Я ревности не знал. Ты пробудила её во мне, всю душу раскровя. Теперь я твой навек. Ты победила. Ты победила тем, что не моя.
Она даже не хотела думать о том, что произошло. Не хотела думать о Войте, но не могла. Мысли о нем то и дело возникали в ее голове, но она тут же их отгоняла, как надоедливых мух. Огнева не могла сосредоточиться. Ее тонкие, бледные пальцы перебирали старые фотографии. Василиса прикусила губу, рассматривая фото, на котором был изображен еще маленький Войт. Смешной, растрепанный мальчуган обиженно нахмурившись сжимал в руках игрушечный лук и стрелы. Даже тут, на детской фотографии он не улыбался. Все дети улыбаются. А он нет. Василиса осторожно, как в тумане прикоснулась кончиками пальцев к его лицу. Ей вдруг так сильно, просто невыносимо, захотелось увидеть его настоящую улыбку. Не ухмылку или усмешку, а искреннюю улыбку. Хотя бы уголками губ. Ей хотелось послушать его смех. Он ведь должен уметь смеяться без примеси безумия? Василиса попыталась представить себе Войта вот таким. Смешливым, дурачившимся или хотя бы просто счастливым. Не получалось. — Чем занимаешься? — как гром среди ясного неба прозвучал чей-то голос и Василиса, вздрогнув всем телом резко повернулась и заметила Рэта, с усмешкой прислонившегося к стене. Он с интересом рассматривал фотографии в руках у Огневой, и та, покраснев, быстро положила их обратно в коробку. — Ничем, — скороговоркой ответила она, сама понимая, насколько жалко сейчас выглядела. Она почувствовала себя воришкой, пойманной на месте преступления. Рэт поднял брови и демонстративно взглянул на коробку с фото, которые были спрятаны где-то на чердаке. На них нельзя было просто наткнуться, найти их можно было только поискав. — Мне просто было интересно, — сдалась Огнева под его взглядом, в котором читался немой вопрос. — Я не понимаю ни тебя, ни его, и просто хотела увидеть, какими вы все были в детстве… Да и там могли найтись фото Фэша, — последние ее слова прозвучали глухо и Рэт все с той же усмешкой покачал головой. — Фэшиара там нет, все его старые фото были изъяты, часограммы, сама знаешь, — Драгоций пожал плечами, а Василиса кивнула. Надеяться на то, что в этом замке, неприступной крепости, сохранились хоть какие-то следы предателя, было глупо. И она сама понимала это в глубине души. А так же, она отлично понимала, что увидеть что-то связанное с Фэшем не было первоочередной задачей. И это ее пугало. Не хотелось признавать. — Что, совсем нигде не улыбается? — Совсем. Ему что, в детстве конфет не давали?.. — машинально ответила Василиса все еще думая о Войте, но тут же опомнилась и, оборвав себя, с укором посмотрела на уже в открытую смеющегося Рэта. — Подловил, и рад, да? — Именно, — Драгоций подошел к столу и достал из коробки ту самую фотографию с луком, стрелами и Войтом-ребенком. — Он всегда был таким. Он единственный из нас пришел сюда из безысходности. Когда он был ребенком, кто-то бросил его в этой параллели, и Змиулан оказался единственным местом, куда он мог пойти, — Рэт уже не улыбался, а смотрел куда-то вдаль. Воспоминания приходили с трудом, тянулись текучей патокой. Василиса ловила каждое его слово, боясь пропустить что-то важное. — Он ненавидит духов, часовщиков, войну… И неудивительно, что он редко улыбается. Просто он такой, я его понимаю. — Нет, — вдруг сказала Василиса, твердо смотря ему прямо в глаза. Рэт удивленно поднял брови и легкая, насмешливая улыбка снова тронула его губы. — Нет? — Он другой, — так же уверенно произнесла Огнева. — Ну и какой же он по твоему? Просвети меня, бельчонок, — Рэт усмехнулся и прислонился к столу с интересом прислушиваясь. — Он — человек противоречия, — она скрестила руки на груди и продолжила, осторожно подбирая слова. — На самом деле ему плевать на часовщиков и духов вместе взятых. Просто он таким родился. Воин по своей натуре и война — отличное для него место, — она на секунду замолчала, пытаясь сформулировать следующую фразу и не заметила, Войта, вошедшего в