Кизнайвер: Раны того дня, будущая связь

Агата Kaцухирa занял свое место у окна. Он смотрел на перисто-кучевые облака, теряющие свою форму, медленно плывущие по небу. Оконное стекло было совершенно прозрачным, и великолепного синего цвета небо за ним казалось бескрайним безбрежным океаном. Вот только в этот послеобеденный час осенним ветерком в класс принесло не солоноватый запах океана, а сладкий аромат оливок, его отголосок, казалось бы, стремится стереть последние следы лета. Предчувствие быстро приближающейся осени, уже готовящейся воцариться в городке, глубоко тронуло Кацухиру, хотя ему было так не свойственно что-то испытывать. И эта ностальгия, возможно, стала его реакцией на уход лета, что он провел со своими товарищами, которые тоже теперь стали его незаменимыми друзьями. «Kизнайверы, значит…» — пронеслось у него в голове. Kизнайверами называли тех, кто был связан ранами через систему Кизунa. Эта система Кизуна представляла собой механизм, позволяющий испытуемому делиться своей болью с другими людьми. Проникая в их раны, боль ощущалась коллективно, распределялась поровну между участниками эксперимента. С того момента, как семеро кизнайверов оказались соединены, стоило одному из них почувствовать боль, как она тут же разделялась на семь частей, и каждый из кизнайверов ощущал лишь одну седьмую от общего количества боли. Даже смертельные раны в таких условиях по ощущениям стали не опаснее сильных ударов, так что систему Кизуна можно было считать настоящим прорывом в области науки. Тем не менее, способ разделять боль на деле оказался не более чем побочным продуктом неудачного эксперимента. Изначально систему Кизуна проектировали как средство освобождения всей планеты от конфликтов, призванное достичь мира во всем мире через соединение человеческих эмоций и понимание боли и страдания других. И семеро кизнайверов были связаны друг с другом в течение примерно одного месяца. А когда летние каникулы закончились, Кацухиру и остальных шестерых участников освободили от связывающих их уз. Эксперимент длился недолго, но влияние, которое он оказал на жизнь Kaцухиры, было поистине колоссальным. На самом деле этим летом Кацухира во второй раз оказался связан с ранами других людей. Впервые это произошло около двенадцати лет назад. Из-за непредвиденного сбоя в системе Кизунa, случившегося в то время, Kaцухирa потерял интерес к самому себе и к целому миру. «Имбецил»… Это слово действительно лучше всего описывало Kaцухиру в то время. Разумеется, «зомби», вероятно, было бы преувеличением, но вот словосочетание «деревянная кукла» всерьез подходило для описания его обычного состояния. Так что он частенько невольно сверх меры раздражал других детей и даже много раз подвергался бессмысленным нападкам с их стороны, но его состояние было настолько тяжелым, что даже побои и насмешки быстро перестали вызывать у него хоть какой-нибудь эмоциональный отклик. Но Кацухира смог измениться лишь потому, что в ходе эксперимента, проведенного в городе Сугумори, ему удалось вернуться к своему прежнему состоянию. Kaцухирa отличался равнодушием к самому себе. Но не он один участвовал в том эксперименте. Связанный ранами со своими товарищами-кизнайверами и разделяющий свою боль с ними он впервые в своей жизни побывал в неприятных и тяжелых ситуациях вместе с ними, и после стольких страданий и невыносимой боли ему, наконец, удалось преодолеть главный барьер. Если бы с ним не произошло всего этого, то, возможно, смена времен года никогда бы не тронула Кацухиру до глубины души. Но сейчас угасание лета задевало самое его сердце. Тем не менее, тон его голоса остался совершенно бесстрастным. — Сардины? — рассеянно пробормотал он себе под нос, по привычке накручивая прядь волос на палец. В последнее время его белые, будто высветленные волосы понемногу приобретали свой природный каштановый цвета. «Или, может быть, скумбрия», — мысленно он поправил сам себя, дополнив сравнение. — Что? Ты уже думаешь об ужине?! Тем, кто заговорил с ним в шутливом тоне и сразу же после этого схватил его за шею обеими руками из-за спины, просунув их под его подмышками, был Тэнга Хаджимэ, ученик из класса 2-А старшей школы Сугумори. Он был одноклассником Kaцухиры и одним из кизнайверов, разделявших боль с Агатой и оказавшихся вовлеченными в эксперимент вместе с ним. В отличие от хрупкого Kaцухиры, которого дразнили и называли бобовым ростком из-за его роста и строения тела, Тэнга был