магистерских рук, беспорядочно хватающих воздух, одновременно торопливо закатывать рукава сорочки и успокаивать Вольдемара, который, то ли с перепугу, то ли от возмущения повторял раз за разом: «Утопить… утопить…». — Ну, полноте, полноте, батенька, — увещевал пан Вениамин, похлопывая магистра по плечу. — Господин штурман, вот сюда его, сюда, будьте столь любезны, — и, развернувшись в коридор: — Кто-нибудь, господа, прошу вас, мой саквояж, в трюме, слева, у моего изголовья. Штурман развернулся, попятился, и, прежде, чем он успел сгрузить свою вздорную ношу в кресло, магистр смел со стола с десяток шахматных фигур. Они проскакали по полу спелыми орехами, и на секунду-другую в кают-компании стало тихо — не в силах сопротивляться древнему инстинкту, все присутствующие принялись пересчитывать рассыпавшиеся по полу деревянные фигурки, но тут подоспел плотник с саквояжем доктора, и это нарушило всеобщее оцепенение. — Дамы, дамы, я попрошу вас, — мягко, но настойчиво доктор пресек попытки барышень в полном составе проникнуть в кают-компанию. Плотник, поставив на пол саквояж, незаметно куда-то делся сам, растрепанный штурман огляделся по сторонам, мимоходом задержавшись взглядом на дальней стене, подобрал с пола упавший шнурок для волос и тоже ретировался. Доктор остался наедине с пострадавшим. Тот полулежал в широком кресле, вытянув ноги, одну из которых по-прежнему обвивало кроликообразное чудовище, и продолжал повторять, словно в забытьи: «Утопить… Утопить…». Вениамин покопался в саквояже, достал какой-то блестящий предмет, потом склонился над магистром, крепко взял его за плечи и как следует встряхнул: — Очнитесь, господин Вольдемар! Магистр замолчал, дернулся, будто просыпаясь, и непонимающе уставился на Вениамина. — Что вам угодно? Я уже сказал, что разговаривать с вашим так называемым капитаном я не собираюсь! А эту чудовищное животное надо попросту утопить! Вы слышите? Утопить! Я настаиваю! На этих словах животное горестно вздохнуло, расцепило крепко сжатые челюсти и заскулило тоненько и нежно, словно юная русалочка в майскую ночь, потом подобрало с пола хвост и обвило им, в добавление к ушам, облюбованную ногу Вольдемара, явно собираясь провести там время с наибольшим возможным удобством. Магистр перевел взгляд с доктора на свои нижние конечности, и челюсть его отвисла: — Ско… Скотина, да как ты смеешь? Доктор, отцепите его немедленно! Это же панталоны от лучшего петербургского портного, они стоили больше, чем вся ваша лоханка вместе с экипажем! — Отцеплю, голубчик, непременно отцеплю, вы, главное, не беспокойтесь. Вам ведь не больно? — спокойным ровным голосом говорил Вениамин, пытаясь поймать взгляд магистра. Это ему удалось, хотя и не сразу, и он продолжил: — Господин магистр, вы сейчас поговорите с эмиссаром. Вы выслушаете его и ответите на все его вопросы, причем честно и откровенно, как если бы стояли перед Его Сиятельством. Вы поняли меня? Магистр отшатнулся, насколько позволяло кресло, и процедил сквозь зубы: — Даже не надейтесь! После того, как ваш приятель-вахлак мне тут чуть шею не свернул, я с ним не то, что разговаривать — я с ним на одном кладбище спать не лягу, зарубите себе это на носу и всех десяти пальцах! — Слушайте меня, мосье Вольдемар! — голос доктора посуровел, зазвучал ниже. В руке блеснул и повис, покачиваясь маятником, зажатый двумя пальцами длинный золотистый ланцет. В обоюдоостром лезвии его, подобном наконечнику копья, промельками отражалось пламя негасимых свечей. — Месье Вольдемар, вампир-аншеф, следите за движениями маятника. Вы сейчас поговорите с эмиссаром. Вы выслушаете его и ответите на все его вопросы. Вы меня поняли? Вольдемар обмяк, сполз по сидению, но сдаваться так просто не собирался. Выпустив клыки, он прикусил нижнюю губу и