зал и замершего с каменной маской на лице, слушая ее откровение. Василиса не знала, что каждым словом била в точку. — Но до мирного времени он не доживет — это точно. А если и доживет, оно убьет его. Мне кажется, ему настолько скучно, что он намеренно повсюду ищет смерти, сам того не понимая. — В следующий раз, обсуждая меня, найдите место, где я точно не появлюсь, — раздался ледяной голос Войта и Василиса шумно выдохнув от неожиданности резко развернулась и наткнулась прямо на его взгляд. Неживой. Ей вдруг почему-то захотелось, чтобы эта темнота в его глазах потеплела. Перестала напоминать могильный холод. — Мы постараемся, — ехидно улыбнулась она, следуя какому-то совершенно идиотскому, садистскому желанию выбесить его. — Уж попробуйте, — если бы сталь могла говорить, то у нее был бы голос Войта. По его скулам ходили желваки, и Василиса сглотнула. Идиотка. Выбесить-то она смогла, а вот про последствия не подумала. Как всегда. К ее удивлению Войт ничего не сделал. Развернулся и ушел. — Странно, — протянул Рэт, который, казалось, все это время задерживал дыхание и сливался ос стеной. — Раньше бы он за такое убил, тем более… — он вдруг осекся и с пониманием взглянул на Огневу. — Что? — воскликнула она и раздраженно вздохнула, едва сдержав порыв закатить глаза. — Ничего, — вдруг широко улыбнулся Рэт и окинул ее оценивающим взглядом. — Но я его понимаю. — Что ты понимаешь? — нахмурилась Огнева, вглядываясь в Драгоция, который вел себя так, будто заболел. Чем-то связанным с головой. Потому что она явно была не в порядке. Но Рэт покачал головой, цокнул языком и засунув руки в карманы ушел, весело насвистывая. — Класс, — хмыкнула она. — Он смылся. А Змиулан медленно сходит с ума.***
Войт курил. Уже, наверное, четвертую сигарету подряд. Смотрел на темное, бархатное небо, усыпанное мириадами звезд, затягивался, и выпускал сизый дым. Рядом стояла начатая бутылка обычного Остальского виски, но Драгоций, сделав всего глоток, больше к ней не притрагивался. Не любил пить один. Все-таки, он не алкоголик. Да и причины особой нет. Парень стряхнул пепел у услышал шаги на лестнице в башню. Он чуть усмехнулся. Конечно Рэт пришел. Всегда приходил. Как будто чувствовал настроение Войта. — Ну почему именно Восточная башня? Давай потом на крышу залезь, — послышался чуть раздраженный голос Рэта. — Серьезно, в южной и вид красивее и… — Что она хотела? — перебил Драгоция Войт не поворачиваясь, и сделал еще одну затяжку. — Посмотреть фотографии Фэша, — спустя пару секунд ответил Рэт, немного удивленный неожиданным вопросом. — Фэша… — протянул Войт и наконец повернулся. На его лице не дрогнул ни один мускул, но внутри почему-то заворочалось и заворчало какое-то существо, которое очень не хотело, чтобы Огнева… Он подавил желания в корне. — И все? Рэт задумался и почесал затылок вспоминая. Для него тот маленький случай не значил ровным счетом ничего, а вот Войт… Драгоций внимательно посмотрел на друга и чуть прищурил глаза. Утренние догадки снова зазвенели тревожным колокольчиком. — Еще она удивлялась, что ты не улыбаешься на детских фотографиях, — с ухмылкой произнес Рэт скрещивая руки на груди. — Ты ведь это хотел узнать? Не спрашивала ли она о тебе? — Не говори ерунды, — поморщился Войт и вдруг понял, что да. Он хотел услышать, что она спрашивала о нем. Думала о нем. Что она помнит о вчерашнем. Существо, поселившееся в груди чуть расслабилось, значит она интересовалась не только Фэшем. — Астрагоровы штаны, а тут ведь не только в этом дело, — Рэт хохотнул, а его глаза расширились от удивления, когда он наконец понял. — Да ты ревнуешь, Войт! — Да, а еще у меня есть конюшни с радужными пони и я расчесываю волосы, напевая песенки о дружбе, — саркастично отозвался Войт закатывая глаза, а увидев, как Рэт еще больше удивляется и открывает рот, чтобы что-то сказать, рявкнул: — Конечно, блять, нет, Драгоций, не тупи. — Войт, я тебя знаю… — Нет, не знаешь, — отрезал Войт и затушил сигарету об стену. — И мы