широкоплечим, статным и пышущим здоровьем. Мускулистый, ни грамма лишнего жира, Тэнга обладал атлетическим телосложением. Но, несмотря на то, что весь город и так знал его как Бешеного Пса из Сугумори, пользующегося дурной славой, вспыльчивый и эмоциональный Тэнга казался отвратительным отморозком, который сначала делал, а потом думал. В сочетании с его устрашающей внешностью Тэнга считался до крайности недружелюбным, но на самом деле он был сострадательным, заботливым и красивым молодым человеком. И это еще не все удивительные черты, присущие ему. «Тэнга-кун известен как Бешеный Пес из Сугумори, но…» Kaцухирa знал о том, что Тэнга ненавидит собак. Хотя, если верить слухам, в последнее время, прилагая неимоверные усилия, Тэнга понемногу перебарывал свою боязнь. — Так что насчет сардин? — спросил Тэнга. — Я просто думал о том, что лето закончилось. — Что за хрень? — Тэнга поправил очки указательным пальцем. — Теперь и я это заметил. Ты уже носишь одежду с длинными рукавами. Не рановато ли? При этом он бросил оценивающий взгляд на Kaцухиру и снова схватил его за шею. — Уже октябрь. Кажется, ты один по-прежнему носишь футболки, когда другие люди переодеваются в то, что соответствует времени года, Тэнга-кун, — подруга детства Kaцухиры и его одноклассница, Taкаширo Чидори, вмешалась в разговор, в выражении ее лица читалось раздражение. Чидори тоже летом была кизнайвером, одной их тех, кто был вовлечен в эксперимент, развернувшийся в городе Сугумори. Чидори, одетая в форму старшей школы Сугумори, являла собой образцовую ученицу, которой, как правило, поручали показывать новичкам школу. Она училась во втором классе старшей школы и находилась в том возрасте, когда девушкам свойственно кокетство и легкомысленность, но Чидори не вела себя высокомерно и даже не пользовалась косметикой, что в полном объеме демонстрировало окружающим всю серьезность, присущую ей. Единственным повседневным аксессуаром, который она позволяла себе носить, была простая заколка для волос. «Но именно это делает Чидори Чидори. Ее серьезность и стремление лезть не в свое дело являются частью ее…» На самом деле Чидори помогала прежнему Кацухире много-много раз, только Kaцухирa никогда не понимал этого и просто принимал это как должное, в то время он нисколько не был благодарен ей. «Теперь я могу понять, какими неполноценными были наши отношения». Однажды Чидори услышала нелестный отзыв о себе: ее охарактеризовали как чрезмерно уверенную своей правоте, назойливую и неприятную персону, но после того эксперимента она, казалось, понемногу исправляет свои недостатки. Однако ее назойливость в основном сменила лишь свои масштабы. — Вообще-то ты должен носить рубашку от школьной формы. И галстук. В ответ на замечание Чидори, олицетворяющей собой само воплощение прилежности, Тэнга скорчил кислую мину и ответил: — А почему сразу я? Лучше скажи об этом Хисому, — он подбородком указал на парня, который в настоящее время слонялся по классной комнате, пошатываясь, словно в оцепенении. Его звали Хисому Йошихару. Сразу стало понятно, почему Тэнга перевел стрелки на него: на Хисому был только изношенный спортивный костюм. Хисому имел модельную внешность, но его привычка небрежно одеваться разрушала всю его привлекательность и красоту. Все единогласно считали Хисому чудаком; в дополнение к этому у него был пирсинг в самых разных местах тела, и он украшал свои руки и шею бинтами, что в плохом смысле еще сильнее выделяло его из толпы. Но даже Хисому с этими своими особенностями был одним из кизнайверов, связанных с Kaцухирой. — Скажи, Kaцухирa-кун, каково это — носить галстук? — Хисому обратился к Агате. — Эмм… Да просто, берешь и носишь. — Я не об этом спрашиваю. Я хотел услышать твое мнение о галстуке как об инструменте удушения. Например, можно ли им задушить себя, и тому подобное, — выражение лица Хисому было безмятежным, но, принимая во внимание то, какие именно фетиши и особенности он имел, его слова нельзя было принимать за чистую монету: нетрудно представить себе, что в его помыслах всегда таится какой-то подвох. Тэнга и Чидори быстро поняли, куда он клонит, пожали плечами и закатили глаза. «Аморал… Вот описание Хисому-куна». Необычные склонности Хисому заключались в том, что он получал удовольствие от физической боли. — Рыбы, парящие в небе, — не сардины, а летающие стержни. Думаю, это подходящее слово, учитывая нынешнее время года, не так ли? — Ниияма Нико, жизнерадостная девушка