прошипел едва слышно: — Ни за что… Доктор наклонился ближе. Пламя свечей в шандале вскинулось и опало, приобретая темный винный оттенок. Теперь оно горело медленным тягучими языками, словно ленилось, и отражение его в ритмично мелькающем лезвии бросало на лицо магистра зловещие багровые блики. Не отрывая пристального взгляда от пергаментно-бледного лица Вольдемара, доктор положил ладонь ему на лоб: — Следи за маятником! Повинуйся! И голова магистра едва заметно качнулась из стороны в сторону, следуя за движениями золотистого лезвия, и выдохнул он, наконец, едва слышно: — Да… Доктор кивнул удовлетворенно. — Сташек, выходи. Пациент готов. Станислав двинул плечами, стряхивая обвившие его тени, и вышел на середину кают-компании. В густой киновари чадящего пламени свечей магистр выглядел бледнее обычного. Он завороженно покачивал головой в такт движениям импровизированного маятника и отвечал медленно и глухо, словно из-под земли. — Вольдемар, какие вам даны предписания? — Прибыть в Варну в сопровождении ассистенток. Сесть на судно «Дмитрий», следующее в Британию через Брест. По прибытии судна в британский порт иметь переписанными триста экземпляров выданного текста, кои сдать на руки лицу, предъявившему документы, удостоверяющие оного лица полномочия и заверенные печатью Его Сиятельства. — Конечный пункт назначения? — Порт Пензанс на юго-востоке Английского королевства. — Что-то еще? — Не болтать лишнего и вести образ жизни, приличествующий вампиру благородного происхождения. Стах поморщился досадливо — ну что за ересь, в самом деле. Но продолжим. — Как получили приглашение? — Почтой. Письмо с подписью графа, пришло с человеческой почтой. Ответ телеграфом в Варну на почтамт до востребования. — Какая выгода для вас лично от участия в предприятии? Вольдемар впервые запнулся, глаза его расширились, словно от испуга, и он ничего не ответил. Стах подождал, глянул на доктора — тот лишь пожал плечами, но не остановил качающееся туда-сюда лезвие, и тогда Стах повторил: — Что обещано тебе, Владимир? И, следуя неумолимому движению маятника, магистр произнес, запинаясь, словно через силу: — Обретешь ты мир, и сбудутся тайные вожделения сердца твоего… И после этого вскинулся, словно напоролся на лезвие, заполошно замахал руками и захрипел удавленником: — Нет, нет, шшш, тише… Доктор бесцеремонно оттолкнул эмиссара в сторону, ухватил магистра за плечо и сказал раздельно и четко: — Вы спокойны и безмятежны. Опасности нет. Вы можете вернуться, — и маятник замер. Вольдемар очнулся в ту же секунду. Огляделся вокруг безумным взглядом, отшатнулся от эмиссара, снова, как впервые, увидел кролика, упоенно обнимающего левую лодыжку, и снова возопил: — Уберите от меня вашу мерзкую тварь! И вообще, я требую избавиться от него как можно быстрее! В этот раз доктор не стал возражать, глянул на кролика, и тот безропотно расцепил лапы, уши и хвост и шлепнулся на пол. Магистр, покачиваясь, поднялся на ноги, попытался отряхнуть панталоны, все в длинных пурпурных волосках, но чувство равновесия подвело его, и, махнув рукой, он направился к дверям, бормоча на ходу: «Напрасно надеетесь, это вам даром не пройдет». Так и удалился, еще не до конца сбросив путы принудительного транса, от чего спотыкался через шаг и едва не зацепился плечом за дверной косяк. Станислав прислушивался некоторое время, ожидая звука падения, но, очевидно, магистр сумел добраться до трюма вполне благополучно. Три четверти часа спустя эмиссар все еще сидел у стола, все так же задумчиво вертя в руках шахматную фигурку. Вениамин сидел напротив, подпирая голову руками. Схватка с упрямым магистром отняла немало сил, к тому же доктор давно не практиковался, а любой навык без упражнения теряется — даже у не-мертвых. Кролик лиловым пуфиком