не друзья, чтобы разговаривать о таком. Он развернулся, уже собираясь уйти, когда Рэт крепко схватил его за плечо. Он уже не выглядел рассеянным и веселым, каким его привык видеть Войт. Его глаза потемнели и он был совершенно серьезен. — Нет, мы друзья, Драгоций, — он выделил последнее слово. — Даже больше, мы семья. И я знаю тебя. Я знаю, что ты приходишь на эту чертову башню, когда хочешь подумать. Я знаю, что ты не пьешь один, и астрагор тебя подери, я каждый раз прихожу и у тебя было тысячи возможностей убить меня, оттолкнуть и сказать, что тебе это не нужно. Но ты не сделал этого. А знаешь почему? — Потому что ты убираешь за мной трупы, приносишь кофе и раздражаешь меньше остальных. — Войт усмехнулся и скинул его руку со своего плеча, пытаясь перевести разговор в шутку. Ему сейчас было не до выяснения отношений. — Нет, потому что ты тоже человек. Из плоти и крови. У тебя есть сердце, и оно тоже бьется, хочешь ли ты признавать это или нет. Ты заставляешь всех себя боятся, убиваешь направо, и налево, ты хочешь этого, хочешь быть хоть кому-то нужным. Просто обычной человечности. И зачем-то делаешь вид, что тебе хорошо и так, но нет… Это не так. — О, я понял, — с немного театральным детским восторгом воскликнул он. — Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты наставил меня на путь истинный и после этой беседы я пойду искать себе друзей, как гребанный Винни-Пух? Я не знаю, что происходит в твоей совершенно больной голове, но то, что ты там себе надумал, сильно расходится с реальностью. — он сделал шаг в сторону лестницы и замер, услышав тихий вопрос Рэта. — А она тебя не боится, да? Войт окаменел. — Заставляет чувствовать себя человеком… Войт сжал кулаки. — Тебе нравится быть рядом с ней… Тебе нравится наш бельчонок. Войт медленно развернулся. На его лбу пульсировала жилка, а в глазах плескалось что-то темное, настолько темное, что Рэт отступил на шаг. — По крайней мере, я не был влюблен в свою сестру. Да, Рэт, как поживает малышка-Захарра? Рэт отшатнулся и посмотрел на друга с отчаянием, страхом, злостью. На губах Войта играла злая, холодная усмешка. Да, он надавил на то больное место, о котором никто не знал. Никто, кроме него. — Как ты? — Я просто внимательный, Рэт. Еще одно слово про Огневу, и каждый в Змиулане будет знать об этом. Войт развернулся и ушел, оставляя в башне совершенно разбитого Рэта. Он сбегал по лестнице вниз, и понимал, осознавал, что сказал лишнего. Не должен был. Даже жалел. Но Рэт слишком далеко зашел. Войт ни с кем не общался так, как с ним, но и Рэту он не мог позволить знать, что творится у него на душе. Драгоций захватил из комнаты еще одну бутылку с виски и сделал глоток. Впервые в жизни ему хотелось напиться до такого состояния, чтобы себя не помнить. Впервые в жизни он пил один. Ноги сами понесли его на чердак. Парень, чуть пошатываясь, (к моменту его прибытия в темную, пыльную комнату в бутылке уже было около половины), зашел зажег на кончике стрелы огонек. Он искал то, что уже давно тут спрятал. Сметал с хлипких столов мусор, выдергивал из шкафов ящики, пока не нашел.***
После того случая утром, Василисе не хотелось выходить из комнаты, по понятным причинам. С помощью вечноблюда она заказывала себе самый разный чай, пирожные и читала… Старалась не думать, не вспоминать какого цвета у него были глаза, когда он прижал ее к стене. Насколько были растрепаны волосы. Шершавые ли были руки. Ей хотелось снова его увидеть и, как ни странно, поговорить. Огнева помнила его еще подростком. Она помнила, каким Войт был, когда она только оказалась в Змиулане. Тот человек, которого она видела сегодня был другим. Разительно отличался от того Войта. Новый он стал увереннее, злее, устрашающее. Но почему-то Василисе не хотелось боятся. Ей чертовски хотелось узнать его. Понять, почему, как так вышло, что он стал таким. Это было важно. И Василиса, которая в каждом человеке могла найти хорошее, должна была узнать его историю. Смеркалось. Девушка