с двумя пышными длинными хвостиками, энергично закивала головой и обратилась к Кацухире. Она оперлась ладошками об оконное стекло и подалась вперед, устремляя пристальный взор в небо. В ее больших глазах плескалось чистое любопытство, пока она изучала бескрайний небесный простор, и у всех вдруг создалось такое впечатление, будто она на самом деле ищет этих летающих стержней в небе. — Положитесь на Нико-сан, и у всех появятся ассоциации с чем-нибудь простым и понятным. Вроде рыб. Нико, по-видимому, была счастлива: за ней закрепилась репутация эксцентричной Чудачки-чан, но, по мнению Kaцухиры, ей на самом деле не нужно было так стараться. Нормальность Нико в любом случае не совсем соответствовала тому, что считалось нормой для большинства людей, и поэтому ее обычного поведения было вполне достаточно для того, чтобы остальным она казалась странной. И Нико тоже, несмотря на все ее чудачества, была одной из кизнайверов, с которыми Кацухира делил свою боль. — Даже если их так называют, на самом деле это не настоящие рыбы. И, в первую очередь, это криптиды, чье существование до сих пор не доказано, — выразила свое прагматическое мнение Maки Хонокa, которая до этого момента просто сидела молча, глядя в свой блокнот и что-то записывая в него, не отвлекаясь от своего занятия. — Даже предположение о существовании фафротскис более правдоподобно. — Фафро… Что? Это такой освежитель воздуха? — спросила Нико, склонив голову в сторону. — Боже мой, — Хонока лишь тяжело вздохнула. — Это такое мифическое явление, когда с неба падают необычные вещи. Например, рыбы или лягушки. — Оу! Меньшего не стоило ожидать от тебя, Maкинг☆ Ты словно ходячая энциклопедия… — Не могла бы ты перестать так меня называть? — нахмурилась Хонокa и перестала записывать что-то в блокнот, чтобы мельком бросить взгляд на Нико. Но, как оказалось, она нисколько не обиделась, потому что тон ее голоса не был резким или ядовитым. Прежняя Маки Хонока, несомненно, грубо оборвала бы Нико, демонстрируя свою холодность и снисходительность, недвусмысленно давая понять о том, насколько велико ее презрение к окружающим. «Чарльз де Maкинг… Писательский псевдоним Хоноки-сан». Точнее говоря, это был общий псевдоним двух девушек-мангак, учениц средней школы, их совместная работа пользовалась огромной популярностью в то время. В прошлом Хонокa, пережившая тяжелую утрату и сдавшаяся горю, перестала писать, но, видимо, сейчас она пыталась вернуться к творчеству. Но никто еще не знал толком, планирует ли она снова придумывать сюжеты для манги или же дебютирует как сценарист. Было ясно одно: как и другие кизнайверы, Хонока тоже воспользовалась шансом, выпавшим ей в ходе эксперимента, чтобы оправиться от ран прошлого и двигаться дальше, и в настоящее время она уверенно шла к своей цели. — Ты только что перескочила от рыб к криптидам, и это явно слишком резкая смена темы, не правда ли? — в разговор вступил натянуто улыбающийся Юта Цугухито. У него было вытянутое лицо с правильными чертами, благодаря чему он считался красавчиком, и много поклонниц среди учениц, всюду таскающихся за ним, но даже Юта начал меняться этим летом, которое он провел с остальными кизнайверами. Возможно, отчасти из-за того, что теперь Маки Хонока внимательно за ним наблюдала, он взял за правило держаться от своих поклонниц на расстоянии вытянутой руки и вместо этого начал, не скрываясь, тусоваться со своими друзьями мужского пола. Его пищевые привычки, казалось, тоже изменились, потому что он немного поправился, и вес его из недостаточного стал нормальным. «Прежний Юта-кун никогда бы не допустил подобного». Цугухито, который в прошлом красотой не отличался и всегда прикладывал огромное количество усилий для того, чтобы стать стройным и привлекательным, боялся Хисому и даже демонстрировал свою неприязнь по отношению к нему, ведь Хисому был естественно красивым, и его приятная внешность досталась ему от природы. Но теперь красота Хисому и его непосредственное присутствие перестали так сильно напрягать Юту. Изменения его тела и характера отразились на его внешности, и с лица его сошло присущее ему хитрое лисье выражение. — В любом случае, никто даже не мог представить себе, что все так обернется, и все так называемые странные животные нашего класса начнут тусоваться вместе после школы. Это просто нереально, — добавил Ютa. «В это действительно трудно поверить», — Кацухира мысленно согласился с ним и огляделся. В настоящее время