свернулся на полу. Он тоже устал — битый час висеть без дела, обвившись лозой вокруг не самой привлекательной на свете ноги, стало серьезным испытанием для его кипучей и деятельной натуры. — Да не волнуйся ты за него, Стах, — доктор глянул устало. — Я попросил Мари приглядеть за пациентом. Все с ним в порядке, наверное, спит уже. Завтра почти ничего не вспомнит. — Ну, знаешь, Веня, даже если пациент не вспомнит, то публика ни за что не забудет. Я, наверное, старею — мне как-то иначе помнилось твое умение договариваться. Или это какие-то новые веяния в дипломатии? Доктор засмеялся: — Именно. Я честью попросил его уделить тебе пару минут, но вотще. Он уперся. Ни в какую. Так что пришлось применить дипломатию пушечного ядра. Вот уж у кого непререкаемая сила убеждения. И, согласись, Стах, все получилось. Почтеннейшая публика убеждена, что это просто очередная проказа кролика, в результате коей магистру даже потребовалась врачебная помощь. Магистр как был, так и остался убежден в своей непреклонности, а мы узнали то, что тебе было нужно. — Да уж. Узнали. Что мы, собственно, узнали, пан доктор? Что вся их компания зачем-то переписывает от руки три сотни раз какую-то книжицу — это сейчас-то, в эпоху печатного слова? И за это им обещан весь мир? — Да, — вздохнул Вениамин, — и пара коньков в придачу. Но ты несправедлив, Сташек. По крайней мере, мы узнали, что пункт назначения у нас в предписаниях совпадает. Значит, ждать нас там будут точно. — И еще, — сказал эмиссар мрачно, — еще одно. Похоже, его тоже используют втемную. В этой игре, пан доктор, два болвана. Магистр и ваш покорный слуга. И последний дорого бы дал, чтобы встретиться с банкометом — и лучше бы один на один! — Не горячись, Сташек. Надо еще раз обдумать и систематизировать все, что нам известно, и я уверен, мы что-нибудь обязательно поймем. Должна же во всем этом быть какая-никакая логика! Возразить Станислав не успел. В дверь деликатно постучали, и в кают-компании появилась мадемуазель Полина. Кролик при виде ее, несмотря на усталость, удивительно быстро скрылся под капитанским креслом. — Господин капитан, — барышня явно была взволнована. — Я к вам с просьбой. Кресло под Станиславом слегка вздрогнуло — почуяв неладное, кролик оперся всей своей немаленькой тушкой об одну из ножек. — Да, сударыня, — эмиссар поднялся на ноги. — Слушаю вас. — Этот случай с нашим магистром… Я правильно поняла — он просил бросить кролика за борт? Стах покачал головой: — Нет. — Нет? — удивилась барышня. — Нет, он не просил, он требовал, — вмешался доктор. — Требовал и настаивал. Полина в волнении прижала ладони к вырезу платья: — Ах, господа! Господин капитан, доктор, я к вам просить за Кролю! Вы же не собираетесь этого делать? Станислав открыл было рот, но барышня не дала ему сказать и слова: — Прошу вас, умоляю, пожалуйста, не делайте этого! Из-под кресла донеслось жалобное похрюкивание, и кто-то трижды отчетливо шмыгнул носом. — Ах, мессир, — торопливо продолжила барышня, — Кроля, конечно, заслуживает наказания, и, возможно, даже сурового. Я до сих пор не уверена, что Муся… Впрочем, это уже неважно. И, наверное, требование господина Вольдемара не так уж и несправедливо… Похрюкивание под креслом приобрело явный скептический оттенок. — Кроля действительно напал на него внезапно, укусил за ногу, всех переполошил, и Марья Сидоровна с перепугу чуть не подавилась. И потом, что гораздо страшнее, магистр опять попал в неловкое положение, а для него ничего хуже быть не может. Но… Вы понимаете, мне жалко это неразумное создание. Кролика, то есть… Изложив свой, очевидно, самый веский аргумент, мадемуазель замолкла и лишь переводила взгляд, способный разжалобить самого сурового охотника на ведьм, с эмиссара на страдальчески закатившего глаза