отбросила книгу, в которой прочитала всего пару страниц, все время отвлекаясь на мысли о Войте. Она только переоделась, как вдруг услышала стук в дверь. Немного насторожившись, Огнева подошла к двери и осторожно открыла ее. Войт. Он хоть и стоял ровно, но был абсолютно пьян. В руках у него были какие-то бумажки, которые он сжимал так, будто это были самые важные вещи на свете. — Войт, зачем ты пришел? — она прислонилась к косяку двери, сжимая пальцами ручку. Как бы она того не отрицала, Василиса немного боялась Войта. Не понимала его и боялась. Совсем каплю, но ее хватало. Драгоций сам не знал, зачем он пришел. Покопавшись на чердаке, он смог найти то, что искал. Фотографии. Которые сегодня искала она. Почему-то эта мысль была первой, и ему захотелось принести ей эти долбанные фото. Но сейчас это вылетело из его головы, как только она открыла дверь, Войт сглотнул и почему-то стал внимательно рассматривать Василису. Она была в растянутой, примерно до середины бедер, футболке с надписью на одном из Остальских языков. Майка еле прикрывала ее ноги, но Войт смотрел на ее руки, шею, плечи, выпирающие ключицы. Рассматривал фарфоровую кожу, огромные голубые глаза, чертовски яркие волосы. Она была такая красивая. А может он слишком пьяный. — Почему у тебя нет веснушек? — вырвалось у него и он внимательно взглянул ей в глаза. — Ты ведь рыжая. У тебя должны быть веснушки. Василиса от удивления распахнула глаза и несколько секунд не знала что ответить. Такого вопроса она ожидала меньше всего. — Я не знаю, — Огнева пожала плечами и заправила прядь за ухо. — У некоторых рыжих нет веснушек, так случается. Ты только за этим пришел? — Нет, — он покачал головой и протянул ей фотографии. Огнева чуть приоткрыла губы и не смогла сдержать улыбку, когда заметила на снимках Фэша. Такого родного. Кудрявого. Веселого. Но… Почему-то хотелось увидеть не его. Василиса взяла фото у Войта и постаралась не вздрогнуть, коснувшись его руки. Она просмотрела их, и подняла благодарный взгляд на Драгоция. Тот оперся рукой на косяк двери и старался не качаться. Он почему-то выглядел так мило, так естественно, не прятался за маской мудака, что Василисе захотелось погладить его по щеке или обнять. — Это все, что я нашел, — чуть виновато произнес он и Огнева снова улыбнулась. — Спасибо, — Василиса вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. — А где твои фото? — снова повернулась к Войту она и успела заметить замешательство в его глазах. — Что? — Твои фотографии. Я спрашивала о них Рэта. — Зачем тебе…? — начал Драгоций. Он совершенно точно не ожидал, что она спросит о его фотографиях. Какое ей дело до него? Когда она подняла глаза, что-то дернулось в нем. Где-то там внутри, на дне его души. Трепыхнулось и снова затихло. Слишком сильно, чтобы не заметить, но слишком слабо, чтобы что-то предпринять. Захотелось, чтобы она попробовала понять его. Не пожалеть, а именно понять. Захотелось сгрести ее в охапку, обнять и не отпускать. Чтобы больше не было холодно. Никогда. Чтобы снова почувствовать это непривычное ощущение безопасности, принадлежности к этому миру. С ней он не чувствовал себя чужим. Но тут он все понял. Он чертыхнулся и горько усмехнувшись взъерошил волосы. Догадка осенила его и Войт едва не рассмеялся. Робкие, непривычные для него самого мысли лопнули, как мыльный пузырь. Конечно, блять, как же иначе. — Он приходил к тебе, да? Рэт. И как, много рассказал? Василиса вздохнула и опустила голову. — Ну и какой же я по его мнению? Бедный несчастный мальчик или подобие Астрагора, которого нужно остерегаться? — он поднял брови и сделал к ней шаг. Сейчас он был в ярости. И она понимала это. Наконец-то боялась. Делала шаг назад, отступая. — Ты тот, кому нужна помощь, — выпалила она поднимая голову. Ее глаза сверкали решимостью. — Мне не нужна ничья херова помощь! — сквозь зубы сказал он, стараясь не выйти из себя. Злость волнами подкатывала к нему, и едва не накрывала с головой. Не надо было приходить. не