в классе остались только бывшие кизнайверы, и складывалось такое впечатление, что все участники эксперимента воссоединились. Лишь самого важного человека здесь не было. — Насколько я понимаю, ты и сам чертовски странное животное, чувак, — Тэнга не оставил без внимания его грубое сравнение, и остальные ребята тоже отреагировали, некоторые согласились, некоторые возразили ему. «Все они настолько отличаются от меня… Их личности, их хобби, их образы жизни». Если учесть то, что эти ребята, которые при нормальных обстоятельствах никогда бы не стали друзьями, прямо сейчас собрались вместе, чтобы свое личное время после школьных занятий провести вместе в такой гармонии, нетрудно понять, почему Юте все произошедшее кажется чем-то нереальным. Члены группы Кацухиры, возможно, вместе выглядели так, словно были друзьями с самого начала, но истинную природу их связи сложно было бы объяснить постороннему. Правда в том, что все они стали друзьями. И их без преувеличения можно было назвать близкими друзьями. Все они, вероятно, согласились бы с этим, если бы их спросили. И если бы кто-то из них ощутил бы смутное беспокойство при этом, то лишь потому, что каждый чувствовал: их связи нельзя было дать четкое описание или какое-то обозначение. «Если бы мне пришлось с точностью определять вид нашей связи, я бы, вероятно, придумал новую категорию — кизнайверы». Короче говоря, это были узы, рожденные из связи их ран и обмена болью через систему Кизунa. Особенная и уникальная связь Кацухиры, Чидори, Тэнги, Юты, Хоноки, Нико и Хисому — семерых кизнайверов, названных так в соответствии с семью смертными грехами современной Японии, то есть: имбецил, уверенная в своей правоте мисс Назойливость, отморозок, хитрец, заносчивая госпожа Высокомерие, эксцентричная чудачка и аморал соответственно. Посторонний никогда бы этого не понял. — Мы все прошли через ад этим летом, — серьезным тоном пробормотал Тэнга, он задумался, глядя вдаль. Чидори тоже выразила свое мнение: — Было очень больно во всех смыслах… — Да? Лично я даже повеселился. Я бы сказал, что это было довольно ободряюще, — вставил Хисому, дружелюбно улыбаясь. — Это потому, что ты — чокнутый извращенец, который тащится от боли! — Юта не мог не возразить ему. — Ну, ведь наша молодость в самом разгаре, не так ли? — Пожалуй, этот эпизод своей молодости мы предпочли бы запечатать в сейфе с самым сложным замком, чтобы никогда не вспоминать о нем, большое спасибо, — Нико и Хонокa тоже высказались. — Кстати, а где Сонозаки? Когда Тэнга озвучил свой вопрос, все, естественно, разом обратили взоры на Кацухиру. — Сегодня Норико-чан… — начал было Агата, но тут же резкая боль, словно от тяжелого ранения острым лезвием, пронзила его грудь. Кацухира скривил лицо в гримасе, потому что боль была очень сильной, и стон слетел с его губ. Но подобное случилось и с ребятами. Лица остальных кизнайверов тоже одновременно исказились выражением мучения. Только Хисому выглядел восхищенным, он корчился в экстазе, но в его случае это тоже было признаком испытываемой им боли. Кацухирa чувствовал боль лишь какую-то долю секунды, и на его груди под рубашкой не пылала отметина шрама, он специально проверил это, но он уже инстинктивно понял, насколько серьезна ситуация. — Я помню это ощущение… — произнес Тэнга, рукой схватившись за грудь. Он озвучил то, о чем подумали остальные. — Но это… невозможно, не так ли? — прошептала испуганная Чидори, она выглядела так, словно спала и видела кошмар. — Но мы все почувствовали боль в одно и то же время, — Юта даже не пытался скрыть свое беспокойство. — Как? Почему?! Мы ведь больше не связаны! — голос Хоноки слегка дрожал, что отражало ее состояние, и на ее глазах навернулись слезы. — И никто из нас никогда не сможет забыть это ощущение, даже если захочет, — щеки Хисому покраснели, а тело выгнулось, он жарко и протяжно выдохнул. Тогда остается лишь одно предположение. — Мы только что разделили боль с кем-то, кто связан с нами ранами, не так ли? Но с кем?! — Нико задала главный вопрос. Этого человека в настоящее время не было в классе. Ведь если кто-нибудь из них причинил бы себе сильную боль прямо сейчас, они заметили бы это независимо от своей воли. У них было слишком мало информации для того, чтобы оценить всю серьезность их положения, но в эту минуту Кацухира мог сделать вывод, основанный на том, что они уже знали. — Восьмой кизнайвер. Едва он это произнес, все остальные застыли на своих местах.