доктора. — Кхм, — кашлянул внезапно растроганный девичьей непосредственностью Станислав, — не беспокойтесь, мадемуазель. Никто кролика за борт бросать не собирается. Боюсь, это крайне огорчит не только вас, но и нашего рулевого, а поскольку мы все от него зависим, придется магистру терпеть присутствие кролика на судне до самого конца нашего предприятия. Из-под кресла раздалось довольное фырканье, мерцающий фиолетовым длинный хвост выкатился из тени и вольготно протянулся чуть ли не до середины каюты. — Ах, как славно! Благодарю вас, капитан, — и, не в силах сдержаться, девица бросилась к эмиссару и звонко расцеловала его в обе щеки. — Благодарю! Благодарю! — Погодите, мадемуазель, — ошарашенный капитан даже не успел остановить пылкую барышню, а потом уже и незачем было. — Кролик, тем не менее, должен понести наказание. Хвост втянулся обратно под кресло. — Кролик наш, сказать по совести, дурно воспитан. То есть, совсем не воспитан. И поэтому, я полагаю, привитие хороших манер ему не повредит. И, если вас, мадемуазель, это не затруднит, я просил бы именно вас заняться им — конечно, в свободное от ваших основных обязанностей время. Возьмите его на пару ночей под свою опеку. Вы не откажете мне в этой просьбе? Мадемуазель Полина посмотрела на торчащие из-под кресла кончики усов, и в глазах ее загорелись хищные огоньки. — Но, капитан, не будет ли против хозяин Кроли? Вениамин поднялся на ноги, подошел к креслу и извлек из-под него совершенно расслабившегося грызуна. Лапы, уши и хвост его беззаботно свисали вниз, благодаря чему он напоминал неведомую семиногую зверушку из кошмарных снов. — Не беспокойтесь, мадемуазель. Считайте, что согласие рулевого уже получено, — и доктор переложил сиреневый меховой ком на подставленные с готовностью девичьи руки. Мадемуазель улыбалась широко и счастливо, слегка откинувшись назад под тяжестью новоприобретенного питомца и продираясь пальцами сквозь кое-где свалявшиеся пряди густой шерсти. — Кроля, — ласково проворковала она, — надо же, как ты зарос. Эти колтуны, это же ужасно, это не к лицу кролику с приличной шхуны. Это надо немедленно расчесать! Ах, какое счастье, что у меня есть запасные гребешки! Кролик дернулся, засучил лапами, но было поздно — хватка у мадемуазель была настоящая, вампирская. — Ну вот, одной головной болью меньше, — сказал довольно Вениамин, прикрывая двери за мадемуазель. В полумраке коридора над ее плечом светились двумя испуганными лампадами жалобные кроличьи глаза. Теперь, когда мадемуазель взяла кролика под свою опеку, можно быть уверенным — месть магистра грызуна не настигнет. — А все же не зря мы тут немного пошумели. Расшевелились хоть немного, развеялись. Вот и мадемуазель Полина встрепенулась. Стах кивнул согласно: — Это да, а то на нее в последние ночи смотреть страшно было — бродила тенью, словно над ней экзорцист поработал. А тут, смотри-ка, мигом взбодрилась. — Вот и хорошо, — доктор глянул на задернутый шторкой иллюминатор. Мир за стеклом уже светлел, неотвратимо подступало утро. — Не пора ли нам на покой? И постарайся спать, а не думать день напролет. — Приложу все усилия, — Станислав сделал шаг к дверям и остановился. Нагнулся, поднял закатившуюся за ножку стола шахматную фигуру. Ах ты, жалость какая… Шахматы были старые, любимые, изготовленные из плотной древесины волошского ореха лет тому триста назад в одном германском княжестве. Они давно потемнели от времени, и теперь разномастные фигуры почти не отличались между собою. Но сейчас снова проступила подлинная порода дерева и было ясно, что на ладони эмиссара лежит именно черный рыцарь: маленькую фигурку конника с пикой и мечом рассекала глубокая трещина темно-красного цвета. _______ * "Господин Вольдемар Карасюк, главный вампир, Санкт-Петербург" (фр.)