надо было говорить с Рэтом. Черт возьми, почему они все пытаются жалеть его? — Нет, нужна, — закричала Василиса, делая шаг к нему и обвиняюще тыча тонким пальцем ему в грудь. — Да что с тобой не так, Войт? Зачем ты это делаешь? Зачем отталкиваешь? Чего ты, черт возьми добиваешься своим поведением? Только что, когда он принес ей фотографии он был самим собой. Тем самым Войтом, которого она видела в детстве. А когда девушка чуть отстранилась, уже не увидела того Войта, которому улыбалась. Того, кто рылся ради нее на чердаке несколько часов. Того, кто подложил ей подарок на день рождения несколько лет назад, когда думал, что она не видит. А она заметила. Тогда, на семнадцатилетие именно он подарил ей ту птицу, с Васильковыми глазами. И больше Огнева ни разу не видела того Войта. До сегодняшнего дня. Но и это мгновение закончилось через чур быстро. Уже на нее смотрел Войт Драгоций — самый настоящий мудак. Черт, в кого он такой чертовски хороший актер. Зачем он все это делает? Чего боится? Почему не подпускает к себе никого. Боится обжечься? Василиса ошиблась. На секунду, когда она поговорила с Рэтом, ей показалось, что она его поняла, но нет, это была иллюзия, он отличный актер, и Василиса даже подумала, что все то, что было — просто хорошая актерская игра. И может, в нем правда нет ничего человеческого. Оно все сгорело у него внутри, осев горсткой пепла в легких. — Что со мной не так? — едва не прошипел он. Глаза будто потемнели. Он сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не подойти ближе. Все разом разбилось, как хрусталь. Конечно, он был прав. Это не сказка. Василиса не хотела принимать его, она хотела его изменить. Починить, как сломанную игрушку. Драгоций едва не расхохотался. Слишком много матерей Терез на его голову. — Слишком много. Много чего не так, и тебе никак этого не изменить. Тебе не исправить меня, можешь не пытаться, потому что я не сломан. Не надо меня исправлять. Я — это я. — Никто не собирается тебя менять, Войт! — сказала она, смотря куда-то сквозь него. Почему-то, ей не хотелось говорить ему это в глаза, — потому что ты никому не нужен, — обидно? Возможно. Больно? Скорей всего. Она задела за живое, но это было необходимо. — Или ты думаешь, что никому не нужен, но всегда найдется человек, который захочет видеть в тебе только хорошее. И он не будет пытаться тебя изменить. Он просто вытащит это самое «хорошее» наружу. А ты сам решишь, хочешь ли ты жить с этим «хорошим», ради человека, или нет. Кроме тебя самого, никто не сможет изменить тебя. А ты этого хочешь… — И на этом, девушка остановилась. Она наконец посмотрела в его глаза. Такие… пугающе глубокие. Сколько в них таилось боли… Василисе хотелось отвернутся, но она смотрела. Она подошла чуть ближе. Совсем немного, но этого хватило, чтобы почувствовать его прохладное дыхание на себе. Он просто стоял, думал о том, что произошло только что и внезапно понял, что она пересекла черту, которую пересекать было нельзя. Вся их ругань и перепалки успокаивали его — это означало, что ничего не менялось, он по-прежнему был собой. А потом она вдруг возомнила себе, что просто обязана спасти его от самого себя! Чертова идиотка, он хотел ненавидеть ее, не чувствовать того, что чувствовал уже давно, когда находился рядом с ней, и успел подзабыть, пока ее не было. Он хотел ненавидеть, но ненавидел себя за это сам. Она снова смотрела будто сквозь него, а Войт, как тупой пятилетний ребенок все пытался словить ее взгляд. Как же он, блять, хотел всмотреться в ее до жути голубые глаза и снова ощутить привычную к другим злость, раздражение. Хоть что-нибудь привычное, знакомое. Но не мог. С ней это не работало. «Ты никому не нужен.» Слова, как лезвия. Помогали, отрезвляли своей резкостью. Уже лучше, сука. Еще немного и все вернется на круги своя. Наверное… Почему? Ну почему слова этой умалишенной вызывают в нем столько чувств? Он не хотел их, они ему нахрен не были нужны. Он всегда мог контролировать себя. У него была уйма времени, чтобы научиться самоконтролю. Он бы не растерялся сейчас, даже если бы сам отец появился перед ним. А бред Огневой просто взял и выбил его из колеи к чертовой матери. Он расхохотался. Надо же, человек ради которого стоит изменится. Он такого не слышал даже от Рэта Смех отдавал горечью. Он не хотел меняться. Не хотел. Ни за что не подпустил бы к себе никого. Но вот появилась она. С замашками психолога и красивыми речами о исправлении. Она сделала шаг вперед, оказавшись так близко, что Драгоций выдохнул от неожиданности. Она была ниже его, поэтому ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в глаза, а он смотрел на нее сверху вниз и не мог пошевелиться. Его будто ударило током. Он сжал зубы. Как блять она это делает? За секунды расхерачивает его чувство самоконтроля. Зрачки почти полностью затопили радужку. Он ненавидел ее за то, что она заставляет его переживать и в то же время хотел повторить это снова и снова. Он наклонился к ней чуть ближе, а она сделала шаг назад и снова уперлась в стену. Драгоций улыбнулся уголками губ, кажется, ему эта ситуация кое-что напоминала, и сделал еще шаг вперед. Между ними уже не было даже каких-то жалких сантиметров. Он оперся руками на стену по обе стороны от ее головы и медленно наклонился к ней ближе, заставляя чувствовать, что сейчас именно Войт тут главный. Он осторожно, но цепко ухватил ее за подбородок, заставляя чуть запрокинуть голову, навстречу его губам и услышал такой тихий, но отчетливый вздох. Василиса не отводила взгляда. Просто не могла. Его глаза будто гипнотизировали, и она молила, мысленно просила его остановиться, ведь она не могла. Между их лицами оставались какие-то миллиметры, но Войт не спешил отстранятся. Он немного поменял направление, уже наклоняясь к ее уху, опаляя дыханием щеку и «случайно» касаясь ее губами. Он был похож на хищника, вышедшего на охоту. «Ты этого хочешь, Войт.» — снова прозвучало в его голове. — А что тогда хочешь ты? — он чуть отстранился. Ровно настолько, чтобы видеть ее глаза. И при этом быть непозволительно близко. Войт провел большим пальцем по ее скуле, а потом обвел контур губ, чуть наклонив голову и все еще улыбаясь уголками губ. — Твое дыхание говорит громче слов. Он отстранился также резко, как и наклонился. Огнева, прежде напряженная, натянутая как струна, выдохнула и взглянула на него своими яркими, с расширенными зрачками глазами. Драгоций сделал два шага назад и усмехнулся так, будто то, что сейчас произошло не было ничем особенным. Только вот почему его собственное сердце колотилось как ненормальное? Она не ответила. Просто сделала несколько шагов, сокращая расстояние между ними, встала на носочки и неуверенно прижалась своими губами к его. И тогда, весь мир рухнул. Стены крошились, падали, все ушло на задний план. Он больше не существовал. Только Василиса и Войт. Он даже не успел осознать, что произошло. Не успел подумать прежде чем что-то сделать. Когда она осторожно, неуверенно, будто бы боясь, что он оттолкнет, прикоснулась своими губами к его, никаких мыслей в голове не осталось. Драгоций никогда не думал, что ее прикосновения заставят его чувствовать что-то подобное. Секунда, и он уже снова прижимает ее к холодной стене, упираясь о кафель одной рукой, перекрывая ей возможность побега. И целуя ее уверенно, даже грубо. Жадно, будто бы в последний раз. Он задыхался от ее цветочно-медового запаха, от рук, которыми она обняла его за шею. Она убивала его. Все эти годы, и сейчас особенно сильно. Медленно, неторопливо, но это было так необходимо. Он готов был умирать раз за разом, и не мог ее отпустить. Больше не было ничего, ни контроля над собой, ни мыслей о завтрашнем дне. Для Войта была только она, маленькая, хрупкая. И ему было плевать. На все. А Василиса тонула в нем. Зарывалась пальцами в его волосы, обнимала, прижималась всем телом, несмотря на внутренний голос, кричащий, что завтра она возненавидит себя за это. Но черт возьми, этот поцелуй был способен заставить забыть все. Василиса не ожидала от Войта такого напора, да и он сам не думал, что потеряет контроль. Он крепко прижимал ее к себе за талию одной рукой, другая же рука лежала на ее затылке, не давая ей прервать поцелуй. Огнева никогда не испытывала что-то подобное. А когда он прижал её к стене, обнял так, словно хотел заполучить её всю. Овладеть ею. Это нравилось, но пугало. Василиса каждую секунду пыталась заставить себя отойти. Убежать, послать его к чертовой бабушке, наорать, и больше никогда не видеть. Нет, она не могла поддаться чувствам. Да и каким? Почему она решила его поцеловать? Что её подвинуло на это? Она не могла объяснить, она просто делала и все. Это не подлежало объяснению. Её мозг слишком быстро отдавал приказы, Василиса не успевала сопротивляться. Да и не особо хотела. Драгоций оторвался от ее губ и поцеловал в шею, чувствуя, как она запрокидывает голову. Его руки были на ее теле, везде, он хотел быть еще ближе к Василисе, но ближе уже было некуда, а ему все было мало. Он снова вернулся к ее губам. Черт возьми, такого с ним не было ни разу. Ни один поцелуй не вызывал в нем столько эмоций. Никакие прикосновения не обжигали его так, как сейчас. Он отпрянул от нее так резко, что даже сам не ожидал. Оттолкнул, и она ударилась спиной о стену. Больно, наверное, потому что она поморщилась, затравленно глядя на него. Он не хотел, чтобы она так смотрела на него. — Черт возьми! — как только он смог заставить себя оторваться от ее губ, сознание снова отрезвилось, но сердце все еще колотилось как сумасшедшее. Он дышал тяжело, а голос был чуть хрипловатым. Войт запустил руку себе в волосы, а так не вовремя вернувшийся голос разума хохотал. Безумно и страшно. Сорвался. Должен был оттолкнуть. Сразу. Василиса тяжело дышала и почему-то прижимала руки к себе. Не могла поверить, что этими самыми руками она только что обнимала Войта. Хотелось закричать от злости на саму себя. Огнева опустила голову и едва сдержала слезы, которые вдруг нахлынули. Господи, что же она наделала? — Забудь, — чуть хрипло прошептала она, сжимая руками край футболки. А ему почему-то ему безумно, до жути и рези в глазах не хотелось смотреть на нее. Видеть опущенную голову, прикушенную губу и пронзительный взгляд. Потому что он сам понимал, что совершил огромную глупость. Поддался эмоциям, глупости, ей… А должен был отпрянуть сразу. Наорать на нее, или просто поиздеваться. Так бы сделал прежний Войт. Только вот где он? Почему рядом с Огневой все чаще проглядывается какой-то совершенно новый Войт. Драгоций даже не представлял, что может быть таким. Ему все же пришлось взглянуть на нее. Она выглядела такой уставшей, виноватой… Именно так, как должен выглядеть человек, совершивший непоправимую ошибку. Драгоций усмехнулся. Это ведь она его поцеловала. Он просто ответил. Конечно, ему не стоило этого делать, но почему-то он в глубине души не жалел. А вот она жалела… Ей было настолько хреново от этого факта, что она даже не могла сказать ни слова, кроме одного простого: «Забудь.» — Уже, — бросил он презрительно фыркнув и небрежно вытерев тыльной стороной свободной руки рот. Хотя это было скорее для того, чтобы больше не чувствовать вкус ее губ, чтобы не оставить ни единого напоминания, что их губы хоть как-то соприкасались. Она уже стояла к нему спиной, поэтому у него было время привести мысли в порядок. Убрать лихорадочный блеск из глаз, успокоить дыхание и сердце, совершенно ничем не выдавая насколько ударил по его броне равнодушия этот поцелуй. А у него все никак не получалось. Огнева вдруг вытерла щеку и Драгоций понял, что она плачет, но ничего не успел сделать. Василиса быстро проскользнул обратно в комнату и закрыла дверь, а Драгоций так и остался смотреть ей в след. Он не сдержался и саданул по стене, сбивая костяшки пальцев. Ему нельзя, нельзя, нельзя думать о ней. Такая красивая. Он ударил еще раз, пытаясь убить эти мысли. Такая наивная и простая. Чертовски притягивает.